Сын цирка - Джон Ирвинг

Мальчикам не нравились их форменные рубашки, с чередой розовых и желтых пуговиц. Им не нравилась безобразная классная дама. Соседям по комнате пришлось не по душе требование застегивать верхнюю пуговицу рубашки при ношении галстука. У них в ходу были такие слова, как «фашистский», «фекальный», «фригидный».

Обмен тайными сигналами, состоящими из одного слова, их забавлял, и вскоре Ариф и Мартин, подобно другим соседям по комнате, превратились в членов своего тайного общества. Вполне естественно, мальчишек в классе раздражало подобное поведение и они обзывали их «педерастами», «педиками», «голубыми», однако единственным занятием в области секса в их комнате был регулярный онанизм турка. К выпускному классу Арифа и Мартина поместили в комнату, разделявшуюся на две части дверью. Арифу уже не нужно было прикладывать усилия к тому, чтобы скрывать свои занятия под одеялом.

В келье миссии 39-летний будущий священник, который никак не мог заснуть, обнаружил, что мысли и воспоминания об этом предмете достаточно вероломны. Миллс знал — они неизбежно приведут его к мыслям о матери, поэтому в отчаянной попытке отвлечь себя он сел на койке, включил свет и принялся читать «Таймс оф Индиа», страницу за страницей, все подряд. Газета явно была несвежей, по крайней мере двухнедельной давности, к тому же свернута в трубочку и лежала под кроватью, готовая в любую минуту обрушиться на москитов или насекомых. Однако в руках Мартина ей суждено было преподать ему первый урок, с помощью которого новый миссионер намеривался сориентироваться в бомбейской жизни. Проблема заключалась в том, могла ли газета своими материалами отвлечь Мартина от воспоминаний о матери и в этой связи с нежелательными мыслями о мастурбации.

К счастью для Мартина, он начал с объявлений в разделе о поисках друга жизни. Он прочитал, что 32-летний школьный учитель ищет невесту и сообщает о своем «маленьком косоглазии». Государственный служащий, имеющий собственный дом, признавался, что ноги у него «немного кривоваты», однако он может ходить, не хромая. Этот мужчина соглашался на то, чтобы невеста также имела физические недостатки. 60-летний вдовец без вредных привычек и с нормальным цветом кожи искал «стройную, красивую, некурящую женщину, хорошую хозяйку, вегетарианку, не употребляющую спиртных напитков, с приятной внешностью и не старше 40 лет». Еще в одном объявлении вдовец смиренно уверял, что кастовые предрассудки, плохое владение английским языком, отсутствие образования, а также национальные различия для него не являются преградой. (Разумеется, это было одно из объявления Ранджита.)

Одна невеста, искавшая жениха, рекламировала себя, как «привлекательную девушку с дипломом об окончании курсов вышивания». Другая — «стройная, красивая девушка и хорошая хозяйка» — заявляла, что планирует изучать компьютеры и ищет финансово независимого молодого человека, достаточно образованного, чтобы он не зацикливался на обычных вопросах о светлом цвете кожи, кастовой принадлежности и размерах приданого.

Прочитав все это, Мартин Миллс пришел к выводу, что понятие хорошая хозяйка включало в себя требования хорошей приспособленности к семейной жизни, а светлый цвет кожи, вероятно, подразумевал светлую кожу с желто-коричневым оттенком, как у доктора Даруваллы. Конечно, Мартин не мог знать, что 60-летний вдовец без вредных привычек и с нормальным цветом кожи был Ранджит. Миссионер встречался с ним и видел, что кожа у него темная, а не светлая. Миссионеру казалось, что любое объявление о поиске друга жизни, любое намерение найти себе пару окрашено печалью, доведенной до отчаяния. Миллс поднялся с койки и зажег вторую веревочку с травой против москитов — не потому, что заметил в келье этих тварей, а только потому, что предыдущую веревочку для него зажигал брат Габриэль, а он хотел сделать это самостоятельно.

Миллс стал размышлять, имел ли «светлую кожу» его бывший сосед по комнате. Нет, турок был темным, подумал Мартин, вспоминая. В девятом классе Ариф уже должен был ежедневно бриться, в силу чего казался старше других учеников их класса. Лицом, но не телом. Отсутствие волос делало его совсем молоденьким мальчишкой. У него была гладкая грудь, гладкие ноги. Даже на заду волосы не росли, что делало его похожим на представительниц слабого пола. О том, что Ариф красив, сказала Мартину его мать. Сам он не задумывался об этом, хотя они три года прожили в одной комнате.

— Как поживает твой хорошенький сосед по комнате, этот красивый мальчик? — всегда спрашивала мать, когда звонила ему по телефону.

Во всех пансионатах приезжающие родители брали с собой детей, чтобы поужинать где-нибудь в другом месте. Зачастую они приглашали и товарищей по комнате. Разумеется, родители Мартина никогда не навещали его вместе. Вера и Дэнни всегда появлялись по отдельности, как люди, состоящие в разводе, хотя такими они не являлись. Обычно Дэнни увозил Мартина и Арифа в Нью-Гэмпшир, где он останавливался в гостинице на праздник Дня Благодарения. Вера предпочитала приезжать лишь на одну ночь.

В девятом классе на каникулы во время праздника Дня Благодарения Арифа и Мартина взял Дэнни и увез их в гостиницу в Нью-Гэмпшир. Затем в ночь с субботы на воскресенье этого длинного уик-энда их забрала с собой Вера. Дэнни доставил ребят в Бостон, где его жена уже ожидала их в отеле «Ритц», в своем номере с двумя спальнями. В ее спальне находилась огромных размеров кровать и роскошная ванна. Мальчиков разместили в спальне меньших размеров, с двумя кроватями, душем и туалетом.

В гостинице Нью-Гэмпшира Дэнни ночевал в комнате с сыном, но Арифу предоставляли личную спальню и ванну. Старший Миллс извинялся перед ним за такую вынужденную изоляцию.

— Ты и так все время живешь с ним, как сосед по комнате, — объяснял Дэнни турку.

— Конечно, я понимаю, — отвечал Ариф, поскольку в Турции принцип старшинства был основным в отношениях, когда решался вопрос о превосходстве или различиях между людьми. — Я уже привык подчиняться старшим, — мило добавил турок.

К сожалению, Дэнни слишком много пил, поэтому он мгновенно засыпал и храпел. Мартин досадовал на то, что они не успевали толком поговорить. Однако перед тем как отключиться, отец успел высказать сыну, лежащему без сна в темной комнате, свое пожелание.

— Я надеюсь, что ты счастлив и будешь говорить мне о том, что делает тебя несчастным, вообще обо всем, — сказал старший Миллс.

Пока Мартин обдумывал свой ответ, отец уже захрапел. Тем не менее, мальчик по достоинству оценил высказанную мысль. Утром, видя нежную привязанность и гордость на лице Дэнни, посторонний наблюдатель мог бы заключить, что отец и сын поговорили на темы, касавшиеся только их двоих.

Вечером в Бостоне Вера не хотела идти никуда дальше обеденного зала отеля «Ритц». Ее представления о райской жизни соответствовали условиям жизни в отеле, куда она уже приехала. Здесь требования к одежде клиентов оказались еще более суровыми, чем правила в школе «Фессенден». Метрдотель остановил их из-за того, что белые спортивные носки Мартина выступали из кожаных ботинок.

— Я хотела сделать тебе замечание, дорогой, но его сделал посторонний человек, — заметила Вера.

Она отдала ему ключ от комнаты, чтобы он сменил носки, и ждала его с Арифом. Мартину пришлось одолжить у Арифа черные гольфы. В результате инцидента внимание Веры оказалось привлечено к тому, насколько непринужденно Ариф носил «приличную» одежду. Мать ждала, пока Мартин не присоединится к ним в обеденном зале и сообщила ему об этом наблюдении.

— Это, наверное, оттого, что ты ходил на официальные приемы для дипломатов. Видимо, в турецком посольстве проводится немало мероприятий, на которые следует одеваться по правилам, — заметила мать Мартина турку.

— Не в посольстве, а в турецком консульстве, — поправил ее Ариф, как он делал это неоднократно.

— Мне ужасно не нравятся такие подробности. Держу пари, ты не объяснишь популярно разницу между посольством и консульством. Даю тебе одну минуту, — сказала Вера мальчику.

У Мартина захватило дух, поскольку ему показалось, что мать лишь недавно научилась разговаривать подобным образом. В молодости она казалась очень вульгарной, а с того бестолкового периода своей жизни она больше не училась. Когда у нее появилось свободное время — на съемки ее уже не приглашали — мать научилась имитировать речь образованных представителей высшего света. У Веры хватило ума понять, что вульгарность мало нравится окружающим, когда она исходит от женщины средних лет. Мартин сгорал от стыда, когда понял, где мать взяла на вооружение такие репризы, как «ужасно» и «держу пари».

В Голливуде обитал режиссер-англичанин с большими претензиями, которому так и не удалось снять картину, поскольку Дэнни написал для нее неудачный сценарий. Чтобы успокоить себя, англичанин снял несколько рекламных роликов увлажняющего крема. В этих роликах женщина средних лет пытается защитить свою кожу от морщин. Героиней рекламы была Вера.