Чертополох. Репортаж из поднебесья - Родион Рахимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шестьдесят шестой километр
Поселок вдруг кончился. Я это понял по тому. Что стало темно. Дорога за поселком не освещалась. Возвращаться назад я не хотел. Опасаясь встречи с Эдиком, который наверняка уже меня разыскивал. Теперь я был зол и мог побить его. Впереди, слева, виднелись еще несколько одиноких домов, манящих проемами освещенных окон.
В первом доме мне не открыли. Во втором оказались только дети. И они, пошушукавшись за дверями, не рискнули открыть незнакомому дяде. И направился к третьему, уже без всякой надежды быть пущенным и обогретым.
Но на дороге стоял Эдик. Без шапки. Шуба нараспашку.
– Куда ты ушел? – голос был явно обиженным. – Ты что на меня обиделся? Так, я же к родичам за магнитофоном ходил. Пойдем, потанцуем!
– Мне не до танцев, – зло бросил я. И пошел было своей дорогой, но он схватил меня в охапку и потащил обратно. Я не хотел. Но он настаивал на своем. И до тех пор, пока мы не оказались на снегу. Я пытался подняться, но тут чей-то ботинок отпечатался на моих ребрах.
– Наших, бьют, – донесся до меня чей-то пьяный голос. Огляделся, их было трое. В руке одного из них что-то блеснуло. Надо было защищаться. И я защитился, как меня учили. И главное легко и быстро, что даже сам удивился. Например, киношники, чтобы снять такой дубль, неделю бы бились, и вряд ли так вышло!
Отделавшись от них, я все-таки направился к третьему дому. Я даже повеселел. Улыбнувшись, обернулся. Они преследовать не стали. Только погрозили кулаком вслед, на всякий случай.
– Кто там? – спросил за дверью хриплый мужской голос.
– Извините, не пустите ли переночевать? Ехал в Павловск, а машина сломалась, – солгал я, потому что никакой машины у меня не было да и быть не могло.
Хозяин загремел засовом.
– С Новым годом!
– С Новым счастьем, – отозвался он, окинув меня недоверчивым взглядом. И, поправив левой рукой спадающую с плеч телогрейку, поеживаясь от холода, засеменил впереди меня в дом.
– Кто там? – донесся из темноты женский голос.
– Дед Мороз пришел! – пошутил хозяин, включив в прихожей свет. И, обращаясь ко мне, добавил. – Ну, что же, раздевайся, сынок, проходи, погрейся у печки. Холодновато сегодня. Как там, гуляют?
– Да. Праздник.
– Сын у нас с рейса не приехал, шофер он у нас в леспромхозе, вот и беспокоится сноха. Дорога есть дорога, всякое может, случится.
– Это точно, – заключил я.
– Ну, проходи, погрейся! А я пойду, посмотрю, корова должна отелиться. Молодая еще. Первый отел. Давеча смотрел, лежала. Кабы не проглядеть, – бормотал дед, направляясь к выходу. У натопленной печки было тепло.
Вышла молодая хозяйка. Еще совсем девочка, небольшого роста, с чуть заспанным лицом.
– А я подумала, в самом деле, Дед Мороз, – с некоторым разочарованием проговорила она.
– Да нет. Деду Морозу легче. У него тройка лошадей – техника безотказная, наддал «овса» и жару. Не то, что у нас грешных. Спасибо, что пустили, не то пришлось бы замерзать в машине, – продолжал я играть в незадачливого автолюбителя. И в то же время, стыдясь своей лжи. Но говорить правду не хотелось.
– Есть хотите? – спросила она, прислушиваясь к каждому шороху на улице – ждала мужа.
– Не особенно. Но от горячего чая, пожалуй, не откажусь. Она сняла накидку с накрытого по-праздничному стола и налила мне чаю.
– Угощайтесь, пожалуйста! Вот наготовила, думала, приедет, посидим, – виновато улыбнулась она, и так же тихо ушла, как и появилась.
– Вроде начинается, – сказал дед, возбужденно хлопнув дверью и топая валенками. – Но что-то не так…
Дед был еще крепок: с чуть поседевшей щетиной коротко отстриженных волос, крупным красным носом, рыжими прокуренными усами и веселыми добрыми глазами на широком лице. Левой руки не было. Это я заметил только потом, когда он скинул замасленную телогрейку.
Немного согревшись, мне вдруг захотелось принять участие в их заботах.
– Пойдем, посмотрим, – сказал я.
Рыжая корова лежала на соломе, запрокинув голову. Крутые бока то поднимались, то опускались. Почувствовав наше присутствие, она приподняла голову и несколько раз жалобно промычала, как бы прося о помощи.
– Ветеринар в поселке есть? – спросил я.
– Откуда ему тут взяться, в леспромхозе. Только в соседнем колхозе, за десять километров… Ну, что стоять-помогать надо. Видишь, трудно идет.
Я ни разу не видел, как рождаются телята, и было опешил. Но хозяин быстро завладел мной и моими мыслями. И дальше я делал все, что приказывал дед, сразу же позабыв о брезгливости.
– Тяни плавней, копыта оторвешь, – командовал дед, нажимая одной рукой и коленом на живот буренки. Возились долго, маленькие копыта выскальзывали из рук, и я падал на солому.
– На, возьми веревку и перехлестни ноги… Вот так… Тяни, плавней тяни. Оторвешь ноги теленку, не расплатишься, – уже шутил дед, увидев, что дело пошло быстрее.
– Фу ты, – проговорил дед, вытирая руку об солому. – Ну, кажется все! Пойдем пока в дом. Пусть мать оближет. А ты ничего, молодец, не оробел, и не стал воротить носа. Тебя как зовут-то?
– Алеша.
– А меня Иваном Матвеевичем кличут.
В доме помыли руки, и Иван Матвеевич принес бутылку водки и два стакана.
– Ну что, Алексей, обмоем теленочка-то? Теперь вроде Крестного ему приходишься, что ли?! – улыбался дед, наполняя стаканы. – Употребляешь? Лично теперь я только по особым случаям… раньше пил много.
Выпили и закурили у раскрытой плиты.
– Дом-то свой? – спросил я.
– Леспромхозовский. В прошлом году сыну дали. Ничего, дом большой и теплый. Только недолго придется жить в нем…
– А что выселяют?
– Да, нет. Кому мы нужны? Работа кончается. Леса лет на пять осталось. Вот вырубят и все. И комбинату бумажному каюк… Что делать? Опять сыну работу придется искать. Да и я уже привык к лесу, жить без него не могу. Сын говорит, что в Сибири много леса. Туда и поедем. На кой… мне она Сибирь, когда я здесь привык. Здесь, почитай, лет тридцать уже работаю. Мне каждое дерево знакомо. Каждый куст здоровается. И не далек тот день, хотелось бы здесь….
– Да, задача, – сказал я. – К сожалению, мне все это знакомо! Ну что пойдем, посмотрим, что там?
Хозяин не мог поднять теленка одной рукой. И поэтому молодая хозяйка тоже стала одеваться.
– Не беспокойтесь, – сказал я, – лучше я принесу теленка. Только дайте что-нибудь накинуть. Теленок при свете электрической лампочки оказался рыженьким как мать, но только с белым пятнышком на лбу. Она уже пыталась встать, но копытца скользили по окрашенному полу.
Мы выпили еще по одной, уже втроем, и легли спать.
Всю ночь снились кошмары. Снимали кино. Местом съемок почему-то выбрали Красные Ключи. И поэтому весь поселок высыпал на улицу. Был теплый летний день. Все камеры, поблескивающие линзами объективов, были установлены в небо, где парил дракон величиной с ТУ-154: покрытый зеленой чешуей, перепончатыми крыльями и утолщением на хвосте в виде булавы. Из ноздрей то и дело вырывалось пламя.
Чтобы было лучше видно, мы с Олей поднялись на балкон двухэтажного кирпичного строения. Она была в «сафари», большой белый платок прикрывал животик. Она была почему-то обижена и на меня, и не смотрела в мою сторону. По замыслу «киношников» Дракон должен был защитить народ от другого «злого» Дракона. И поэтому с минуты на минуту должен был начаться воздушный бой двух монстров.
В ожидании, наш Дракон низко парил в воздухе. На чем и как он летал, нам было неведомо, видимо электроника! С каждым разом, разворачиваясь, возле нашего дома, его заносило. И вот во время очередного разворота он хвостом задел угол дома. Народ ахнул! А при следующем развороте снес пол дома. Половина балкона, на котором мы стояли с Олей, обвалилась, обнажая рваные края бетона и ржавой арматуры, и вместе со мной полетел вниз. Я протягивал Оле руку, но она не видела меня. Я падал вниз. Мимо меня пролетали обломки балкона, кирпичи, обувь и даже пианино на крышке, которой, покачиваясь, стояла ваза с цветами. А я продолжал падать. Оля, превратившись в точку, совсем исчезла. Я пролетел сквозь Землю и уже с той стороны видел, как горела земля, сталкивались поезда, падали самолеты взрывались дома. Народы континентов воевали друг с другом. Из путин океана поднимались огромные волны и смывали материки.
– Я не виноват! – кричал я. Но слов моих не было слышно.
Мир летел в тартарары. Вместе с ним и я. Слева и справа, сталкиваясь, взрывались планеты, из обломков которых выстраивались буквы, а из букв слова: «Виновен, Виновен, Виновен!».
Я проснулся в холодном поту.
Обстановка была не знакома. Надо было определиться во времени и в пространстве. Начал вспоминать вчерашний день. Вспомнил Олю. И даже не заметил, как слезы покатились по моим щекам.
– Дяденька, не плачь! – вдруг сказала девочка лет трех, неожиданно появившись у моего изголовья, в шерстяной вязаной кофточке. – Ты ведь узе больсой… Видесь, дазе я не плачу, – и провела своей маленькой ручкой по моему лицу и взлохмаченным волосам.