Право на жизнь. История смертной казни - Тамара Натановна Эйдельман

словами, «как к женщине». Судя по всему, он был латентным гомосексуалом, хотя сам не решался себе в этом признаться. Во всяком случае, и с женой, и с подавляющим большинством других женщин, которые добровольно или под угрозой ножа пытались вступить с ним в сексуальные отношения, у него мало что получалось.

Оправдывает ли это его? Конечно нет. Мы прекрасно знаем, что не все, кто пережил в детстве трагедии, не все, кого унижали в школе и в армии, не все, кто не может разобраться со своей сексуальной ориентацией, начинают совершать зверские убийства и изнасилования. Скорее, даже так: большинство этих людей не становятся преступниками. А меньшинство становятся. «Сейчас уже известно, что все серийные преступники в детстве сами были жертвами насилия, часто сексуального, – пишет Елена Топильская, – Да, не все жертвы насилия становятся маньяками, но все маньяки в детстве через это прошли»[215].

Так и вспоминается разговор булгаковский Маргариты на балу у Сатаны:

А вот это – скучная женщина, – уже не шептал, а громко говорил Коровьев, зная, что в гуле голосов его уже не расслышат, – обожает балы, все мечтает пожаловаться на свой платок.

Маргарита поймала взглядом среди подымавшихся ту, на которую указывал Коровьев. Это была молодая женщина лет двадцати, необыкновенного по красоте сложения, но с какими-то беспокойными и назойливыми глазами.

– Какой платок? – спросила Маргарита.

– К ней камеристка приставлена, – пояснил Коровьев, – и тридцать лет кладет ей на ночь на столик носовой платок. Как она проснется, так он уже тут. Она уж и сжигала его в печи, и топила его в реке, но ничего не помогает.

– Какой платок? – шептала Маргарита, подымая и опуская руку.

– С синей каемочкой платок. Дело в том, что, когда она служила в кафе, хозяин как-то ее зазвал в кладовую, а через девять месяцев она родила мальчика, унесла его в лес и засунула ему в рот платок, а потом закопала мальчика в земле. На суде она говорила, что ей нечем кормить ребенка.

– А где же хозяин этого кафе? – спросила Маргарита.

– Королева, – вдруг заскрипел снизу кот, – разрешите мне спросить вас: при чем же здесь хозяин? Ведь он не душил младенца в лесу!

Маргарита, не переставая улыбаться и качать правой рукой, острые ногти левой запустила в Бегемотово ухо и зашептала ему:

– Если ты, сволочь, еще раз позволишь себе впутаться в разговор…

Бегемот как-то не по-бальному вспискнул и захрипел:

– Королева… ухо вспухнет… Зачем же портить бал…

Конечно, Чикатило не несчастная Фрида, которой благодаря Маргарите перестали каждый день подавать платок… Но давайте представим себе, что те его рассказы, которым не поверили – и которые не очень внимательно проверили, – правда. Давайте представим себе жизнь и психику человека, у которого раскулачили деда, посадили отца, который слышал о съеденном братике, в детстве видел фашистские зверства, лежал в яме с трупами, шел в школу, ожидая, что там его снова будут бить, просыпался в казарме, чтобы снова и снова отбиваться от насильников… Это дает возможность простить его преступления? Нет. Но, может быть, дает ему право на психологическую помощь? На лечение? На возможность продолжить жизнь, пусть даже в колонии для пожизненно заключенных – где в идеале с ним должны работать психологи и люди, напоминающие сестру Элен Прежан?

А дальше произошла невероятная вещь, которая была возможна, наверное, только в 1992 году, когда суды еще не превратились в машины для механического зачитывания написанных кем-то невидимым приговоров.

Прокурор – государственный обвинитель! – поддержал защитника и потребовал отвода суда, так как были нарушены многие процедурные детали и постоянно нарушались права обвиняемого – его оскорбляли, судья не скрывал своей убежденности в его виновности. Права? У Чикатило могут быть права? «Нет!» – восклицают родные убитых. «Да!» – сказала бы сестра Элен Прежан. После этого началась и вовсе фантастика: потерпевшие заявили ходатайство об отводе прокурора, и судья его принял. Прокурор Герасименко покинул процесс, замену ему прислали только через две недели. За это время, кстати, прокурор Ростовской области направил представление «О нарушении законности при рассмотрении уголовного дела по обвинению А. Р. Чикатило».

Означает ли эта странная история, что Чикатило был невиновен? Я не знаю. Наверное, нет. Слишком много подробностей он знал о произошедших убийствах и признавался в них. «Признание – царица доказательств», – мысль, так нравившаяся кровавому сталинскому прокурору Вышинскому.

А можно ли выносить смертный приговор в результате процесса, юридическая корректность которого вызывает сомнения? Вероятность того, что Чикатило был невиновен, мала, но, увы, сколько примеров мы увидели только в последние годы, когда людей заставляли признаваться в том, чего они не совершали…

В поразительной «Зеленой миле» Стивена Кинга Джона Коффи нашли рядом с трупами двух убитых девочек, с руками, обагренными кровью, и казнили за убийство, которого он не совершал. Ах да, это литература, к тому же фантастическая…

А вот судьба Александра Кравченко – это совсем не литература, хотя и напоминает хоррор. Он жил неподалеку от того места, где погибла Лена Закотнова – первая жертва Чикатило, хотя именно ее судьба и вызывала сомнения суда. Кравченко еще до достижения совершеннолетия был судим за изнасилование и убийство, но затем вышел на свободу и, казалось, к 25 годам стал совершенно другим человеком. Он вел спокойную жизнь, и в день убийства у него было железное алиби, подтвержденное его женой и ее подругой. Но нет таких алиби, которые не смогли бы сломать наши бравые органы, – и через некоторое время сначала жену, которую запугивали перспективой переквалификации в соучастницу, а затем и подругу заставили изменить показания. А дальше получили и признание самого Кравченко, которого избивал и запугивал подсаженный к нему сосед по камере. На его одежде обнаружили кусочки репейника, росшего на берегу реки, где была убита девочка (а еще – рядом с его домом, где он спокойно мог их подцепить). Потом на одежде оказались следы крови убитой и частицы ее одежды. Были ли они там действительно, или постарались милиционеры? Позже Александр Кравченко писал жалобу: «Я писал явки с повинной только из-за того, что от некоторых работников уголовного розыска и тюрьмы слышал угрозы в свой адрес. Некоторые детали этого преступления я узнал из актов экспертиз, и потому