Право на жизнь. История смертной казни - Тамара Натановна Эйдельман

соучастником убийства. В этом случае для Бадинтера принципиально важно было то, что суд приговорил к смерти человека, который сам не убивал, – наказание должно было стать куда более суровым, чем этого требовал даже ветхозаветный принцип «око за око, зуб за зуб». Через час после того, как присяжные удалились на совещание, к Роберу Бадинтеру, ожидавшему вердикта, подбежали взволнованные журналисты: только что пришло известие, что Верховный суд США признал смертную казнь неконституционной. Адвокат был поражен и раздосадован тем, что не имел возможности сослаться на этот прецедент в своей заключительной речи. Ему даже пришла в голову безумная мысль – подобраться снаружи к комнате, где заседали присяжные, и поставить неподалеку транзисторный приемник, включенный на полную мощность. Может быть, люди, вершащие чужую судьбу, услышат эту новость и она повлияет на их решение?

Конечно же, он этого не сделал. Присяжные вынесли вердикт довольно быстро.

Началось чтение ответов на вопросы, поставленные перед присяжными. Перед четвертым, важнейшим для нас вопросом, судья сделал паузу: «Виновен ли Бонтан в том, что он, находясь в то же время и в том же месте, убил мадам?..» Ответ: «Нет – большинством голосов». По залу суда пронесся вздох. Мой приятель журналист улыбнулся мне. Голова Бонтана была спасена. Судья продолжил: «Убил ли Бюфе мадам?..» – «ДА». – «Является ли Бонтан сообщником Бюфе?» – «НЕТ». Бюфе оказывается обречен на смерть. «Существуют ли какие-либо смягчающие обстоятельства для Бонтана?» И раздался ответ: «НЕТ большинством голосов». Это был смертный приговор. Судья уже объявлял это. Задние ряды, затем весь зал суда начал аплодировать, крики «браво» вырывались из открытых окон. Возмущенный судья пытался их остановить, но безуспешно. В криках толпы смешались радость и ненависть. Я повернулся к Бонтану. Я схватил его за руку и сказал сдавленным голосом, со всей возможной убедительностью: «Бонтан, вас помилуют. Президент республики наверняка помилует вас». Филип Лемур уже объяснял ему, как надо составить прошение. Он снова улыбнулся нам, уже с другим выражением лица, и сказал: «Раз вы так говорите, то я верю вам…» …Я остался среди царившего вокруг волнения. Они ведь согласились с нами, они признали, что он не убивал. И все же они приговорили к смерти человека, который, как они сами признали, не убивал. Я не отрывал глаз от своих бумаг, от своих бесполезных записей. Я не хотел видеть эти лица[218].

Президент отверг прошение Бонтана о помиловании, и тот был казнен. После этого Робер Бадинтер стал одним из самых активных борцов против смертной казни. Он, как и сестра Элен Прежан, не оправдывал действия своих подзащитных, а просто боролся за то, чтобы их не казнили. Защищая Патрика Анри, убившего восьмилетнего мальчика, Бадинтер не пытался доказывать его невиновность: то, что убийцей был именно Патрик, ни у кого не вызывало сомнений. Но, как позже говорил сам Бадинтер, выстраивая защиту, он опирался на фразу из письма Роже Бонтана президенту Помпиду: «Гильотинировать – это просто значит взять живого человека и разрезать его на две части». Патрик Анри был приговорен к пожизненному заключению. Кроме него, с 1972 года, когда был казнен Роже Бонтан, по 1981-й, когда во Франции была отменена смертная казнь, Бадинтер смог защитить еще четырех убийц – вернее, еще четырех человек.

Как раз в то время, когда Робер Бадинтер пытался спасти Бонтана, писатель и режиссер Жозе Джованни начал работать над фильмом «Двое в городе».

Жозе Джованни, чье настоящее имя Жозеф Дамиани, прожил жизнь, которой хватило бы на множество фильмов и романов, – собственно говоря, свой жизненный опыт он и использовал, работая над огромным количеством детективов, сценариев и фильмов. Отец Дамиани был хозяином двух парижских отелей и явно не слишком стеснял себя рамками закона – его несколько раз привлекали к ответственности за содержание подпольного игорного дома. В конце концов конфликты с властями разорили Дамиани-старшего, семья переехала на юг Франции, где Жозеф пытался изучать право, но не слишком успешно, к тому же началась Вторая мировая война. Дамиани жил на территории, которую контролировал режим Виши, и, кажется, достаточно уютно чувствовал себя среди коллаборационистов. Он был членом профашистской Народной Французской партии и участвовал в преследованиях партизан и евреев, скрывавшихся от депортации.

Последние месяцы до освобождения Франции, когда союзные войска уже двигались к Парижу, оказались одними из самых сложных и беззаконных для тех, кто находился на оккупированных территориях. Страх и растерянность уходившей власти, слишком медленное приближение освободителей – все это создавало питательную почву для многочисленных нарушений закона. Дамиани со своим братом и еще несколькими людьми, связанными с фашистским режимом, выслеживали и похищали богатых евреев, выдавали себя за полицейских и угрозами, а затем и пытками вымогали у них деньги. Несколько похищенных были убиты. Марсельский суд, приговоривший Жозефа Дамиани к смерти, так описал его: «Можно сказать, что перед нами крайне вредный для общества человек, который до того, как стал убийцей, был еще и предателем своей страны и совершал действия, которые можно безусловно назвать гангстерскими». Сам Дамиани, впрочем, в более поздние годы всеми силами доказывал, что его судили не за коллаборационизм, а только за уголовные преступления, и подчеркивал, что в банду его затянул родной дядя, которого никто никогда не судил и он спокойно закончил свою жизнь в Испании.

Но кто бы ни втягивал Дамиани в преступную деятельность, ясно, что он был ужасным человеком – исповедовавшим крайне правые взгляды бандитом, рэкетиром и убийцей. Смертный приговор не был приведен в исполнение, потому что его отец использовал все возможные связи и добился замены казни на 20 лет каторжных работ.

Дамиани вышел на свободу в 1956 году после одиннадцати с половиной лет заключения в возрасте тридцати трех лет – судя по всему, совершенно другим человеком.

В тюрьме Санте, ожидая смягчения приговора или приведения его в исполнение, Дамиани вел дневник, который его адвокат смог опубликовать в 1952 году, когда его подзащитный все еще находился в заключении. Двадцать страниц, озаглавленных «Дневник приговоренного к смерти», должны были сразу вызвать у французских читателей ассоциацию с романом молодого Гюго «Последний день приговоренного к смерти». Но у Дамиани нет никаких пылких рассуждений и романтических страстей. Он тщательно фиксирует, как проходит его день, – вот он играет в шахматы с другим приговоренным, а через некоторое время ссорится с ним, потому что тот, кажется, украл его помаду для волос! В тюрьме казни ожидают пятеро, затем привозят еще двоих. Никто не знает,