Закат и падение Римской Империи. Том 1 - Эдвард Гиббон

Немедленно вслед за покорением Египта была предприня­та война с Персией. Царствованию Диоклетиана суждено было сломить могущество этой нации и заставить преемни­ков Арташира преклониться перед величием Римской импе­рии.

Мы уже имели случай заметить, что в царствование Вале­риана персы завладели Арменией частью коварством, частью силой оружия и что, после умерщвления Хосроя, малолет­ний наследник престола, сын его Тиридат, спасся благодаря преданности своих друзей и был воспитан под покровитель­ством императоров. Тиридат вынес из своего изгнания такую пользу, какой он никогда не мог бы приобрести на армянском престоле, - он с ранних лет познакомился с несчастьем, с че­ловеческим родом и с римской дисциплиной. В своей молодо­сти он отличался храбростью и необыкновенной ловкостью и силой как в воинских упражнениях, так и в менее достойных состязаниях Олимпийских игр. Он сделал более благород­ное употребление из этих достоинств, вступившись за своего благодетеля Лициния. Во время мятежа, окончившегося смертью Проба, этот военачальник подвергался самой серь­езной опасности, так как рассвирепевшие солдаты уже стре­мились к его палатке; тогда армянский наследник один, без посторонней помощи удержал солдат и тем спас жизнь Лициния. Вскоре вслед за тем признательность Тиридата содей­ствовала восстановлению его права на престол. Лициний всегда был другом и товарищем Галерия, а достоинства Гале­рия, еще задолго до его возведения в звание Цезаря, доста­вили ему уважение Диоклетиана. На третьем году царство­вания этого императора Тиридат был возведен в звание царя Армении. Справедливость этой меры была столь же очевид­на, как и ее польза. Пора же было вырвать из рук персидско­го монарха важную территорию, которая со времени царство­вания Нерона всегда предоставлялась - под римским покрови­тельством - во владение младшей линии рода Аршакидов.

Рис. Тиридат.

Когда Тиридат появился на границах Армении, он был встречен непритворными выражениями радости и преданно­сти. В течение двадцати шести лет эта страна выносила все и настоящие и воображаемые неприятности чужестранного господства. Персидские монархи украшали завоеванную страну великолепными зданиями; но эти здания строились на деньги народа и внушали отвращение, потому что служи­ли свидетельством рабской зависимости. Опасение мятежа вызывало самые суровые меры предосторожности; к угнете­нию присоединялись оскорбления, и победитель, сознавая всеобщую к нему ненависть, принимал такие меры, которые делали эту ненависть еще более непримиримой. Мы уже го­ворили о духе нетерпимости, которым отличалась религия магов. Завоеватели из религиозного усердия разбили в куски статуи причисленных к богам царей Армении и священные изображения солнца и луны, а на алтаре, воздвигнутом на вершине горы Багавана, зажгли и поддерживали вечный огонь в честь Ахура-Мазды. Понятно, что народ, доведенный до отчаяния столькими оскорблениями, с жаром взялся за оружие для защиты своей независимости, своей религии и своего наследственного монарха. Поток народного восстания ниспроверг все препятствия, и персидские гарнизоны отсту­пили перед его яростным напором. Армянская аристократия стеклась под знамена Тиридата; указывая на свои прошлые заслуги и предлагая свое содействие в будущем, она искала у нового царя тех отличий и наград, от которых ее с презрени­ем отстраняло чужеземное правительство. Командование армией было вверено Артавасду, отец которого спас юного Тиридата и семейство которого поплатилось жизнью за этот великодушный подвиг. Брат Артавасда был назначен губер­натором одной провинции. Одна из высших военных долж­ностей была возложена на отличавшегося необыкновенным хладнокровием и мужеством сатрапа Отаса, предложившего царю свою сестру и значительные сокровища, которые он уберег от жадности персов в одной из отдаленных крепостей. В среде армянской аристократии появился еще один союз­ник, судьба которого так замечательна, что мы не можем не остановить на ней наше внимание. Имя его было Мамго; по происхождению он был скиф, а орда, признававшая над со­бой его власть, жила за несколько лет перед тем на окраине Китайской империи, которая простиралась в то время до окрестностей Согдианы. Навлекши на себя гнев своего по­велителя, Мамго удалился со своими приверженцами на бе­рега Окса и просил покровительства у Шапура. Китайский император потребовал выдачи перебежчика, ссылаясь на свои верховные права. Персидский монарх сослался на пра­вила гостеприимства и не без вреда избежал войны, дав обе­щание, что он удалит Мамго на самые отдаленные западные окраины, и заверив, что такое наказание не менее страшно, чем самая смерть. Местом изгнания была выбрана Армения, и скифской орде была отведена довольно обширная территория, на которой ей было позволено пасти свои стада и пере­носить свои палатки с одного места на другое сообразно с переменами времен года. Ей было приказано воспротивиться вторжению Тиридата, но ее вождь, взвесив полученные им от персидского монарха одолжения и обиды, решился перей­ти на сторону его противника. Армянский государь, очень хорошо понимавший, какую цену имеет помощь такого спо­собного и могущественного союзника, как Мамго, обошелся с ним чрезвычайно вежливо и, удостоив его своего доверия, приобрел в нем храброго и верного слугу, много содейство­вавшего возвращению ему престола.

В течение некоторого времени счастье, по-видимому, бла­гоприятствовало предприимчивости и мужеству Тиридата. Он не только очистил всю Армению от врагов своего семейст­ва и своей родины, но, подстрекаемый жаждой мщения, перенес войну в самое сердце Сирии или, по меньшей мере, проник туда в своих набегах. Историк, сохранивший имя Ти­ридата от забвения, восхваляет с некоторой примесью наци­онального энтузиазма его личные доблести и, в духе восточ­ных сказочников, рассказывает о гигантах и слонах, павших от его непобедимой руки. Но из других источников мы узна­ем, что царь Армении был отчасти обязан своими успехами внутренним смутам, раздиравшим в то время Персидскую монархию. Два брата оспаривали друг у друга персидский престол, а когда один из них, по имени Хормизд, убедился, что его партия недостаточно сильна для борьбы, он прибег­нул к опасной помощи варваров, живших на берегах Кас­пийского моря. Но междоусобная война окончилась, неиз­вестно, победой или примирением, и всеми признанный за короля Персии Нарсе направил все свои силы против внеш­него врага. Тогда борьба сделалась слишком неравной и храбрость героя уже не могла противостоять могуществу мо­нарха. Вторично свергнутый с престола Армении Тиридат снова нашел себе убежище при дворе римских императоров. Нарсе скоро восстановил свое господство над взбунтовавшей­ся провинцией и, громко жалуясь на покровительство, ока­занное римлянами бунтовщикам и перебежчикам, предпри­нял завоевание всего Востока.

Ни благоразумие, ни честь не позволяли императорам от­казаться от защиты армянского царя, и потому было решено употребить в дело все силы империи для войны с Персией.

Со своим обычным спокойствием и достоинством Диоклети­ан избрал местом своего пребывания Антиохию, чтобы отту­да подготовлять и направлять военные действия. Началь­ство над легионами было вверено неустрашимой храбрости Галерия, который с этой целью был переведен с берегов Ду­ная на берега Евфрата. Обе армии скоро встретились на рав­нинах Месопотамии, и между ними произошли два сраже­ния, не имевшие никакого решительного результата; но третья встреча имела более решительные последствия, так как римская армия была совершенно разбита. Причину этой неудачи приписывали опрометчивости Галерия, который на­пал с незначительным отрядом на бесчисленные полчища персов. Но знакомство с местностью, которая была сценой действия, заставляет думать, что его поражение произошло от другой причины. То самое место, на котором был разбит Галерий, уже приобрело известность тем, что там погиб Красс и были истреблены десять легионов. Это была гладкая равнина, простиравшаяся более чем на шестьдесят миль от возвышенностей Карры до Евфрата и представлявшая собой ровную и голую песчаную степь, на которой не было ни од­ного пригорка, ни одного деревца и ни одного источника свежей воды. Тяжелая римская пехота, изнемогавшая от жа­ры и от жажды, не могла рассчитывать на победу, не покидая своих рядов; но она не могла разорвать свои ряды, не подвер­гая себя самой неминуемой опасности. В то время как она находилась в таком затруднительном положении, она была мало-помалу окружена более многочисленными неприятель­скими силами; тем временем кавалерия варваров беспре­станно тревожила ее своими быстрыми эволюциями и унич­тожала ее своими стрелами. Царь Армении выказал в этой битве свою храбрость и среди общего несчастья покрыл себя славой. Неприятель преследовал его до Евфрата; его лошадь была ранена, и ему, по-видимому, не оставалось никакой на­дежды на спасение. В этой крайности Тиридат прибегнул к единственному способу спасения, какой казался возможным: он соскочил с лошади и бросился в реку. На нем были тяже­лые воинские доспехи, а река была глубока и в этом месте имела в ширину по меньшей мере полмили, однако таковы были его сила и ловкость, что он благополучно достиг противоположного берега. Что касается римского полководца, то нам неизвестно, каким образом ему удалось спастись; но нам известно, что, когда он возвратился в Антиохию, Диоклети­ан принял его не с участием друга и сотоварища, а с негодованием разгневанного монарха. Этот до крайности высоко­мерный человек был до такой степени унижен в собственных глазах сознанием своей вины и своего несчастья, что, поко­ряясь воле Диоклетиана, шел в императорской мантии пеш­ком за его колесницей более мили и таким образом выказал перед всем двором свой позор. После того как Диоклетиан удовлетворил свое личное гневное раздражение и поддержал достоинство верховной власти, он склонился на смиренные мольбы Цезаря и дозволил ему попытаться восстановить как свою собственную честь, так и честь римского оружия. Изне­женные азиатские войска, которые, по всему вероятию, бы­ли употреблены в дело в первую экспедицию, были замене­ны новой армией, составленной из ветеранов и из набранных на иллирийской границе рекрутов, и, сверх того, был принят на императорскую службу значительный отряд готских вспомогательных войск. Во главе избранной армии из двадцати пяти тысяч человек Галерий снова перешел Евфрат; вместо того, чтобы подвергать свои легионы опасностям перехода через голые равнины Месопотамии, он двинулся вперед че­рез горы Армении, где нашел преданное Риму население и местность столько же удобную для действий пехоты, сколько она была неудобна для действий кавалерии. Несчастье еще более укрепило римскую дисциплину, тогда как возгор­дившиеся своим успехом варвары сделались столь небрежны и нерадивы, что в ту минуту, когда они всего менее этого ожидали, они были застигнуты врасплох деятельным Галерием, который, в сопровождении только двух кавалеристов, собственными глазами осмотрел состояние и расположение их лагеря. Нападение врасплох, в особенности если оно про­исходило в ночное время, почти всегда оказывалось гибель­ным для персидской армии. Персы имели обыкновение не только привязывать своих лошадей, но также связывать им ноги, для того чтоб они не могли убежать; а когда случалась тревога, перс, прежде чем быть в состоянии сесть верхом на лошадь, должен был укрепить на ней чепрак, надеть на нее узду и надеть на самого себя латы. Поэтому неудивительно, что стремительное нападение Галерия причинило в лаге­ре варваров беспорядок и смятение. За легким сопротивлени­ем последовала страшная резня, и, среди общего смятения, раненый монарх (так как Нарсе лично командовал своими армиями) обратился в бегство в направлении к мидийским степям. В его палатках и в палатках его сатрапов победитель захватил громадную добычу, и нам рассказывают один слу­чай, доказывающий, в какой мере грубые, хотя и воинствен­ные легионы были мало знакомы с изящными предметами роскоши. Сумка, сделанная из глянцевитой кожи и напол­ненная жемчугом, попала в руки простого солдата; он тщательно сберегал сумку, но выбросил все, что в ней было, по­лагая, что то, что не годится ни для какого употребления, не может иметь никакой стоимости. Но главная потеря Нарсе была из числа тех, которые всего более чувствительны для человеческого сердца. Многие из его жен, сестер и детей, сопровождавших его армию, были взяты в плен победителем. Впрочем, хотя характер Галерия вообще имел очень мало сходства с характером Александра, он после своей победы принял за образец обхождение македонского героя с семей­ством Дария. Жены и дети Нарсе были защищены от всякого насилия и грабежа; их отправили в безопасное место, и с ни­ми обходились с теми уважением и вниманием, какие был обязан оказывать великодушный враг их возрасту, полу и царскому достоинству.