Скрытые лики войны. Документы, воспоминания, дневники - Николай Губернаторов

Ваня Филонов — спокойный. Этот не ломил, не обдумав своих действий. Умел беречь жизнь людей. И ростом, и возрастом (около 30 лет) — под стать Айзику. Только русоволосый, с рыжинкой, и не такой фигуристый.

Первое время я был безмерно увлечен Кардановым. Заметив это, командир полка бросал батарею на поддержку его эскадрона, в самое пекло. Отсюда — ордена, медали за подвиги конников и артиллеристов. Отсюда же — большие потери людей. Где — по советам Филонова и Дорошенко, а где — и своей головой, начал я постигать науку умного ведения боя, рационального расходования сил и средств, достижения цели с наименьшими потерями.

Перекресток в Ньиредьхазе

Октябрь 1944 года

После штурма и взятия города Орадя на румыно-венгерской границе наш корпус развернули фронтом на север и двинули на Дебрецен. Здесь, в боях за юго-западную окраину города, я впервые увидел схватку наших казаков с немецким кавалерийским полком СС. «И быть сеча велика…» Эсэсовцев раскрошили.

Взяв Дебрецен, кубаноказачий и танковый корпуса штурмовали город Ньиредьхазу.

Уличные бои… не приведи, Господь! Один из перекрестков улиц был надежно перекрыт самоходными артиллерийскими установками немцев. И никак было не достать их моим пушкам. Я их просто не видел! Бьют по нашим конникам, пытающимся проскочить этот чертов перекресток, жгут наши танки, а откуда — не вижу, хотя сменил уже два-три наблюдательных пункта. Наконец уже с четвертого или пятого НП через оконный проем третьего этажа полуразрушенного дома увидел: на перекресток, обходя наши горящие танки, вышел наш очередной «Т-34», тут же ударили по нему две самоходки. Дульный тормоз одной выглядывал из тоннельного входа под домом напротив, ствол другой пыхнул в полумраке первого этажа полуразрушенного дома по диагонали слева за перекрестком.

Одна из САУ промахнулась, другая врезала по тракам гусеницы. «Тридцатьчетверка» крутанулась на выезде на перекресток, подставив корму. Тут же в моторную группу ее вошел третий снаряд. Как огромный спичечный коробок вспыхнул! Тут же откинулась крышка люка башни. Появился командир машины, выскочил почти по пояс… И задергался, заметался, что-то его удерживало там, в люке… А, черт возьми — провод ларингофонного переговорного устройства держал его, как на привязи! А он не догадался сбросить с головы танкошлем. Неопытный, видно. Двое из экипажа, вынырнув из-под машины, уже заскочили в дверной проем близстоящего дома, а этот… дернулся еще пару раз и скрылся в пламени и дыму. Грохнул взрыв (боезапас рванул в танке), и башню подбросило на высоту третьего этажа, на котором я находился.

— Ну, я вам сейчас! — вырвалось у меня.

Вызвав по телефону Дрозда (его взвод был расположен ближе к моему НП и более удобно для задуманного маневра), приказал переместить орудия к дому, в котором я находился. По дворам через проломы пушки вкатили во двор дома. Через окна первого этажа не видно было первую самоходку. Из окна второго — плохо видно правую. Решил: по правой бить с первого этажа, по левой — со второго.

Разместив пушку на первом этаже, почти напротив тоннельного укрытия немцев, второе орудие чуть не на руках с помощью пехотинцев затащили на второй этаж. Дрозд остался при первом орудии, я — при втором.

Договорились: с первого этажа открывают огонь тут же после выстрела со второго.

Если бы фрицы заметили наши приготовления, то описывать это не пришлось бы. Калибр орудий их «фердинандов» был куда как крупнее.

Наводчик второго орудия занял свое место, закрутил маховички поворотно-подъемного механизма. Бить надо было точно, очень точно — чтобы с первого раза…

— Дай я! — не выдержав, оттеснил я наводчика от панорамы (прицела).

Повел перекрестием панорамы по широкому темному проему на первом этаже того дома… Едва угадывался срез дульного тормоза… Значит, чуть левее и чуть-чуть выше… чтобы по более слабой броне, прикрывающей верх самоходки.

— Кумулятивный! — тихо скомандовал я. — Дзынь! — звякнул замок пушки. Нащупал рычаг спуска. — Огонь! — скомандовал сам себе и нажал спуск.

Панорама — не спас и резиновый наглазник — резко ударила меня в глаз, так что я шмякнулся на пол. Левое колесо пушки едва не накатилось на ногу, радужные круги в глазах… Вскочив, рванулся к окну. Ни черта не вижу! Круги расплываются…

— Кранты «фердинанду»! — кричит кто-то.

— Накрылся!..

Внизу под нами — выстрел… два… три. Поднырнув под ствол своей откатившейся пушки, зажав ладонью подбитый глаз, я подбежал к правому окну. Ай молодец наводчик Серега («в миру» — Артист)! Он не только врезал в другую самоходку, но для верности и завалил ее той частью дома, что возвышалась над «Фердинандом». Грохнули подряд два мощных взрыва. Из окон посыпались остатки стекол, разлетелась рама, выбитая кирпичом. Из-под руин тех двух домов валил черный дым, вырывались языки пламени: рванули боекомплекты самоходок.

— Что же ты, скокарь, м…, сошники не закрепил? Гуляет у тебя орудие по всему дому! Без глаза мог меня оставить! — обрушился я на командира орудия, зажимая саднящий глаз.

— Виноват, старший лейтенант. Да мы вот балки под сошники подсували…

— Под задницу себе подсувай такие балки! — сказал я, отпихивая ногой небольшой обломок балки. — А вы, хлопцы, хорошо сработали! Молодцы, гвардейцы! Приготовиться к смене позиции.

На улице лязгали гусеницы, изредка били танковые пушки. Подошел к окну. Через перекресток к центру города проходили танки. По обеим сторонам улицы цепочками шли на рыси казаки.

Сбежал на первый этаж. Пушкари перекуривали. Артист лежал между станинами орудия, положив голову на снарядный ящик, и уже чего-то травил под хохот расчета. Дрозд сидел на подоконнике спиной к улице, снисходительно слушая «баланду».

— Выходит, Артист, ты в Ростове и на Кавказе всех баб…

— Виктор! — обратился я к нему. — Слезай с окна, нечего подставляться. Быстренько готовь взвод к смене огневых — вперед по этой улице. Здесь дело сделано. Сергей, снайпер, молодец! Все — молодцы! Отлично действовали! Vorwarts! (Вперед!)

— Сделаем, товарищ старший лейтенант. А чего это с глазом?.. Эк, разнесло…

— Для симметрии, Виктор. Второе орудие плохо закрепили в сошниках, откатилось…

— Ну, я этому скокарю…

— Хватит, Витя. Я ему уже… За двух «фердинандов» и глаза не жалко. Вперед!

За бои в Ньиредьхазе, за сожженные самоходки всех «солистов» — к наградам! Меня — к ордену Красного Знамени.

В разгар столь удачных для нас боев конно-механизированная группа была рассечена контрударами немцев на две.