Порок - Илья Райх

Да, возможно, мир приобрел гениального танцора, но потерял не менее талантливого музыканта. Музыка прекратила играть так же внезапно, как и началась, последний аккорд был не менее торжественным, чем первый. Сорвав очередные аплодисменты, Нуриев сошел со сцены. Я заметил одну особенность – лишний раз к нему никто не подходил.

Люди боялись его: чиновники, потому что он не преклонялся перед ними, для музыкантов и других деятелей культуры балетмейстер был слишком талантлив, в их понимании он был богом, выше которого уже ничего и никого не существовало.

Он не забыл меня и подсел рядом. Мы разговорились, за считанные минуты из эксцентричного человека он превратился в живого и доброжелательного собеседника. Видно, он проникся тем, что я его земляк. Его интересовало все, от уклада жизни людей в родном городе до архитектурного состояния театра оперы и балета, где он когда-то делал первые шаги на балетном поприще. Удивило, что он, будучи всемирно известным и знаменитым, был в курсе всех творений национальных певцов, художников, композиторов, поэтов из далекого и одновременно близкого для него города.

В интересной беседе незаметно пролетел час времени, после чего он неожиданно соскочил с места. Я подумал, что время аудиенции закончилось, и хотел рассказать о причинах визита в Казань. Но Нуриев не ушел, он стал туда-сюда семенить вдоль ряда кресел, заложив руки за спину. Рядом со мной сидела девочка лет семи-восьми. Заметив девочку, он обратился к ней:

– Ты откуда?

– Я здесь учусь.

– Хорошо учишься?

– Я очень стараюсь, – спокойно произнесла она.

Со стороны этот диалог больше походил на разговор внучки и деда.

В следующее мгновение я в очередной раз убедился в неординарности своего собеседника. Вот уж эти великие! Мэтр вытащил из лежавшего рядом пальто неприметную на первый взгляд стеклянную безделушку в форме звезды, в центре сияла его фотография. Недолго думая, он повесил ее себе на грудь и с пафосом заявил девочке, хотя мне показалось, что все, что он говорил ей, в первую очередь звучало для моих ушей: «Моя страна не оценила меня, но я сам себя оценил! И подарил себе медаль! Я не просто Рудольф Нуриев, я великий и выдающийся!».

Потом он подарил девочке эту звезду и сделал ряд избитых напутствий, которые можно выразить одной фразой: «Учись хорошо и старайся». Получив из рук мэтра подарок, она убежала из зала.

Пришел мой черед, он прямо спросил, какой вопрос привел меня к нему. Я рассказал, какая у меня талантливая жена (которая на тот момент сидела в зале консерватории на последнем ряду, так и не решаясь подойти к нам), какую восхитительную музыку она написала…

– А вы кто, продюсер? – перебил он меня.

– Нет. Но вы поставите балет? – в лоб спросил я.

– Вот так взял и поставил! – с иронией ответил мэтр и грустно добавил: – Я давно не работал в России…

Наступила пауза, я попытался заговорить и рассказать о герое оперы, но был одернут: «Я знаю про похождения Насредцина». В этот момент я впервые отчетливо рассмотрел его глаза: они отдавали детской наивностью, удивительным образом сочетая печаль и любопытство. Мастер продолжал задумчиво молчать, через какое-то время тихо выговорил:

– Подождите меня на улице.

Прошло не менее двух часов, Нуриев все не выходил. Мы с Лилией сидели в машине, неподалеку от главного входа в консерваторию, из-за долгого отсутствия мэтра немного нервничали. Но он вышел, как и обещал, напомнив нам короля, уверенной походкой идущего из собственного замка. За ним в полушаге шел его помощник. Это был мулат лет двадцати пяти. Они направились в нашу сторону. Я открыл переднюю дверь, мэтр сел в машину и категорично предупредил: «У вас три минуты, если не понравится – я уйду».

Я включил в автомобиле магнитолу, заиграла сюита, через несколько минут я потянулся рукой к кассетнику, но мэтр одернул меня: «Не выключайте». Он прослушал произведение полностью, за все это время не проронив ни слова. И когда закончилась запись, повернулся к Лилии и сказал: «Талантливо, очень талантливо, может, и гениально».

Лилия была в смятении, она никак не ожидала услышать в свой адрес от гения столь высокой оценки, чуть придя в себя, тихо проронила: «Спасибо!».

Когда маэстро прослушал сюиту повторно, он произнес:

– В общем, я помогу вам поставить балет! Даже если умру!

Мы не придали последним словам особого значения. Ведь на тот момент о его смертельной болезни мало кто знал. Он подозвал помощника, нас попросил оставить ему наши координаты. Помощник, несмотря на внешность туземца, неплохо говорил по-русски. После они уехали.

В январе 1993 года по всем информационным каналам сообщили, что великий мэтр умер. Больше всех переживала Лилия, она не находила себе места. Она горевала и по человеку Рудольфу Нуриеву, и по несбывшимся планам. В итоге все закончилось, так и не начавшись, нам казалось, что о постановке балета надо забыть навсегда.

Но на то они и великие, что уходят от нас по-иному. Через несколько месяцев после его смерти нам позвонили из Санкт-Петербурга. На том конце провода звучал интеллигентный мужской голос. Он говорил от имени Нуриева, поначалу меня одолевали сомнения, думал, что это розыгрыш, даже возникло желание повесить трубку. Но в ходе разговора сомнения улетучились, нам действительно звонили от имени покойного Рудольфа Нуриева, завещавшего перед смертью своим душеприказчикам выполнить данное им в Казани слово. Через какое-то время в театре оперы и балета, там, откуда на подмостки мировых театров вышел великий балетмейстер, при полном зале прошла постановка балета «Ходжа Ыасреддин» на музыку моей супруги Лилии. Состоялось грандиозное шоу с участием солистов Большого и Мариинского театров.

С тех пор прошло уже много времени, но до сих пор одолевает печаль, что великий маэстро так и не успел по-настоящему вернуться на родину. Каждый раз, когда за столом в кругу друзей заходит речь об искусстве, всегда звучит такой тост:

– За настоящего мужика, за Нуриева! Люди разное говорят об этом человеке – что он голубой, гомосексуалист, нетрадиционной ориентации, но одно можно сказать точно, что мэтр – настоящий мужик, ведь не каждому дано сдержать слово, причем, если ты уже успел безвозвратно уйти…

– Ну, как вам история? – спросил Воинов.

– Ну, что тут можно сказать, – с оттенком здорового скепсиса выдал Евгений.

– Главное, что я поведал ее вам!

– Нет, история неплохая, интересная, но…

– Но лучше бы там не было Нуриева, вы это хотели сказать?

– Нет, лучше бы он слыл нормальным мужиком.

– Ваши предубеждения мешают вам жить.

– Я никогда не входил в число почитателей его таланта! – отрезал Евгений.

– Тяжело восхититься человеком, который находится в твоей власти.

– Это ты о Нуриеве?

– Нет, я о себе!

– Хм! – возмутился Евгений.

Глава сорок пятая

Выйдя из корпуса, где находилось отделение судебной экспертизы, Евгений направился в сторону главного корпуса, он давно не видел Гузель Фаритовну. Обогнув режимный объект, он наткнулся на группу прогуливающихся пациентов клиники. Человек двадцать расхаживали по сугробам, только единицы из этой толпы – сохранившие островки сознания – гуляли по очищенной дороге. Одетые в серо-синие фуфайки и в шапки-ушанки, пациенты напряженным взглядом провожали Евгения. Помня о сумасбродном старичке, Евгений участил шаг.

Когда он сравнялся с последним больным из толпы, который держался от всех обособленно, то ненароком заглянул тому в лицо. Небритый парень в серой выгоревшей фуфайке, на ногах болтались короткие валенки, срезанные по пятки. Внешне он ничем не отличался от всех других, но Евгению его лицо показалось до боли знакомым. Евгений сбавил обороты и судорожно перебирал в памяти: где же он мог видеть молодого человека? Он вспомнил! Не может быть! Это Баумистров-младший! В подтверждение догадки пациент, в надежде оторваться от следователя, резко развернулся на сто восемьдесят градусов и пошел в обратном направлении. Значит, не ошибся, это он! Как только Евгений пошел за ним, пациент перешел от шага к бегу в сторону закрытого режимного объекта. Походка Евгения больше походила на спортивную ходьбу, открыто бежать по территории больницы он позволить себе не мог.

Евгений закричал:

– Игорь Баумистров, остановитесь! Я хочу только…

Разоблаченный пациент и не думал прислушиваться к словам следователя, он без оглядки продолжил свой путь. Евгению ничего не оставалось, как самому перейти на бег трусцой.

Ему удалось загнать Баумистрова-младшего в тупик, впереди маячила только проходная в корпус отделения судебной экспертизы и бравший от него начало белокаменный забор. Игорь огляделся по сторонам и воззрился на забор. Евгений, уже шедший вразвалочку, ухмылялся, всем видом давая понять, что если понадобится, то он тоже сиганет через забор. Но тут внезапно у Игоря появился шанс на спасение – из закрытого корпуса для принудительного лечения преступников вышел Станиславский. Баумистров-младший посмотрел в сторону главного врача, развернулся и пошел навстречу Евгению, одаривая следователя самоуверенной ухмылкой, тем самым возвращая ему должок. Игорь ни на йоту не сомневался, что теперь назойливый страж порядка отстанет от него. Евгений злобно закусил губу и не проронил ни слова в адрес отпрыска Баумистрова, когда Марк Ефимович вплотную подошел к нему.