В них и язык, и душа, и свобода. Русь в древних текстах - Владимир Леонов

В них и язык, и душа, и свобода

Русь в древних текстах

Владимир Леонов

© Владимир Леонов, 2016

ISBN 978-5-4483-4805-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Введение

В этой книге речь пойдет о Руси в древних текстах.

Прежде всего, постараемся осмыслить каждый из компонентов заглавия книг: Русь в древних текстах. Во-первых, где граница, отделяющая Русь древнюю от Руси новой – России? Проводится ли эта граница условно, или существуют объективные факторы, позволяющие говорить о завершении одного периода культурного развития и о начале нового? И во-вторых: почему древние тексты (книжность), а не литература?

Сначала ответим на первый вопрос. Русская культурная традиция, в которой сформировалось наше нынешнее сознание и все формы его проявления (искусство, наука, общественный уклад и др.), связана своим происхождением с христианством. Книжность тоже началась с принятием на Руси христианства (988 г.). В дохристианскую эпоху письменность существовала, однако она еще не несла того содержания, которое сформировало национальное своеобразие русской культуры. Великий немецкий ученый В. фон Гумбольдт писал: «язык есть как бы внешнее проявление духа народов: язык народа есть его дух, и дух народа есть его язык». Развивая эту мысль, мы понимаем, что и плод языка, словесность народа, есть проявление его «духа» – который у нас стал формироваться именно с принятием христианства.

Христианская культура была усвоена Русью через посредство Византии. Этим обстоятельством обусловлены некоторые особенности русской письменности. После крещения Руси с греческого языка был переведен очень большой корпус книг, главным образом, религиозного содержания, заложивших основания русской книжности. Поэтому парадигмой (от греч. παράδειγμα – образец) становящейся русской письменности послужила византийская литературная система. Но – далеко не вся. Крупнейший исследователь русского средневековья Д. С. Лихачев писал в ХХ веке о «трансплантации», то есть буквальном переносе литературной системы из Византии на Русь. Современные исследования позволили скорректировать это представление. Помимо того, что имелись еще влияния других европейских литератур (скандинавской, западнославянской), и из Византии переносу подлежала главным образом лишь аскетическая книжность: те произведения, которые подчинены задаче духовного совершенствования человека в перспективе христианского идеала праведности и святости. «Репертуар древнекиевской книжности остается репертуаром отдаленного византийского монастыря, а не константинопольской библиотеки», – пишет современный ученый То есть весь обширный пласт «светской» литературы, в том числе и художественной, оставался практически не востребованным в русских условиях, особенно в раннехристианское время (XI – XII вв.). В ценностной системе той эпохи он занимал периферийное место.

Именно эта ценностная специфика и создает особость древнерусской книжности относительно литературы Нового времени (начиная с XVIII века). Древнерусская литература не обладала самостоятельно значимым художественным заданием. В художественной литературе Нового времени, в том числе и русской, на первом месте находится идеал красоты, или прекрасного. А писатели средних веков, до XVII столетия включительно, трудились в перспективе религиозных целей и не задумывались о «красоте», или художественности, своего произведения: подобное представление им было очень неблизко. В книжности русского средневековья на первом месте находился идеал праведности и святости. С этим было связано обязательное требование «душеполезности», предъявляемое к письменному тексту: он отнюдь не должен был развлекать читателя, но должен был сообщать такие сведения, восприняв и усвоив которые, читатель проникся бы благочестивыми взглядами и намерениями.

Таким образом, граница между древнерусской книжностью (XI – XVII вв.) и литературой России полагается в связи со сменой ценностных приоритетов. Культура древней Руси – культура христианской религиозности, подчиняющей себе деятельность писателя. Культура России петровской эпохи и позднейшего времени – культура светская, в которой писатель мыслится как художник слова.

С этим связан и ответ на второй вопрос – о книжности и литературе. Повсеместно принятое сегодня слово «литература» появилось на французской почве и первоначально обозначало всю совокупность письменных текстов, как художественных, так и нехудожественных. В этом смысле оно было близко к русскому понятию «словесность». Однако, будучи перенесенным в XVIII веке в Россию, слово «литература» быстро стало обозначать преимущественно тексты, связанные с художественностью, наделенные художественным заданием. Уже в так называемую «карамзинскую эпоху» (рубеж XVIII и XIX вв.) под «литературой» понимали прежде всего художественную словесность. Это словоупотребление со временем укреплялось, так что сегодня, говоря «литература», мы обыкновенно имеем в виду художественные произведения: романы, повести, стихи.

Но ни романов, ни повестей, ни стихов, как уже сказано, не знала письменная словесность в древнерусскую эпоху. Точнее, в отличие от переводной, их не знала оригинальная русская словесность, созданная на русской почве русскими же книжниками. И если это так, то само употребление слова «литература» применительно к древнерусским письменным памятникам выглядит не вполне правомерно. Будем далее пользоваться понятием «книжность», которое давно в ходу у историков и филологов, изучающих русское средневековье.

В этом месте следует еще раз оговорить состав материала, вошедшего в настоящее пособие. Национальная словесность не может быть понята только формально, как набор текстов. Мы уже приводили тезис В. фон Гумбольдта о том, что национальные языки (а следовательно, и системы словесности) суть проявление «духа» народа, или его национального сознания. Поэтому русскую книжность следует рассматривать как особую систему. И конечно, при этом оригинальные памятники следует с самого раннего периода отличать от переводных. Переводная письменность послужила прежде всего средой, в которой осуществлялось формирование качественно особой оригинальной словесности. В конце ХХ столетия В. Н. Топоров писал о разнице культурных ролей этих составляющих: «Разумеется, в XI в. на Руси уже существовала переводная литература. <…> Переводные тексты с их поэтической образностью оставались обширным и плодотворным резервом для складывания древнерусской литературы, но элементами активной истории они становились лишь по мере своего собственного преодоления <…> включения в иные рамки с подчинением новым заданиям». Поэтому будем далее исходить из того, что лишь оригинальные произведения могут рассматриваться как «элементы активной истории». В настоящем пособии мы будем освещать лишь тот пласт словесности, который представляет собой плод оригинального творчества русских книжников.

С точки зрения теоретической истории русской литературы, становление книжности древней Руси делится на четыре этапа:

– спецификации (обособления) письма,

– интерференции письменного и устного слова,

– тематизации,

– фокализации письма.

Характеристика конкретных памятников русской книжности дается, как правило, в разделе, посвященном этапу, в продолжение которых эти памятники возникли. Таким образом, задача книги – не только составить у читателя представление об отдельных памятниках, но и показать общую логику и законы развития русской словесности в средневековый период.

Не следует рассматривать эту книгу как учебник: в этой книге имеется собственный «интеллектуальный сюжет», связанный с постепенным разворачиванием представления о древнерусской книжности. А значит, ее желательно прежде всего прочитать, хотя бы бегло, от начала до конца – если уж взялись. И только потом, составив некое общее представление о материале и его композиции, есть смысл обращаться к актуальным непосредственно темам.

Возникновение русской книжности

Древней русской книжности был свойствен целый ряд особенностей, кардинально отличавших ее от литературы Нового времени. Прежде всего, это христианское религиозное содержание. Создавая свои произведения, книжник рассчитывал, что они помогут его читателю продвинуться по пути благочестия и праведности. Иной цели он себе не ставил. Поэтому тематика русской книжности была либо прямо христианской, либо исторической, но и в последнем случае история рассматривалась в религиозном контексте, как проявление воли Божьей. История виделась лишь в перспективе вечности. «Земные» предметы сами по себе книжника не интересовали: предполагалось, что они не настолько важны, чтобы посвящать им письменную речь.