Порок - Илья Райх

– Угощайтесь, это для вас!

Надзиратель без промедления забрал весь пакет фруктов. Евгению Воинов объяснил свой поступок нелюбовью к фруктам.

– Хороший способ подкупить охрану, – ответил Евгений.

На ответ Евгения Воинов улыбнулся, сегодня он выглядел лучше, чем в последнюю их встречу, был бодр, глаза блестели. Его воодушевил приезд Евгения. Евгений расположился на табуретке, положив ногу на ногу.

Как и происходило в последнее время, их диалог начался с любопытствующих вопросов Евгения, который в очередной раз безуспешно пытался выудить у пока еще подследственного имя заказчика преступления, поставив под сомнение все гарантии Воинова.

– Не терпится спросить, когда все же мы подведем черту моей исповеди, пока не вижу и намека, что указывал бы на твоих сообщников.

– Все зависит от вас, как вы созреете.

– Опять одни аллегории. Ты меня водишь за нос?

– Нет! Я, как и обещал на одной из последних встреч с вами, укажу вам путь на имя заказчика убийства Екатерины Баумистровой.

– Последняя встреча? Куда ты от меня денешься? Нет, стой, получается, что нашим с тобой разговорам не будет конца?

– У каждой истории есть свой конец.

– Произнеси имя заказчика и дело с концом!

– Благодаря нашим откровенным беседам разгадка тайны сама найдет вас. Одним словом, вы сами догадаетесь…

– Павел Баумистров? Или ты вообще ничего не знаешь, а просто морочишь мне голову в роли подставной наживы?

Воинов молчал, в ответ на каждый вопрос он лишь бросал легкую улыбку.

– А может, за убийствами стоит сын Баумистрова Игорь, ведь он ненавидел свою мачеху? Хотя, не думаю, что этот наркоман мог проделать столь неоднозначную работу. К тому же педераст…

– Откуда столько ненависти? Можно подумать, что во всех ваших неудачах виновны люди с нетрадиционной ориентацией.

– Ладно, мне пора, приготовь к следующему разу мой заслуженный приз, – Евгений встал со стула.

Воинов остановил его:

– Напоследок хочу рассказать одну историю, надеюсь, что она произведет на вас впечатление, хотя вам чуждо чувство изгоев. Но все же мне хочется достучаться до вас.

– У тебя пять минут, – категорично ответил Евгений.

– Нельзя сказать, что мой рассказ на отвлеченную тему, но мне хочется, чтобы вы его выслушали.

– Время уже пошло! – самодовольным тоном отреагировал Евгений.

– В нашем городе в девяностые годы проживал местный общественный деятель Ринат Баимов, так вот, в далеком 1992 году он с женой ездил в Казань на встречу с великим балетмейстером Рудольфом Нуриевым. Его рассказ об этом был такой.

…Стоял теплый майский вечер, машина шла по трассе как новенькая, хотя ей было уже шестнадцать лет. Но это был «Мерседес»! Один из первых в регионе. Рядом сидела моя жена Лилия (имя изменено), она всю дорогу говорила: «Я так боюсь! Он величина! У нас ничего не получится!». Мне, тридцатилетнему парню, казалось, что в жизни нет ничего нереального, устав успокаивать жену, я терпеливо молчал и снисходительно улыбался.

Да, мы ехали на встречу с человеком, которого знал весь мир, его талант почитали повсюду, ему поклонялись многие, в том числе и сильные мира сего. Впрочем, он сам их не почитал и всячески старался избегать общения с облеченными властью. Звали этого человека Рудольф Нуриев. Балетмейстер и не подозревал, что к нему с его родины едут люди, о которых он никогда не слышал и не знал.

До Казани мы доехали за четыре часа. Именно в Казанской консерватории балетмейстер наметил дать мастер-класс. Об этом стало известно от старого знакомого – местного деятеля культуры. Правда, лично у него наша затея вызвала скепсис.

«Человек сложный, неадекватный, как и все великие», – предупредил он нас.

Моя жена – профессиональный музыкант, она в течение двух лет кропотливого труда написала музыку к опере «Ходжа Насредцин». У людей, причастных к театральному искусству, есть четкое понимание того, что создание опуса – это только первоначальный этап, самое главное и трудное, чтобы произведение дошло до людей, реализовалось в материале, в нашем случае – через постановку в театре.

Чувствуя, что труд супруги не находит поддержки у режиссеров местных театров, как и у чопорных чинуш от культуры, я решился на авантюру. Однажды заявил ей, что нам поможет сам Рудольф Нуриев, на что получил от нее ответ: «Ты спятил!». Может, и спятил, но я верил в талант супруги и считал – надо использовать любую возможность, какой бы фантастической она ни была. Да и от соблазна воочию лицезреть великого мастера и человека, ставшего визитной карточкой нашего города, отказаться было трудно. Он приехал в Казань всего лишь на три дня.

Чтобы попасть к нему, я использовал свои личные связи в Казани, напрямую обратился к президенту Татарии Минтимеру Шаймиеву с просьбой о встрече с живой легендой. Через пятнадцать минут после звонка в правительственную администрацию мне перезвонили и сказали, что я могу прийти в приемную Шаймиева. Два часа татарский президент, как следователь на допросе, засыпал меня вопросами. Его интересовали дела в братской республике: от культуры до политики. Сполна помучив меня, он позвал своего помощника и наказал ему представить меня балетмейстеру.

Не помню, как переступил порог консерватории, голова была занята, если выразиться научно, построением речевой модели убеждения.

По своей наивности я думал, что Нуриев сидит в одном из кабинетов консерватории и, чтобы попасть к нему, необходимо, как полагается в таких случаях, провести в приемной достаточное количество времени или вовсе записаться на прием задолго до встречи. Но, как оказалось потом, я сильно заблуждался.

– Рудольф Хаметович, я хочу представить вам комсомольского лидера из вашего родного города, его зовут Ринат Баимов, – сказал чиновник и тут же удалился прочь.

Передо мною, возле окна коридора консерватории, слегка прислонившись к отопительной батарее, стоял его величество Рудольф Нуриев. Балетмейстер был среднего роста, суховат, облачен в короткое черное драповое пальто, спортивную вязаную шапочку того же цвета и увлеченно читал книгу. Он не обращал внимания ни на студентов консерватории, проходивших мимо, ни на чиновников, трепетавших перед ним, проигнорировал он и меня. Но в нем отсутствовала и нарочитая надменность. Он не поднял глаз, когда я притворно кашлянул. Пауза затянулась. Я нервничал и никак не мог подобрать нужных слов. Посмотрел по сторонам, из-за угла в дальней части коридора торчала голова чиновника, который меня представил. Я вспомнил о своей жене и том, ради чего мы приехали. Все замерли в ожидании – что будет дальше? Что это за человек, который игнорирует даже всесильных чиновников?

Спасение пришло неожиданно. Я увидел, что маэстро читает сборник стихов французского писателя Шарля Бодлера, под названием «Цветы зла». Мало того, я смог прочесть на развернутой странице название самого произведения – «Альбатрос». Позже подумал, что это обстоятельство могло меня и не спасти, если маэстро читал бы книгу на французском языке, а не в переводе.

– Читать Бодлера интереснее, чем разговаривать с незнакомым человеком? – без доли иронии и сарказма спросил я.

– А что, в комсомоле вместо уставов теперь увлекаются Бодлером? – ответил он и впервые поднял на меня взгляд.

– Я не комсомольский лидер и никогда им не был.

В моих словах не было лукавства, просто в восьмидесятые годы я действительно возглавлял молодежное национальное движение, но оно никоим образом не было связано с комсомолом.

– Но вас так представили, – продолжал давить он.

– Но вас тоже представляют по-разному, но это не значит, что вы такой, – решился я на легкую агрессию, впрочем, и эта фраза была лишена иронии.

После моих слов балетмейстер неожиданно захлопнул книгу, встал в полный рост, ринулся в сторону коридора, откуда, как подросток из-за угла продолжал наблюдать за мной и моим собеседником чиновник. Моя последняя фраза пришлась ему не по душе, пойти за ним я уже не решился. Моя затея, в которую я верил с самого начала, рухнула в одночасье.

– Вы идете? – произнес Нуриев, повернувшись ко мне лицом.

– Меня никто не приглашал!

– Я вас приглашаю, пойдемте! – со снисхождением произнес мэтр.

Я послушно пошел за ним. Маэстро, шагая вдоль первого ряда зрительских кресел концертного зала, пальцем указал на место, куда я мог сесть. Он снял пальто, перед моими глазами запестрил яркий подклад, откинул спортивную шапочку. Вместо нее он надел цветастую беретку и целеустремленно поднялся на сцену. Хотя это была только репетиция, а не полноценный спектакль, зал вспыхнул аплодисментами. Улыбнувшись в ответ зрителям, Нуриев подошел к дирижерскому пульту. Он не стал брать долгой паузы, как только воцарилась тишина, начал дирижировать.

По первым нотам я уловил столь знакомую музыку из балета «Щелкунчик» великого композитора Петра Чайковского. (Сама постановка балета «Щелкунчик», под началом Рудольфа Нуриева, прошла в Татарском театре оперы и балета, а в консерватории проходила только репетиция). Не в обиду будет сказано в адрес композитора-гения, но музыка на тот момент служила для меня только неким фоном, я не акцентировался на ней, хотя и сам профессиональный музыкант. Все внимание было приковано к балетмейстеру, который к моему удивлению неплохо справлялся с функцией дирижера. Оркестр был сосредоточен и следовал в такт за каждым мановением дирижерской палочки. Все работало как единое целое, слаженно, складно, в унисон…