Золотой дикобраз - Мюриел Болтон

Ее вдруг затошнило, заболела голова, зазнобило, и вообще она почувствовала себя полностью разбитой. Подозрение, от которого она отмахивалась уже несколько недель, к ее ужасу, подтвердилось. Она была беременна. Ее колени не выдержали страшной правды, вдруг свалившейся на нее, и подогнулись. Она упала в кресло рядом со столом и уставилась на его полированную поверхность. Ну, почему это должно было с ней случиться? Она никогда не желала детей и тщательно следила за тем, чтобы их не иметь. И вот теперь, когда ей ни в коем случае нельзя отходить от государственных дел, именно сейчас она оказалась в таком отвратительном положении.

Немного спустя явился Карл. Он привел с собой Людовика, следом шли победоносный Дюнуа и настороженный Жорж. Анна отбросила прочь мысли о беременности, отложив обдумывание своего положения на более подходящее время. Надо было срочно решать, как быть с Людовиком. Очевидно, следует подождать, пока он снова не поддастся на очередную провокацию, а до тех пор, по-видимому, придется проявить спокойствие. Карла она снова подчинит себе, это несомненно, но на это тоже потребуется время и определенные усилия, ибо он уже вкусил чуть-чуть власти. Самое главное — времени мало остается на все это. Что за тяжкая доля родиться женщиной.

Карл ввалился с торжествующим видом. То, как хвастливо он представлял результаты своей охотничьей экспедиции, не могло не покоробить почти каждого из присутствующих. Свобода Людовика означала для них слишком много, чтобы обесценивать ее подобным образом, но Карл ничего этого не понимал. Какой уж из него дипломат.

Анна заговорила холодно и официально с таким видом, как будто эта акция, предпринятая Карлом, ее нисколько не удивила.

— Монсеньор, — процедила она, не поднимая глаз, — мы надеемся, что тот опыт, неприятный опыт, что вы приобрели, пойдет вам на пользу. Мы также надеемся, что теперь, получив королевское прощение, вы наконец сможете удовлетвориться существующим положением вещей и ради своего же благополучия не станете впредь предпринимать никаких опрометчивых шагов.

Взволнованный Дюнуа что-то забормотал, на лице Жоржа застыла улыбка, но Людовик без промедления ответил:

— У меня была возможность хорошо обдумать весь мой прошлый опыт, и о многом, что тогда случилось, очень о многом, весьма сожалею.

Это было не совсем то, что могло удовлетворить Анну, но она была вынуждена принять его слова как раскаяние.

— Хотелось бы верить, что это так. У вас будет много возможностей доказать свою искренность и отблагодарить короля за дарованную вам свободу. Я призову вас из Блуа, когда мы возвратимся в Амбуаз и будем готовы вас видеть. А до тех пор мы желаем, чтобы вы оставались дома.

Карл начал было протестовать, но Анна взглядом остановила его. Он залился краской, и Людовику даже стало его жаль. Но сам Людовик был вовсе не против, чтобы оставаться в Блуа. И хотя все это прозвучало довольно унизительно, он поспешил согласиться.

— Благодарю вас. Я буду рад отдохнуть немного дома.

Он повернулся к Карлу.

— Я очень ценю ваше понимание моего стремления к покою и с нетерпением буду ждать вашего приглашения.

Карл почувствовал себя немного лучше, как-никак он король, хотя предпочел бы держать Людовика рядом с собой, при дворе. Теперь, когда он снова оказался с Анной, вся его храбрость мигом куда-то улетучилась.

Людовику позволили удалиться. Он поклонился королю и Анне и покинул кабинет, сопровождаемый Жоржем и Дюнуа. Несчастному же Карлу сестрой было предложено на несколько минут задержаться. Когда дверь за этими тремя затворилась и он остался с Анной один на один, ноги его вдруг сделались точно из мягкого теста. С минуту она пристально смотрела на него с явной неприязнью, а затем начала выговаривать:

— Что же ты наделал, жалкий болван?

И очень скоро ядовитый язычок сестрицы сделал свое черное дело. Акт, который казался Карлу столь восхитительным, превратился на самом деле в бессмысленную и опасную затею.

Людовик, Дюнуа и Жорж повернули коней в сторону Блуа и припустили в свое удовольствие, пока не взмолился толстый Жорж. Дюнуа и Людовик остановились и подъехали к нему.

Жорж, запыхавшись, часто дышал, и Дюнуа заметил, любя конечно:

— Ты выглядишь так, как будто не конь вез тебя, а ты коня.

Сам он не выказывал ни малейшей усталости, но Людовик тоже с непривычки утомился изрядно. Сказывалось долгое отсутствие физических упражнений. Он был рад, что они поскакали медленнее. Людовик делал несколько попыток выразить им свою благодарность, но друзья поднимали страшный крик и угрожали, что отвезут его обратно, если он не сменит тему.

Когда вдали появились башни Блуа, Людовик затих. Он никогда особенно не размышлял о своем доме, о его красотах, о том, как он ему дорог. Замок всегда казался ему только собственностью, которую король стремился у него отнять. Но сейчас, после всего, он смотрел на свою вотчину другими глазами. Часто, глядя из окна свой тюрьмы Бурже, Людовик мысленно видел высокие башни, вознесшиеся над ивами, тенистые сады, спускающиеся к Луаре, маленькие деревушки, прилепившиеся к каменному замку Орлеанской семьи.

Теперь вот Людовик снова дома, и все здесь так знакомо и мило, как будто никуда и не уезжал. Извилистая дорога через цветущий боярышник вела из деревни вверх на холм, к замку, и дикие зайцы разбегались из-под лошадиных копыт в разные стороны. Затем пошли ухоженные тополиные аллеи, они вели прямо во двор, куда выходили продолговатые окна замка.

И некому его было встретить на пороге. Он чувствовал присутствие матери всюду — и в анфиладах прекрасных залов, и когда садился в знакомое старое кресло, и на террасе, обращенной к реке, он видел ее молоденькой, ее длинные белокурые волосы развевались, когда она бежала за ним через маленький салон или когда играла в мяч с Марией-Луизой и Пьером. И он был рад, что видит ее такой, а не в более поздние несчастливые годы. Де Морнака здесь тоже не было. Постаревший и неспособный более надлежащим образом выполнять свою работу, он собрал все, что накопил, и отправился доживать свой век назад, домой, в Гасконию. Дюнуа нашел другого мажордома, Александра Лара, который даже отдаленно не походил на де Морнака.

Но кое-кто все же Людовика встретил. Улыбающаяся физиономия Макса смягчила горечь возвращения к родному очагу. Тот почти что расплакался, увидев, во что одет его господин. И после пришел в отчаяние, пытаясь подобрать ему подходящий костюм. Ни один из своих прежних костюмов Людовик теперь носить не мог, даже тот знаменитый с золотым дикобразом. Он очень похудел, и у него изменилась фигура. Макс успокоился, когда Людовик подарил ему большую часть своего гардероба и приказал заказать новую одежду. Первым делом Макс заказал копию чудесного алого костюма.