Религия Библии. Христианство - Андрей Борисович Зубов

объясняя мысль древнего богослова, пишет: «Абсолютным (a-noXvra,) называется то, что не по рас­крытии имен или смыслов постигается, но достигается устранением и отвлечением от всего сущего и мыслимого. Эту неподвижность действующего разума он (Дионисий Ареопагит. — А.З.) называет темнейшим и невидимым сумраком»[94]. «Бог называется и Сущим, и Не-сущим, как ничем из сущего не являющийся и непознаваемо запре­дельный для всего: ибо нет ничего познающего, в соот­ветствии с чем Бог является ничем»[95].

Очень соблазнительно множить цитаты, поскольку в этой глубочайшей теме лучше предоставить слово тем, кто имеет действительный опыт вхождения в Сверхсущее. Если бы не необходимость дать ответ иной традиции ми­стического богообщения — платонической, то христиан­ские боговидцы, скорее всего, целомудренно молчали бы. Хотя у нас есть замечательный пример, почти наверня­ка навеянный словами Дионисия Ареопагита и Максима Исповедника, но переложенный в совершенные стихи мистика XI века Симеона Нового Богослова. Это «Гимны Божественной любви»:

«Ум становится свободен от земных напечатлений, Облачаясь одеяньем умозрений запредельных. Вещи зримые покинув и к незримым прилепляясь, Я приемлю дар великий: созерцать, любить

Нетварность, Отрешиться совершенно от всего, что возникает И тотчас же исчезает, и умом соединиться С Безначальным, Бесконечным, и Нетварным,

и Незримым.

Вот любви и суть, и сила»[96].

Так глубочайшая тьма Божественного Иного оказы­вается невыразимым светом. Обещанное Иисусом еще в последней беседе с учениками перед казнью: «Да бу­дут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, хочу, чтобы там, где Я, и они бы­ли со Мною, да видят славу Мою, которую Ты дал Мне» [Ин. 17: 21, 24] — стало для христиан жизненной целью и умонепостигаемой реальностью в Святой Троице.

Глава 7

Тайна Иисуса Христа

С V века начинаются споры о том, кто такой Сам Иисус Христос, как в Нем соотносится Божественное Сыновство — то, что Он Бог Сын, — и человечество. Это следующий этап развития богословия, тоже очень важ­ный. Если Сын не равен Отцу в Троице, у нас, у людей, нет шанса достичь полноты обожения, а именно это цель хри­стиан. Если христиане не ставят эту цель, они и не хри­стиане вовсе.

«Бог стал человеком,

чтобы человек мог стать богом»

Мученик Ириней, епископ Лионский (ок. 130 — ок. 200), уже во II веке облек это чаяние христиан в четкие фор­мулы, часто цитируемые и по сей день: «Бог стал чело­веком, чтобы человек мог стать богом» [Против ересей. III, 19,1]; «Сын Божий становится сыном человеческим, чтобы сын человеческий стал сыном Божиим» [Против ересей. III, 10, 2]. А Афанасий Великий (296-373) через двести лет определяет эту мысль еще четче: «Он (Бог) стал человеком, чтобы мы (используется множественное число. — А.З.) стали богом (единственное число. — А. З.)»[97].

Современный подвижник, архимандрит Софроний (Сахаров) объяснял своему корреспонденту в письме от июня 1961 года: «Спастись. с нашей стороны — это зна­чит всеми силами души нашей, всего нашего существа стремиться к тому, чтобы не принимать участия во гре­хе. Богословски же — спасение есть обожение челове­ка. Спасенный получает полноту божественной жизни. И это от Бога — дар»[98].

Как это возможно? Дело в том, что восточная, грече­ская мысль не довольствовалась простой верой, она тре­бовала понимания. Она исходила из того, что человек имеет божественный ум, особенно если этот человек хри­стианин, если он прошел таинство Омытия-Крещения, то он может понять такие вещи. И более того, если он их понимает неправильно, то у него могут быть проблемы со спасением[99].

Апостолы, большей частью — простые галилейские рыбаки, и их последователи не знали сложных терми­нов: усия, ипостась, омоусиос или омиусиос, и никогда бы не поняли формулировок Вселенских Соборов и тон­кости тринитарных споров. Но они знали одно, чего не знают очень многие их нынешние единоверцы: они знали, что они хотят быть в Боге. Они знали, что такое эпоптейя — епопте'а — высшее благо. Они знали, что хо­тят находиться в этом Высшем Благе, и они обретали его здесь, на Земле. Преображение Иисуса на горе Фавор — это образ того, что может и должно произойти с каждым человеком. Каждый человек призван к преображению — не к отбрасыванию своей природы, не к тому, чтобы слить­ся с безличным Богом, а чтобы преобразить свою падшую природу и природу падшего мира в природу божествен­ную, совершенную — «и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет» [Мф. 17: 2]. Евангелист специально подчеркивает, что в преображе­нии Иисуса изменяется, пронизывается светом не толь­ко тело Его, но даже и одежды — то есть внешний мир. Апостол Павел прямо указывает на обожение как на цель: «Братия, я не почитаю себя достигшим; а только, забывая заднее и простираясь вперед, стремлюсь к цели, к поче­сти вышнего звания Божия во Христе Иисусе. Кто из нас совершен, так должен мыслить» [Флп. 3:13-15].

И соответственно, первая преграда для обожения человека — если Сын не равен Отцу. А вторая прегра­да — если человечество Христа и Божественность Логоса не соединены накрепко, если в них зияют некие дырки. А почему могут зиять дырки? Очень просто! На каждом шагу мы встречаемся с этим, ведь мы же постоянно го­ворим: да, Иисус Христос — это одно, а мы — совсем дру­гое, мы такие несовершенные, плохие, а Иисус соверше­нен. Но намного богословски опаснее этого «скромного суждения» была другая мысль: что второе Лицо Троицы, то есть Бог Сын, Слово — Логос («в начале было Слово»), и Иисус Христос находятся в отношениях, когда челове­чество Христа, Его человеческая природа так или ина­че не соединена, не связана с Божественной природой. Причем эта несвязанность может быть трех видов.

Поглощение человечности Божественностью

Первый вид — это то, что человеческое естество, при­рода — фитд — настолько меньше, настолько ниже, на­столько ничтожнее Божества, что оно просто сжигается Божеством. Да, конечно, от Девы Марии Иисус получил человеческое естество, рассуждают сторонники этого взгляда, но поскольку во Христе «обитает вся полнота Божества телесно» [Кол. 2:9], человеческое естество пол­ностью слилось с Его Божественной природой и раство­рилось в ней, «как капля меда в океане».

Были и крайние еретики, которые говорили, что че­ловеческой природы в Иисусе вообще не было, что это была только иллюзия. Но они всегда были вне Церкви. А вот мнение, что человеческая природа полностью рас­творена Божественной, было очень распространено сре­ди ранних христиан. Это представление твердо отстаивал один из предводителей константинопольского монаше­ства архимандрит Евтихий (378-454), его поддерживал архидиакон Диоскор из Александрии Египетской (архи­диакон —