Скрытые лики войны. Документы, воспоминания, дневники - Николай Губернаторов

Тут у меня промелькнул кадр из довоенного фильма «Тринадцать», и я ответил почти точно словами одного из действующих лиц:

— Полковник отдыхает. Но это к делу не относится. Учитывая безнадежность вашего положения — вчерашние потери в живой силе и технике, мы предлагаем вам сложить оружие.

У немца дернулась щека. Прищурив глаза, он скептически сказал:

— Ваше положение не легче нашего: вы окружены и по нашему сигналу будете атакованы и нами, и нашими частями извне. Наше предложение аналогично: сложите оружие, вам гарантируется жизнь, предлагается служба в РОА.

Пояснение: РОА — Русская освободительная армия — воинские формирования под командованием генерала Власова (бывшего командующего 2-й ударной армией), принимавшие участие в боях на завершающем этапе войны на стороне немцев.

— Если части извне атакуют нас, мы атакуем вас. Все силы приложим. Мы уничтожим вас… вместе с вашим генералом.

— Каким генералом?! — не сдержал удивления немец.

— Бригаденфюрером. Итак, решайте. Повторяю: при первом проявлении активности ваших частей мы атакуем и уничтожим вас.

— Решаю не я, господин капитан, решает командование. Вы не возражаете, если я доставлю вам ответ в пятнадцать-ноль-ноль.

— Нет, господин штурмбанфюрер. Через два часа, в одиннадцать-ноль-ноль. Или мы атакуем.

— Я доложу командованию. Одну минуту, пожалуйста. А что, господин полковник отдыхает… навсегда?

— Не будем терять времени. С полковником все в порядке. Как ваша голова? Болит? Может быть еще хуже.

Откозыряли, щелкнув каблуками. Разошлись.

Павел Дмитриевич чувствовал себя заметно лучше. Боль переносил стоически. Посему я решился поведать ему о ходе переговоров.

— Собери, Григорьевич, ротных. Посоветуемся, — сказал он.

Собрались. Обмен мнениями привел к единому выводу: переговоры велись в нужном ключе, но ближайшее грядущее расплывалось туманом. Уходить от фольварка было поздно, мы оказались прикованными к нему. Свертывать наше кольцо под огнем из фольварка и тех, кто обложил нас — это уже четко обозначилось, — означало верную гибель. Если те, в фольварке, примут наши условия, то мы, используя пленных в качестве заложников, продолжим свой путь к фронту.

И подтвердили мое решение: если атакуют нас извне, мы атакуем фольварк из последних сил — погибнем достойно.

С тем и разошлись.

В десять-пятьдесят из пролома на месте калитки появились те двое. Я сбросил бурку и, «сверкая регалиями», сопровождаемый тем же лейтенантом, пошел навстречу — принимать капитуляцию осажденных.

Немцы отказались сложить оружие. Внесли, однако, коррективы в свои предложения: если мы снимем осаду фольварка, они — под слово чести своего генерала — гарантируют выход нашей группы, создав проход в кольцо их частей, охвативших нас. Штурмбанфюрер подал мне карту с обозначением схемы нашего выхода.

Подумав, посоветовавшись с лейтенантом, я сказал, что считаю возможным доложить их предложения своему командованию (какому?)… при условии, что их генерал и сам штурмбанфюрер будут гарантировать наш выход из кольца своим личным присутствием до определенного нами рубежа. Показал, изобразил на карте свой вариант.

Немец подумал. Посмотрел на часы и… опять попросил время на ответ до пятнадцати-ноль-ноль. Надо было проявлять твердость, хотя бы внешне… и я чувствовал, что нельзя терять времени. Назначил встречу на тринадцать часов.

И снова разошлись по «домам».

Решение было единодушным: принять предложения противника на условиях, которые я изложил на переговорах. Время не терять, рассчитывая выйти на оговоренный рубеж с наступлением сумерек. При малейшем нарушении немцами условий нашего выхода генерала и сопровождающих его офицеров расстрелять. И в этом случае пробиваться к фронту если не всей группой (что было бы уже маловероятным), то мелкими группами — взводами, отделениями. Если немцы откажутся от нашего варианта, штурмуем фольварк.

Общее решение я изложил в форме своего приказа по группе. Потапов одобрил его. Попрощались на всякий случай друг с другом все.

В двенадцать-пятьдесят опять из фольварка появились две уже знакомые фигуры. Точны, сволочи!..

Передав по траншеям, чтобы были готовы ко всему, попрощавшись с Лукшой и стоявшими поблизости, мы с лейтенантом вспрыгнули на бруствер.

— Комбат, разреши — я с тобой?.. Очень прошу!.. Ради Бога… — это Саша подал голос, необычно просящий.

Коротко подумав, я сказал:

— Айда, Саня! Все равно уж… везде хорошо будет.

Смотрю: те двое притормозили немного. Коротко переговорили… и пошли навстречу. Оба парламентера на сей раз с автоматами на груди. Что бы это значило, господа офицеры?..

Штурмбанфюрер сообщил, что его командование принимает наши условия. Обернулся в сторону фольварка, подал знак движения по дороге. Я подал знак кдинком. Были такие условные знаки — клинком.

Из фольварка выкатили: мотоцикл, полевую легковую машину и еще один мотоцикл. С нашей стороны приближался на рыси взвод Шатилова. Медленно подъехали. В машине, кроме шофера: генерал, полковник и подполковник — все из СС. Отдали честь, не выходя из машины. Я приказал Шатилову перестроить взвод так, чтобы машина и мотоциклисты были окружены. Предложил одному из сидящих в машине пересесть в любой мотоцикл. Немцы переговорили. Полковник вышел из машины, пошел к переднему мотоциклу. Я сел на его место. Генерал обратился к штурмбанфюреру ворчливо:

— Почему их полковник не садится сюда?

Не дожидаясь перевода (чего уж теперь!), я сказал ему, что полковник находится там, где ему нужно.

В это время подъехал к машине Саша Гвоздь, держа в поводу коня для меня. Оценил обстановку. Перегнувшись с седла, подал мне автомат.

— Шабелюку-то дайте мне, неловко с ней в машине. А я буду тута, рядом. Послежу за этой шантрапой.

Встав в машине в рост, я наблюдал в бинокль окрест, как пехота свертывает свои боевые порядки. Организованно получалось: выскакивали из фланговых траншей, обрывающихся у дороги в полукилометре от нас, и бежали на построение за выступ сада.

Подскакал казак, доложил, что к маршу полк (!) готов.

Сев, я обнаружил, что на месте подполковника рядом со мною сидит майор (тот самый штурмбанфюрер). Перед ним на упаковочном ранце — рация. Оглядев компанию, увидел, что подполковник перешел во второй мотоцикл.

Даю команду: «Вперед! Не быстро». Тут же майор начал передавать по рации какую-то цифирь, а Саша доложил, что из фольварка выкатился на дорогу бронетранспортер с солдатами.