Записки. Том II. Франция (1916–1921) - Федор Палицын

Заготовленные мной и Корево{374} записки в противовес польским притязаниям, закончены, переписываются, и заканчивается черчение картограмм, касающиеся Литвы, Белоруссии и юго-западных губерний.

Закончена работа по Закавказью и Армении, и надо получить от Занкевича статистику о народностях Руси. Но он, вероятно, как и раньше, с заднего крыльца, перенес это или Маклакову или в политическое совещание. И пускай себе. Таких господ не исправишь. Не даром в 1917 году на мое замечание, что стыдно, он мне ответил, что службой заграницей он стыд растерял.

19-VI-19

Несколько дней еще, и Германия должна будет или согласиться или отказаться от подписи предложенного ей мира. Познакомившись с письмом Клемансо Брокдорфу{375} и с изменениями, сделанными в первом тексте мирных условий, считаю, что в конце концов немцы подпишут. Из этого не следует, что договор этот будет полностью исполнен Германией.

Немцы считают его неисполнимым и жестоким, французские и английские журналы – снисходительным и мягким. Одним надо меньше отдать, другим больше получить. Но приманки, допущенные в исправлениях и в ответе, дают немцам лазейки. Обе стороны с военной точки зрения вдаваться в военную авантюру большего масштаба не могут. Германия слишком ослаблена и обнажена, союзники также ослаблены, и внутри идет своя борьба. Все устали, и поднять дух на новые массовые убийства рискованно тем и другим. Без того на периферии это уничтожение людей идет – в России, в Венгрии и повсюду. Германии меньше чем кому-либо выгодно впасть в положение борющейся за существование, и она, мне кажется должна сегодня уступить. <…>

30-VI-19

Немцы согласились подписать мир. Внешних признаков радости в Париже нет.

8-го немецкие матросы потопили свои боевые корабли{376}, часть села на мель. С точки зрения военной чести они поступили мужественно и правильно. Англичане, вероятно, сделали бы то же. Что же будет дальше? Впереди улучшение жизни или ухудшение? Думается, второе.

У нас течение дел неутешительное. На востоке неуспех, который не может компенсироваться частными успехами на юге. На Балтийском фронте разрозненность и неустройство. Здесь русская беспомощность во всю. Скоро 4 недели, что поневоле заменяю Щербачева, уехавшего в Екатеринодар и на днях возвращающегося, я как будто руковожу делом. Но это как будто, потому что никакого дела нет.

Хорошо, что за это не платят, а то было бы из рук вон скверно. Вижу, что Щербачев такой же беспомощный, как и я. Дело как будто делал адмирал Погуляев. Но это ему только казалось, а на самом деле и он его не делает, ибо никакого дела у него нет.

Подчиненные его тоже ничего не могут сделать. Но все вместе стоят порядочно. Пока выдавали полностью, настроение было бодрее, а за июнь дали половину, и настроение умалилось. И какое дело можно делать, когда все взято союзниками? Головин в конце мая поехал в Лондон, захватив Гарденина{377}, Геруа{378}, Ракитина{379} и еще кого-то. Его цель подвинуть англичан на формирование добровольческих частей. Много было по этому поводу разговоров.

Я написал обширный конспект организации этого дела, а когда ему пришлось выехать отсюда, оказалось, что его миссия не официальная, а частная.

В начале июня адмирал Колчак в решительной телеграмме потребовал приезда Головина или Щербачева в Омск.

20-го июня Головин выехал, оставив вместо себя Геруа, прося утвердить его каким-то начальником миссии, а равно и остальную публику и определив им оклады. Само собой, что утверждать ничего не буду, а дождусь возвращения Щербачева. Не понимаю Головина, который отлично знает, что единственный представитель в Лондоне Ермолов, а Геруа прислан от Юденича только для связи и чтобы поддержать его ходатайства. Но при Юдениче состоит английской службы генерал Гоф{380}, к которому Юденич должен обращаться со всеми своими просьбами, ибо к русским властям ему обращаться не приходится, так как у них ничего нет.

Создается странное положение. Головин, кроме того, обособился и устроился в посольстве, с отдельным от Ермолова управлением. Никак не ожидал этого от Головина.

24-XII-19

Вчерашняя неожиданная речь Клемансо в палате депутатов яснее, чем все предыдущие его речи, обрисовывают намерение и направление политики союзников по отношению востока. Главных два вопроса: Польша и Россия. Вместо мандата по отношению Восточной Галиции, последняя будет внедрена в состав Польши, и предложения об этом будут исходить от Клемансо, с соглашением на это Ллойд Джорджа и отчасти американского представителя.

Польша (500 тыс. войск), Румыния и Югославия – будущая сила в борьбе с большевиками, от которой союзники отгородятся проволокой. Борьба русских с большевиками не удовлетворила Клемансо. Почему, не говорит, и вся борьба, которая ведется в течение 2-х лет, как будто ведется не русскими, а другими. Может быть, суждение Клемансо основано на деятельности выходцев из России в Париж, Лондон и другие центры Запада, которые действительно агитируют и борются за что-то другое, не за Россию.

Борьбу с большевиками, союзники как я предполагал после армистиса[116] и во время мирных переговоров, хотят возложить на чужие плечи. По-моему, это было ясно и тогда, ибо Франция и Англия были истощены. Но ведь Польша, Румыния и Югославия еще больше истощены.

Передача полякам Восточной Галиции противоречит всем громко провозглашенным началам и является кумовством, с одной стороны, а с другой, актом соблюдения приличия по отношению России в отношении претензий поляков на земли к востоку от Западного Буга.

Обвиняя Венский конгресс 1815 года{381} в произвольном распределении народностей, представители союзников проделывают совершенно то же и создают положение, которое в дальнейшем создаст затруднения всем.

О Турции и Константинополе Клемансо ничего не сказал, ибо предварительные переговоры еще не заключены с англичанами. Переговоры с итальянцами надеются закончить, чтобы освободить Югославию, для борьбы с большевиками.

Все это очень искусственно, но в основе одно – не троньте нас, пусть другие сражаются, а мы будем командовать. <…>

Теперь, с крахом Колчака, Юденича и у Деникина{382}, у них праздник.

25-XII-19

Положение у Деникина бедственное. По газетам, центром своих действий он будто бы избрал Крым, левый фланг – Николаев, а правый неизвестно. Что вообще делается на фронте, газеты не говорят, или неизвестно, или так скверно, что не позволяют писать.