Записки. Том II. Франция (1916–1921) - Федор Палицын

Речь Ллойд Джорджа, вероятно, была очень хороша. Не любит и презирает он Россию, как все иностранцы, не зная ее и не изучая ее. Наша вина, что мы с ними связались и в наивности предполагали, что они были нашими друзьями.

Когда им было страшно, они стояли за цельную Россию. Им нужна была сила России, в союзе с ними, как чернорабочая сила. Не стало ее – и отношения резко изменились. Стереть с лица земли Россию не могут, так они ее раздробляют созданием малых государств. Россия безмолвно стоит перед такими явлениями. Окровавленная, истощенная до последней степени междоусобиями и тем преступным началом, которое во главе и которое, как паразит, ее истощает, и она бессильна.

Она совершила, сама того не подозревая, величайшую гнусность, которую может сделать против себя народ, – она отказалась защищать свой дом, и теперь над ней иго того, который сильнее всего презирал народ. <…>

Многие думают, что они в состоянии создать, что-то такое, в роде России. Как плохо эти господа знают жизнь, Россию и саму творческую работу. Разрушить, что создавалось тысячелетиями, и создать в несколько лет, легко творится в сказках, а не в жизни. И кто будет творить?

29-IV-18

Конгресс мира покончил со статусом о Лиге народов.

28-го Бельгия, Франция, Япония представили свои возражения декларационного характера: первая – о выборе места заседания, вторая – о постоянном военном органе и контроле производства военных предметов и последняя – о равноправии рас. Доктрина Монро{370} остается неприкосновенной несмотря на постановления акта о Société des Nations.

10, 12, 16 пункты главные; они относятся до практического применения деятельности лиги, когда возникнут differences[112] между членами лиги и вне ее, должны создать большие затруднения. Подробности и различия – дело будущего и первого собрания Лиги, assambleé[113] по призыву Америки. Генеральным секретарем избран сэр Драммонд{371}. Вскоре будут избраны члены Совета и деятельность начнется. Много еще неясного, но, вероятно, формальная сторона постепенно установится. Одни считают все это мертворожденным, другие, по-видимому, верят в его жизненное значение. Если сама конференция не создаст своими решениями новых затруднений, может быть, все и образуется, но сам акт придется дополнить и изменить.

Вопрос о Фиуме и Далматинском побережье вызвал несогласие и отъезд итальянских делегатов{372}. По газетам общественное мнение Италии волнуется и настойчиво требует присоединения этих местностей к Италии. Италия настойчиво будет требовать сохранения за ней Додеканесских островов.

Мы накануне 1-го мая, с разными манифестами в Париже рабочих, поднятых Confédération générale du travail[114]. Очень они стараются высказать свою власть. Правительство приняло свои меры – стянуть войска. 8-часовой труд Палатой вотирован. Это легче, ибо последствия обнаружатся потом, увеличение же salaire[115] требует больших выдач в ближайшем времени, а средства на исходе.

Мы, иностранцы, не можем войти в глубь французской жизни, но мы наблюдаем, что все, а рабочие на фабриках в особенности, живут шире нас, простых обывателей. Подчас на рынке проявляется недостаток, дороговизна увеличивается, но в сущности все необходимое есть, и люди покупают и ни в чем себе не отказывают. Вероятно, много лишений, ибо число безработных увеличивается, но со стороны глядя нельзя сказать, чтобы народ себя бы стеснял. А неудовольствие растет, ибо всем говорят, что тяжело. Да, тяжело сократить привычный широкий режим, и к сокращению никто приступить не желает. Идя по этому пути, народная жизнь легко может придти к затруднениям, ибо ее на это наталкивают те, которые ведут рабочие массы. Если оно вспыхнет и власть с этим не справится, будет то, что у нас и у других. Германии это на руку, ибо все, победители и побежденные, будут жариться в том же соку. Мне говорили, что настроение рабочих не революционное, они неохотно идут на призыв, но идут. В массе достаточна искры, чтобы она всколыхнулась; определить заранее исход такого движения нельзя.

10-V-19

Вчера зашел к Скалонам{373} в Hotel Helder и там встретился с Гучковым. Поговорили о России, не затрагивая вопроса о перевороте, о Париже, а под конец я его спросил, почему в начале апреля 1917 года меня заменили в Париже Занкевичем?

К моему удивлению, А.И. Гучков мне сказал, что это было сделано по желанию французского правительства (вернее, военного ведомства, ибо желание меня убрать исходило будто от Ставки, а министр в это не входил) иметь во Франции более активного защитника французских интересов перед русской Главной квартирой.

Сразу я как-то не понял, ибо, находясь при Главной французской квартире как представитель русского Верховного главнокомандования, я должен был защищать не французские, а русские интересы.

Из слов А.И. Гучкова выходит, что французы были мной недовольны. Не похоже на правду, ибо никаких оснований у них к сему ни раньше, ни позже не было. Что касается М.В. Алексеева, если бы он был недоволен, он мне сказал бы. Вообще быть недовольным не в его духе. Штаб мог быть недоволен. Может быть сюда хотел приехать другой. Не удалось, прислали Занкевича, ибо А.И. Гучков говорил, что Ставке трудно было найти мне преемника. А.И. Гучков этим отвергает свое участие. Постараюсь от генерала узнать, как обстояло дело при Главной квартире в марте 1917 года. Но суть дела заключается в том, что с ноября по март, когда правили Гурко и Лукомский, все дела русские шли через Жанена и я никакого отношения к нашим делам не имел, что побудило меня в декабре 1916 года просить, чтобы меня уволили. Когда выздоровел Алексеев, сношения Ставки с Французской главной квартирой через меня возобновились. По всей вероятности, кому-либо в Ставке с марта хотелось попасть сюда. Не удалось, и попал Занкевич. Меня интересует лишь одно: действительно ли французское правительство или французская Главная квартира, чрезвычайно предупредительные и сердечные лично ко мне, в то же время просили заменить меня другим. Не думаю. Что же касается заявления, что я недостаточно защищал перед нашей Ставкой французские интересы, то по сущности это вздор.

18-VI-19

Трудно будет заполнить месячный перерыв моих записок. Работы в руководимой мной комиссии подходят к концу. И денежные средства политического совещания тоже подошли ко дну.

Заготовленные мной и Корево{374} записки в противовес польским притязаниям, закончены, переписываются, и заканчивается черчение картограмм, касающиеся Литвы, Белоруссии и юго-западных губерний.