Что предназначено тебе… Книга первая - Нэйса Соот'Хэссе

1

Anche quando hai tute le carte in mano, la vita inaspettatamente può cominciare a giocare a scacchi.*

За окнами яхты проносился величественный в своей красоте вид на северный берег Сартена. Высокие прибрежные скалы оголёнными клыками взмывали над беснующимся океаном. Под днищем звездолёта, дул сильный бриз — крылья корриеры** едва не срывали бешеные порывы.

— Босс, до приземления пятнадцать минут.

Доминико Таскони не шевельнулся. Взгляд его ещё какое-то время был устремлён на потрёпанную бумажную фотографию, на которой улыбчивый мальчишка в широких голубых плавках плескался в волнах. Неторопливо убрал фото во внутренний карман пиджака и, нажал кнопку на стеклянном столике перед собой:

— Я готов, — ровно произнёс он, — запускай шасси.

Последние месяцы капо Таскони пребывал в странном оцепенении. Не чувствовал вкуса еды, не мог заставить себя растянуть губы в улыбке. Весь окружающий мир виделся Доминико точно через мутное стекло. Он видел себя самого, выполняющего рутинные наборы действий, будто со стороны.

Доминико не мог сказать, что ему было безразлично абсолютно всё. Он достаточно привык принимать решения, которые не доставляли никакой радости, чтобы не прерывать работу и продолжать добиваться того, к чему стремился день за днём. В момент, когда жизнь Доминико надломилась как сухой тростник, он стоял в шаге от места в Капитуле — и вовсе не собирался отказываться от того, чего почти достиг.

Чувства и разум разделились в нём. Чувства уснули, подёрнулись льдом. Разум продолжал механически просчитывать лучший вариант и единственный правильный ход.

Так было, пока ещё одна сторона жизни, которой Доминико не позволял касаться никому, не дала о себе знать.

Награда за голову Аргайла была назначена почти машинально. Просто потому, что никто не смел убивать Таскони — даже Аргайл. Однако князь вырвал возможность отомстить из рук Доминико — ускользнул, отправившись на тот свет. Доминико, возможно, остался бы существовать в странном полусне, если бы полусумасшедший ромей не прибежал к его людям с известием, что Эван Аргайл ещё жив — и что он напал на след.

Доминико не хотел впутывать в дело кого-то ещё. Аргайл — Эван Аргайл — был мишенью только для него. Он отправился решать волновавший его вопрос сам. Доминико взял с собой только троих самых верных ребят.

Стефано Бинзотти приехал в город не так давно. Кое-кто из коллег регулярно намекал, что он и из Академии выпустился только что — но это было преувеличением. Стефано проработал в полиции уже десять лет. К тому же, Стефано академий не заканчивал никогда — из своего опыта работы в департаменте правоохранения Сардинии он был уверен, что они ему не нужны.

В Сартене Стефано провёл девять недель — и за эти девять недель успел опостылеть руководству так, что начальник департамента потихоньку начинал изыскивать способ списать его в расход.

Трудно сказать, это ли стало причиной того, что в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое июля его отправили дежурить в космопорт на Семнадцатой авеню, куда пребывал кортеж капо из Манахаты — Доминико Таскони.

Стефано о Доминико Таскони не знал ничего. Не знал и не хотел знать. Он не любил всех без исключения представителей так называемых «корсиканских семей» — члены которых ещё во времена исхода имели между собой весьма условное родство, но все прошедшие две сотни лет старались его возродить, сохранить и укрепить.

Стефано не был романтиком и не верил в то, что полиция может что-то существенно изменить. Большая часть департаментов давно уже знала членов Капитула в лицо. Был даже прецедент — правда, один-единственный — когда у секретаря Сардинской семьи пытались конфисковать картотеку, где значились имена тех, с кем он торговал. На третий день картотеку вернули назад — а полицейский, инициировавший обыск, получил новое, внеочередное звание — лейтенантские погоны сменил на сержантские, место службы поблизости от дома — на более далёкий Сартен.

И всё же Стефано корсиканцев не любил. Не любил в основном за то, что слишком много брали на себя. За то, что считали, что порядок на Корсике и в близлежащих провинциях могут и должны навести именно они.

Корсиканцы считали себя кем-то вроде Робин Гудов, тех, кто мог отбирать неправедно нажитое и распределять, как считает правильным. «Люди чести» — так они называли себя, и так же называли их в полиции с корсиканской лёгкой руки.

Стефано не поддерживал обычая и — называл корсиканцев просто бандитами. Впрочем, он был достаточно осмотрителен, чтобы вслух подобного не говорить.

Стефано стоял и курил у выхода из космопорта, прислонившись к патрульному авто, и издалека разглядывал, как заходит на посадку новенький серебристый Додж. Звездолётов, за которыми прочно закрепилась репутация корсиканских, Стефано тоже не любил — не только потому, что они корсиканские, но и потому, что они несли на себе двадцатимиллиметровую броню, которую было трудно прострелить.

— Кофе или чай? — поинтересовался, высовываясь из авто, его напарник — Габино Рамирез. Габино не повезло работать с Бинзотти ровно девять недель назад, но постепенно он начинал привыкать. Прошлый его напарник был старше самого Габино на добрых три десятка лет и ушёл на пенсию. Тот был осмотрителен и предпочитал не спешить, так что Рамирез большую часть времени проводил в отделении, разбирая бумаги — и изредка в осторожной слежке за не очень опасными преступниками.

Стефано, во-первых, такого подхода к профессии не разделял. Во-вторых, напрочь отказался признавать сержанта Рамиреза главным в паре только потому, что тот носил рядом со званием приставку «старший» и служил в Сартене на Корсике пять лет.

Рамирез пытался противостоять его напору, но выбросил белый флаг к концу четвёртой недели, однако экстремальных пристрастий Стефано не разделял и предпочитал оставаться на вторых ролях.

— Чёрный, — ответил Стефано невпопад, продолжая посасывать сигарету, огонёк которой давно погас. — Карлеоне, Капоне… Таскони… — что-то знакомое, я не прав?

Рамирез тихонько застонал.

— Я за кофе, — ответил он и, хлопнув дверью, двинулся прочь.

Стефано молча проследил взглядом за удаляющейся спиной. Он почти не сомневался, что прав. Таскони были одной из самых крупных Манахатских семей. И её представители пожаловали на Корсику на блестящем звездолёте — дело определённо не могло закончиться добром.

Заметив, что пассажиры корриеры покинули борт и направляются к таможенному порту, Стефано выплюнул сигаретку и двинулся вперёд.

Было их четверо. Шедший впереди, был одет в длинный чёрный плащ, который мог скрыть