Собаки и тайны, которые они скрывают - Элизабет Маршалл Томас

ней и охотящимися на оленей в своих угодьях. Доминирование и право владения, несомненно, были очень тесно связаны.

Это, очевидно, актуально для волков. Для них владение логовом имеет решающее значение, поскольку без укрытия стая распадется. Взрослым волкам логова не нужны; взрослые могут стойко выдержать тяжелые условия окружающей среды. Но детеныши – нет. Как и человеческие младенцы, волчата едва могут согреться, не говоря уже о том, чтобы выжить на открытом пространстве в условиях арктической зимы. Более того, поскольку волки должны быть почти взрослыми, чтобы иметь хоть какую-то надежду пережить первую зиму, они должны родиться как можно раньше, чтобы у них было время вырасти. Для этого волки спариваются в феврале, а щенки рождаются в марте, задолго до таяния снега. Логово невозможно вырыть в мерзлой земле, и поэтому пара волков без логова наверняка потеряет своих щенков из-за непогоды. И в любой группе волков, независимо от того, которая из самок беременная, доминирующая самка рожает в логове. Таким образом, владение и доминирование для волков – это сама жизнь, и собаки генетически помнят об этом и действуют соответственно. Воспоминания о прошлом отчасти объясняют, почему Миша любил кружить вокруг других собак.

Что касается волков, то вокруг их «усадьбы» лежала обширная и пустынная тундра, открытая всем ветрам. Ветер гнал облака или трепал волчью шкуру, но не издавал ни звука. В этой тишине, под ослепительным арктическим солнцем пятеро взрослых волков умело и со знанием дела выполняли свои обязанности. Они были настолько закалены тяжелыми условиями жизни и настолько привыкли друг к другу, что общались редко, если вообще общались. Среди этих одиноких тружеников не было проявлений доминирования – как и во всех близких семьях, они хорошо знали, кто есть кто, не напоминая об этом друг другу.

И вообще, как и в трудолюбивой фермерской семье или одинокой группе охотников-собирателей, у этих волков было слишком мало времени на что-либо, кроме добывания средств к существованию в беспощадном мире. Бродя поодиночке или парами, четверо из них почти всегда охотились где-то далеко, в то время как пятый оставался в логове присмотреть за выводком, часто настолько уставший, что все время спал высоко на выступе, вне доступа надоедливых щенков. Какое-то время толстолапые волчата пытались добраться до няньки, но в конце концов сдавались и замолкали, поняв, что все ушли и нянька не будет с ними играть.

Но не стоит забывать и о внешнем мире: как только охотник возвращался с едой, щенки выбегали и толпились вокруг него. Вернувшийся волк быстро опускал голову, выгибал спину, напрягал мышцы живота и отрыгивал груду тщательно пережеванного мяса, которое щенки моментально съедали, буквально за пару секунд. Потом они бросались вслед удаляющемуся сородичу, плача, толкаясь и умоляя о добавке. Один или два раза за время моего наблюдения мать щенков, которая была самой высокоранговой самкой, давала детям добавки, отрыгивая вторую кучку, уже поменьше. Возможно, это была еда, которую она планировала оставить себе.

Обычно после выдачи порции пищи прибывший охотник просто менялся местами с дежурной нянькой. Он сворачивался на выступе вне досягаемости щенков, а бывшая нянька потягивалась и встряхивалась, поводила носом по сторонам, мочилась и испражнялась, делала глоток воды из ближайшего ручья и стояла минуту или две, задумавшись. Вероятно, этот волк пытался выбрать направление. Рано или поздно он выбирал одну из тропинок и брел поначалу медленно, как будто его разум был отягощен грандиозностью предстоящей задачи, а затем постепенно набирал темп, как бы смирившись со своей работой, и, наконец, переходил на деловую размашистую рысь волка, которому предстоит далекий путь, волка, который снова собирается сделать все возможное, чтобы щенки были накормлены. К тому времени новая нянька, изможденная, уже спала крепким сном. Спала она до тех пор, пока другой волк не возвращался с охоты, чтобы заменить ее. Поскольку в середине лета солнце на Баффиновой Земле никогда не заходит за горизонт, я могла вести наблюдения круглые сутки. Однажды я видела, как уставший волк проспал восемнадцать часов подряд, с того момента, как он лег на «нянькин» карниз, до прибытия смены, и затем он вновь отправился на охоту. После первых девяти часов неподвижного сна волк поднял голову, вздохнул, широко зевнул и снова заснул на девять часов. Таким образом, охота и сон составляли жизнь, которую вели не знакомые с цивилизацией волки заполярного острова.

У меня сложилось впечатление, что какой бы скучной и обыденной ни казалась такая жизнь современным городским людям, волкам она нравилась. Эти волки были вынуждены каждые несколько дней преодолевать большие расстояния, искать вероятную жертву, подкрадываться к ней или долго преследовать, и наконец, нападать на нее и убивать. Взрослый тундровый волк острова Баффин в два раза меньше взрослого северного оленя, обитающего там, этот олень – практически единственная крупная добыча на острове. Крупная, но отнюдь не легкая, потому что и у самцов, и у самок карибу есть рога.

Охота на карибу очень сложна. Большинству людей, которые боятся даже подойти и погладить крупное копытное животное, сложно представить себе охоту на него. Но если ты волк, то у тебя нет выбора: тебе нужно изловчиться и впиться зубами в шею огромного животного. Удар его копыта можно сравнить с ударом молота, и все же ты должен убить эту добычу. Вернуться невредимым, с полным желудком, чуть отдохнуть и снова пускаться на поиски добычи.

Когда я посетила остров Баффин с канадскими учеными, наше появление в речной системе вызвало недоумение обитавших там волков. Это стало неприятным сюрпризом для них. Первыми нас увидели волчонок-однолетка и его мать. Когда они встретились после приключения волчонка с поморником, то, очевидно, сразу же отправились обратно в логово, где завыли, призывая остальных своих сородичей. Примерно через час они завыли все вместе. Хор их голосов словно внушал нам, что эта территория принадлежит им и что мы должны уйти. Волчий вой начинается на низких нотах, постепенно поднимается и вновь опускается. Он переходит в хоровое пение, поскольку любой другой волк может присоединиться к вою из любой точки, так что эффект получается полифоническим. Волки любят выть вместе; их морды и энергичные действия до и после воя подтверждают это. Я уверена, что совместное «пение» усиливает их коллективное чувство.

Когда мы услышали этот вой, один из ученых по имени Клайв Эллиотт сказал, что волки созвали собрание, потому что появились мы. Вскоре нам показалось, что мать и сын