Что предназначено тебе… Книга первая - Нэйса Соот'Хэссе

как старый добрый смит и вессон, так и не менее старую, но менее добрую австралийскую винтовку.

Конечно, Стефано понимал, что никто не станет носить такие вещи под плащом в аэропорту — но подобные небольшие детальки за милю выдавали людей этой опасной профессии с головой.

Сам владелец Доджа — то, что он был в команде главным, Стефано мог установить по тому, что тот держался на две головы впереди от остальных — был тощим, как жердь. Лицо его было чисто выбрито, а волосы, похоже, давно не стриженные, забраны в маленький куцый хвостик на затылке.

Стефано подумал, что ему пошла бы серьга — в правом ухе, само собой. Он выглядел бы как отъявленный испанский пират. При мысли об этом от живота к паху сержанта пробежала дрожь. Он торопливо отвёл взгляд и, чтобы прогнать несвоевременные мысли, представил финку Марту, которая следила за его домом и готовила ужин по вечерам. Пыл мгновенно угас.

Трое помощников корсиканца были шире в плечах. Пиджаки их были такими же бесформенными, а шляпы — низко нахлобучены на лоб.

— Так, так, так… — протянул Стефано, пристраиваясь у девушки из таможенного досмотра за спиной. Одна из сумок, которые несли корсиканцы, заползла в камеру с рентгеном — девушка, без сомнения, видела, что лежало внутри. Ноутбук, какие-то мелочи, ключи. — Что это у вас? — Стефано ткнул пальцем в небольшое уплотнение на самом дне.

Корсиканец оглянулся на коллег и пожал плечами.

— Понятия не имею. Чай?

— Надо посмотреть.

Стефано поднял взгляд и встретился с пристальным взглядом чёрными углями, глаз пригвоздивших его к стене.

— Не надо ничего смотреть, — ровно произнёс гость.

Стефано поднял брови. От взгляда незнакомца кровь его побежала быстрей, он почувствовал, как пах напрягается второй раз.

«Вот чёрт», — подумал он, пытаясь унять начавшийся шум в ушах.

— Проходите, капо, — произнесла тем временем девушка, сидевшая на стуле перед Стефано — ей, видимо, тоже было трудно дышать.

Это «капо» отрезвило Стефано в миг.

— Будьте любезны, откройте багаж.

Корсиканец продолжал смотреть на Стефано. Какое-то время он молчал.

— Вы не поняли? — наконец произнёс гость. — Я сказал, что пройду так.

— Да, сэ…

— А я сказал — вы откроете багаж, — Стефано положил руку на кобуру.

Не обращая внимания на корсиканца, леденящее презрение на лице которого понемногу сменялось растерянностью, Стефано шагнул к конвейеру и дёрнул молнию на сумке.

Корсиканец подавил мгновенный порыв рвануться вперёд и заехать ошалевшему копу по зубам — но даже теперь его эмоции читались на лице.

Стефано, стараясь не показать удовольствия, которое доставляла ему эта ярость, неторопливо перебирал вещи, оказавшиеся перед ним. То, что в сумке не было ничего криминального, он понял сразу, увидев ряды аккуратно разложенных вещей. Корсиканец небрежностью явно не страдал — даже носки лежали в отдельном пакетике в самом уголке.

Стефано вынул из сумки небольшую жестяную коробочку и, открыв, принюхался к лежавшим внутри ароматным листочкам — корсиканец определённо любил хороший чай.

Пальцы сержанта жестом фокусника скользнули за манжет рубашки и уронили внутрь коробочки пакетик зеленоватого порошка — популярного в последние годы наркотика, который Стефано всегда таскал с собой на всякий случай. Случай предоставлялся не так уж и редко…

— Плациус! — провозгласил он, торжествующе оглядывая собравшихся кругом коллег. — Все видели, что он привёз?

На несколько секунд воцарилась тишина. Затем воздух прорезал по-змеиному шипящий голос корсиканца:

— Пиччотто! Ты в своём уме? Ты знаешь, с кем ты связался, figlio di puttana***?

Брови Стефано поползли вверх.

— Оскорбление должностного лица при исполнении, — отчеканил он, — прошу проследовать за мной в отделение.

Он аккуратно опустил коробочку с чаем туда, откуда взял, и положил одну руку на кобуру, а другую на наручники, пристёгнутые к ремню.

Секунду корсиканец оставался неподвижен, затем лицо его исказила злость. Он рванулся бы вперёд, если бы один из спутников не положил руку ему на плечо.

Потянув капо на себя, он что-то торопливо зашептал ему на ухо. Стефано расслышал только «шеф» и «домой».

Лицо корсиканца стало похоже на профиль хищной птицы, пикирующей на добычу, но он вытянул руки перед собой.

Стефано вообще-то не видел необходимости в наручниках — но при виде плоских аккуратных запястий с выпирающим бугорком косточки не устоял. Определённо, наручники на корсиканце должны были смотреться очень хорошо.

Он ловким движением защёлкнул замок — напоследок, не удержавшись, скользнул пальцами по бугорку и невольно отметил, что кожа корсиканца была ледяной.

— Следуйте за мной, — повторил он и подтолкнул корсиканца в бок.

Габино, стоявший поодаль с двумя пластиковыми стаканами, подал знак, что его можно не ждать.

«Трус», — отметил Стефано и двинулся вперёд.

*Даже когда у тебя все карты на руках, жизнь вдруг может начать играть в шахматы.

** небольшое быстроходное судно

*** сукин сын

2

Капо Таскони нервничал.

Не столько потому, что опасался за себя и свою судьбу, сколько потому, что всё происходящее напоминало фарс.

В десятке миль, на окраине Сартена, его ждал человек, который знал, где находится Эван Аргайл. Ещё час назад ничего, кроме лица отставного князя, не было у капо в голове. Он живо представлял, как выдавит глаза этому скотту, который нарушил состоявшийся между ними уговор.

Аргайл должен был улететь из Манахатты. Аргайл должен был исчезнуть из жизни Доминико Таскони навсегда. И, наконец, Аргайл должен был благодарить Доминико за то, что тот не пришил эту шлюху, которая создавала столько проблем.

Всё время дороги в полицейский участок Таскони почти инстинктивно прижимал к груди пальто там, где находился внутренний карман — там, где лежало фото сына. Единственное, что он позволил себе взять в дорогу в напоминание о нём.

От Пьетро осталось немного вещей. Дома тот бывал редко и с тех пор, как завёл новых друзей, казалось, напрочь потерял интерес к семье. Могло показаться — но Доминико знал, что это не так.

Пьетро любил отца. Любил двоюродных братьев и сестёр. Любил всё, что было связано с именем Таскони.

Он всю жизнь просил отца, чтобы тот взял его в дело, позволил учиться у него. Он хотел быть личным эмиссаром отца — каким когда-то сам капо Таскони был для дона Порнаццо. Пьетро грезил этой судьбой. Но Доминико не хотел, чтобы его сын провёл жизнь так же, как он.

Сейчас Доминико не мог не винить себя в