Закат и падение Римской Империи. Том 1 - Эдвард Гиббон

Рис. Марк Аврелий Мавзей Валерий Караузий.

Когда Британия была таким образом оторвана от империи, римляне стали более ясно сознавать важность этой провин­ции и искренно сожалеть о ее утрате. Они стали превозно­сить и даже преувеличивать размеры этого прекрасного ост­рова, наделенного от природы со всех своих сторон удобными гаванями; они стали восхвалять умеренность его климата и плодородие почвы, одинаково годной и для произрастания зерновых хлебов, и для разведения винограда, и дорогие ми­нералы, которые там были в изобилии, и богатые пастбища, покрытые бесчисленными стадами, и леса, в которых не бы­ло ни диких зверей, ни ядовитых змей. А всего более они со­жалели об огромных доходах, получавшихся из Британии, и признавались, что такая провинция стоит того, чтобы сде­латься самостоятельной монархией. Семь лет она находи­лась во власти Караузия, и в течение всего этого времени фортуна не изменяла мятежнику, обладавшему и мужест­вом, и дарованиями. Британский император защитил грани­цы своих владений от живших на севере каледонцев, выпи­сал с континента множество искусных артистов и оставил нам медали, свидетельствующие об изяществе его вкуса и о его роскоши. Будучи родом из соседней с франками провин­ции, он искал дружбы этого сильного народа и старался льстить ему, перенимая его манеру одеваться и его нравы. Самых храбрых молодых людей этого племени он принимал к себе на службу в армию и во флот, а в награду за доставля­емые ему этим союзом выгоды сообщал варварам опасные познания в военном и морском деле. Караузий все еще удер­живал в своей власти Булонь и окрестную страну. Его флоты победоносно разгуливали по каналу, господствовали над ус­тьями Сены и Рейна, опустошали берега океана и распространяли славу его имени по ту сторону Геркулесовых Стол­бов. Британия, которой было суждено сделаться в отдален­ном будущем владычицей морей, уже заняла под его управ­лением свое естественное и почтенное положение морской державы.

Рис. Гай Галерий Валерий Максимиан.

Тем, что Караузий захватил стоявший в Булони флот, он лишил своего повелителя возможности преследовать его и наказать. А когда, после многолетних усилий, римляне спу­стили на воду новый флот, непривычные к этому элементу императорские войска были без большого труда разбиты опытными моряками узурпатора. Эта неудачная попытка привела к заключению мирного договора. Диоклетиан и его сотоварищ, основательно опасавшиеся предприимчивости Караузия, уступили ему господство над Британией и против воли допустили этого взбунтовавшегося подданного к уча­стию в императорских почестях. Но усыновление двух це­зарей возвратило римской армии ее прежнюю энергию, и в то время, как рейнская граница охранялась Максимианом, его храбрый сотоварищ Констанций взял на себя ведение войны с Британией. Его первые усилия были направлены на важный укрепленный город Булонь. Он соорудил громадный мол поперек входа в гавань и тем лишил осажденных всякой надежды на помощь извне. После упорного сопротивления город сдался, и значительная часть морских сил Караузия досталась победителю. В течение трех лет, употребленных Констанцием на сооружение флота, достаточно сильного для завоевания Британии, он упрочил свою власть над берегами Галлии, проник в страну франков и лишил узурпатора воз­можности рассчитывать на помощь этих могущественных со­юзников.

Прежде нежели приготовления были окончены, Констан­ций получил известие о смерти тирана, которое было приня­то за несомненное предзнаменование предстоящей победы. Приверженцы Караузия последовали данному им самим примеру измены. Он был убит своим первым министром Аллектом, и убийце достались в наследство и его власть, и его опасное положение. Но он не имел способностей Караузия ни для пользования властью, ни для борьбы с противником. Он с беспокойством и трепетом окидывал взором противопо­ложный берег континента, где на каждом шагу видны были военные снаряды, войска и корабли, так как Констанций имел благоразумие так рассыпать свои военные силы, что неприятель никак не мог догадаться, с какой стороны будет сделано нападение. Наконец нападение было сделано глав­ной эскадрой, которая находилась под начальством отлично­го военаначальника - префекта Асклепиодата и была собрана близ устьев Сены. Искусство мореплавания стояло в ту пору на такой низкой ступени, что ораторы восхваляли отважное мужество римлян, пустившихся в море при боковом ветре и в бурную погоду. Но погода оказалась благоприятной для их предприятия. Под прикрытием густого тумана они уверну­лись от кораблей, поставленных Аллектом у острова Уайта с целью загородить им путь, высадились благополучно на за­падном берегу Британии и доказали ее жителям, что превос­ходство морских сил не всегда может предохранять их страну от неприятельского нашествия. Лишь только все император­ские войска высадились на берег, Асклепиодат сжег свои ко­рабли, а так как его экспедиция оказалась удачной, то его ге­ройским поступком все восхищались. Узурпатор занимал по­зицию подле Лондона в ожидании нападения со стороны Констанция, принявшего личное начальство над булонским флотом; но высадка нового врага потребовала его немедлен­ного присутствия на Западе. Он совершил этот длинный пе­реход с такой торопливостью, что встретился с главными си­лами префекта, имея при себе лишь небольшой отряд изму­ченных и упавших духом войск. Сражение скоро кончилось совершенным поражением и смертью Аллекта: одна битва - как это не раз случалось - решила судьбу этого обширного острова, и, когда Констанций высадился на берегах Кента, он был встречен толпами послушных подданных. Их радост­ные возгласы были громки и единодушны, а добродетели победителя заставляют нас верить, что они искренно радова­лись перевороту, который, после десятилетнего разъедине­ния, снова восстановил связь Британии с Римской импе­рией.

Британия могла опасаться только внутренних врагов, и, пока ее губернаторы оставались верными императору, а вой­ска соблюдали дисциплину, вторжения полунагих шотланд­ских и ирландских дикарей не могли считаться серьезной уг­розой для безопасности острова. Сохранение спокойствия на континенте и оборона больших рек, служивших границами для империи, были и более трудны, и более важны. Полити­ка Диоклетиана, служившая руководством и для его сотова­рищей, заключалась в том, что с целью сохранения обще­ственного спокойствия он старался возбуждать раздоры меж­ду варварами и усиливал укрепления, оберегавшие римские границы. На Востоке он устроил ряд лагерей, простиравшихся от Египта до персидских владений, и для каждого лагеря на­значил достаточный постоянный гарнизон, который нахо­дился под командой особого военачальника и снабжался вся­кого рода оружием из арсеналов, только что устроенных им­ператором в Антиохии, Эмесе и Дамаске. Не менее предус­мотрительны были меры, принятые императором против столько раз испытанной на деле храбрости европейских вар­варов. От устьев Рейна и до устьев Дуная все старинные ла­геря, города и цитадели были тщательно исправлены, а в самых опасных местах были с большим искусством построены новые укрепления; в пограничных гарнизонах была введена самая неусыпная бдительность и были сделаны всевозмож­ные приспособления, чтобы придать этой длинной линии ук­реплений прочность и непроницаемость. Варварам редко удавалось прорваться сквозь эту сильную преграду, и они с досады нередко изливали свою ярость одни на других. Готы, вандалы, гепиды, бургунды и алеманны взаимно ослабляли друг друга непрестанными войнами, и, кто бы из них ни одерживал верх, побежденными всегда были враги Рима. Подданные Диоклетиана наслаждались этим кровавым зре­лищем и поздравляли друг друга с тем, что бедствия междоу­собной войны составляют удел одних только варваров.

Несмотря на свое искусное управление, Диоклетиан не всегда был в состоянии сохранить ничем не нарушаемое спо­койствие в течение своего двадцатилетнего царствования и вдоль границы, простиравшейся на несколько сот миль. Слу­чалось, что варвары прекращали свои внутренние раздоры; случалось также, что они успевали силой или хитростью прорваться сквозь цепь укреплений вследствие оплошности гарнизонов. Всякий раз, когда они вторгались в римские про­винции, Диоклетиан вел себя с тем спокойным достоинст­вом, которое он всегда старался выказывать или которым он, может быть, и в самом деле обладал; он сам появлялся на ме­сте действия только в тех случаях, которые были достойны его личного присутствия; он без особенной необходимости никогда не подвергал опасности ни самого себя, ни свою ре­путацию; он обеспечивал себе успех всеми способами, какие только могла внушать предусмотрительность, и выставлял в самом ярком свете результаты своих побед. В войнах, кото­рые были более трудны и исход которых был более сомните­лен, он употреблял в дело суровое мужество Максимиана, а этот преданный солдат приписывал свои собственные победы мудрым советам и благотворному влиянию своего благодете­ля. Однако после усыновления двух цезарей сами императо­ры предоставили себе менее опасную сферу деятельности, а защиту Дуная и Рейна поручили усыновленным ими полко­водцам. Бдительный Галерий ни разу не был доведен до не­обходимости побеждать варваров на римской территории. Храбрый и деятельный Констанций спас Галлию от страшно­го нашествия алеманнов, а его победы при Лангре и Виндониссе, как кажется, были результатом таких битв, в которых он подвергался большим опасностям и в которых он выказал большие дарования. В то время как он проезжал по открытой местности в сопровождении небольшого отряда телохраните­лей, он был внезапно окружен многочисленными неприя­тельскими силами. Он с трудом добрался до Лангра, но среди общего смятения граждане отказались отворить ворота, и ра­неный государь был поднят на городскую стену при помощи веревок. Но когда римские войска узнали о его затрудни­тельном положении, они со всех сторон поспешили к нему на помощь, и в тот же день вечером он восстановил честь своего оружия и отомстил за себя, положив на поле сражения шесть тысяч алеманнов. Из дошедших до нас исторических памятников того времени, быть может, можно бы было извлечь туманные сведения о нескольких других победах над сармат­скими и германскими варварами; но скучные розыски этого рода не были бы вознаграждены ни чем-либо интересным, ни чем-либо поучительным.