Записки эмигранта - Александр Семёнович Кашлер

в глубоком ущельи, который усилиями  натуралиста Джона Мьюира в 1908 году президентом Теодором Рузвельтом был объявлен национальным заповедником. Он расположен севернее Сан-Франциско на 19 км и представляет собой уникальное место с соответствующим климатом,  сочетающим океанскую прохладу и яркое солнце. Это одно из немногих мест на Земле, где возможно произрастание самых высоких деревьев – гигантских секвой высотой до 80 метров и с шириной ствола до 7 метров в диаметре. Ни одно дерево в мире не способно поднять живительную почвенную влагу на такую высоту. Для наглядности оценки величины создаваемого давления, требуемого при этом, можно привести сравнение с напором воды, развиваемом на уровне земли пожарной помпой при тушении пожара в 30-ти этажном здании, что примерно эквивалентно высоте секвой. Дополнительную помощь в необходимом водоснабжении деревьев оказывает уникальная способность листьев секвой поглощать влагу из окружающего воздуха. Кстати, о пожаротушении. Кроме всех уникальных свойств этих деревьев, следует отметить ещё одно – их огнестойкость. Структура, плотность и влажность коры, как рыцарские доспехи, защищают деревья от огня. Это, в том числе, сказывается и на долголетии исполинов. Срок жизни деревьев неимоверен. Даже трудно себе представить их возраст – 1200 лет! На территории заповедника демонстрируется срез упавшего дерева, на годовых кольцах ствола которого отмечены вехи истории, и где, например, событие открытия Америки Колумбом более пятисотлетней давности приходится на середину возраста дерева. Наглядность впечатляет! Территория заповедника ухожена и постоянно очищается от опавшей листвы, веток и упавших деревьев. Тропинки ведут по кольцевому маршруту, идя по которому нельзя разминуться с широкой обширной поляной – местом, где летом 1945 года зародилась Организация Объединённых Наций. Документ об этом был подписан 26 июня 1945 года на конференции в Сан-Франциско представителями пятидесяти стран мира.

Надышавшись чистым воздухом, в меру уставшие, но полные неизгладимых впечатлений, мы возвращались в Сан-Франциско. Да, прав был Юрий Александрович, посоветовав своему другу побывать там. Я посещал заповедник и раньше, но каждый раз встреча с таким уникальным природным явлением вновь и вновь приносила восторг и восхищение разнообразием окружающего нас мира. А потом было шоу-показ красивейшего на Земле города – Сан-Франциско. Кто там не бывал, тот не может оценить в полной мере сочетания рукотворной и природной исключительности этого места. Недаром авторы Британской энциклопедии находят в городе элементы трёх таких разных по характеру, и таких непохожих друг на друга столиц: Парижа, Нью-Йорка и Афин. Им в Британии видней. Хотя, если покопаться, то каждый турист может разглядеть в этом замечательном городе что-то своё. Наверное, мои спутники – харьковчане – это тоже отметили и увидели такое, что напомнило им их родной Харьков.

Не знаю, не успел спросить – мы в этот момент поднимались от Залива по улице Дивизадеро в центр города, вверх по одному из крутых холмов, которыми изобилует городской ландшафт. Чувствую, что, не доезжая нескольких метров до перекрёстка, моя машина, находясь, наверное, под углом 45 градусов с задранным вверх капотом, начинает исчерпывать свой ресурс мощности. Что же явилось причиной тому, кроме крутого подъёма? То ли возраст и изношенность той самой "моей первой" машины, то ли избыточный вес научных степеней моих пассажиров поспособствовал этому – не знаю. Каким-то нечеловеческим усилием из последних лошадиных сил, в положении педали газа "в пол" и с "добрым" словцом, мобилизующим на подвиги даже железяку, всё-таки удалось дотянуть до спасительной горизонтали. Уф-ф! Не ударили мы с автомобилем в грязь лицом перед заезжими натуралистами.

Под конец мы заглянули "на огонёк" на шоколадную фабрику “Ghirardelli”, известную во всём мире среди сладкоежек. Это стало поистине достойным десертом для нашей обширной поездки в течение длинного летнего дня. Перекусили, поговорили. Они были в восторге от времени, проведённого в путешествии. Честно говоря, не знаю кто из нас преуспел в этом больше. Несмотря на напряжённый день, удовольствие, полученное мною от общения с хорошими и приятными людьми, превзошло всё  остальное. В знак благодарности они подарили мне огромную плиту (не путать с плиткой) шоколада, приготовленную там же, в “Ghirardelli” . Плита своими размерами напоминала толстенный, большого формата фотоальбом, такого же, если не большего, веса.

Я их отвёз в аэропорт. В целости и сохранности они отбыли по назначению. Передавал привет Юрию Сенкевичу. Наверное, он был услышан.

P.S.  Ещё долгое время я примеривался к той шоколадной плите, но так и не смог к ней подступиться, её одолеть из-за внушительных размеров и необычайной твёрдости, подвластной только хорошему молотку. В конце концов плита “улетела” вслед моим дарителям, но не в Харьков, а в Москву в качестве подарка, преподнесённого друзьям, более нуждающимся в соответствующем продукте искусных американских кондитеров.

Повязка Фемиды

К моим извечным устремлениям познания чего-то нового, неизведанного, с недавних времён прибавилось ещё одно – участие в судебном процессе в качестве присяжного заседателя. Живя в Америке, в Сан-Франциско, я практически ежегодно привлекался к разного рода судебным собраниям в качестве потенциального кандидата в состав коллегии присяжных. Поначалу я чурался этого. Причин было несколько: ограниченное знание языка на первых порах; объективность невозможности оставить на время заседания мои служебные обязанности; неуверенность в своих силах справиться с моральной ответственностью за решение чьих-то судеб в новой для меня стране. В связи с этим я делал всё возможное, чтобы этого не случилось. Здесь надо было проявлять известную изобретательность в требуемых судьями объяснениях при отборе двенадцати присяжных заседателей из множества людей, приглашённых для этого в суд. Многие годы мне это как-то удавалось. Не могу сказать, что я был полностью удовлетворён своими противоправными действиями, но обстоятельства  не давали мне возможности искренне исполнить свой гражданский долг.

Наконец, когда меня в очередной раз пригласили поучаствовать в селективном отборе заседателей, во мне произошёл какой-то перелом, и я внутренне почувствовал в себе силы занять скамью присяжных. При этом, одного моего желания было недостаточно. Ко всему прочему, надо было убедить судью, судебных клерков, прокурора и адвокатов, которые принимали участие в отборе кандидатов на данное конкретное судебное заседание. Утверждение присяжных принималось коллегиально при закрытых дверях и объявлялось поимённо после окончания отбора. Невошедшие в список отпускались до следующего года.

В тот раз слушалось дело двух грабителей мексиканской наружности, которые, проникнув в дом под видом наёмных работников, якобы ограбили его…

Каждый, кто остался в зале заседания, а их было около ста человек, явно не подходящих по параметрам для исполнения обязанностей заседателей, держали речь и отвечали на вопросы судьи и всех тех, кто был потенциально задействован в готовящемся судебном процессе. И я там был…  Моя пламенная речь вызвала умиление судьи в той её части, где я рассказывал