Вооружен и опасен. От подпольной борьбы к свободе - Ронни Касрилс

В этом доме жили несколько товарищей и Гебуза пытался перевести их в другое место. Затем исчезла Сюзанна, помощница Гебузы. В то утро она вывозила из «Кнолл» компьютеры. Гебуза, который должен был встретиться с Мо, не прибыл на место встречи и не ответил на срочные вызовы, направленные на его пейджер. К сумеркам ни о нём, ни о Сюзанне ничего не было известно. Мо решил сам отправиться в «Кнолл». Как только стемнело, он поехал туда с товарищем, который формально снимал этот дом. Мо остановил машину неподалеку и начал наблюдать за домом в бинокль.

Когда товарищ подходил к дому и стучался в дверь, всё было спокойно. Она открылась и… Господи! — Мо не смог сдержать нервной гримасы. — Только что он был тут и в следующий момент он исчез. Как будто его проглотили живьём».

Мы сели и начали анализировать, что произошло. Мы пришли к выводу, что полиция арестовала Чарльза и Мбусу, захватив их в конце прошлой недели. Они оба знали о «Кнолл» и, по-видимому, после нескольких дней допросов их заставили назвать этот адрес. Несмотря на изменившуюся политическую ситуацию, мы не питали иллюзий в отношении того, что полиция перестанет использовать привычные методы выбивания информации. К утру четверга они, очевидно, провели налёт на «Кнолл» и арестовали всех тех, кто там был. Затем они устроили засаду и хватали всех, кто туда приходил. Мы могли только догадываться, были ли Гебуза и Сюзанна арестованы в этом доме или за ними следили и задержали где-то в другом месте. Нас беспокоило, остались ли компьютерные дискеты в «Кнолле», но Мо сказал, что, по его мнению, Сюзанна работала с ними на своей конспиративной квартире.

— Будем надеяться, что они держали их в зашифрованном виде, — вмешался Мак. — В них содержатся сообщения и доклады об операции «Вула» почти за два года работы.

Это соображение сделало обстановку на нашем совещании ещё более мрачной. Билли справедливо заметил, что снятие запрета с АНК привело к возникновению атмосферы расслабленности. В подпольных структурах возникло чувство самодовольства. Мы все признали нашу общую ответственность за случившееся. Вину нельзя было возложить на кого-либо конкретно. Мы распределили между собой работу по снижению вреда от происшедшего.

В воскресенье после обеда, выполнив свои задачи, мы с Маком появились «на поверхности», чтобы принять участие в массовом митинге, что также должно было служить объяснением нашему появлению в Дурбане. Зал был набит до отказа и нас встретили стоя и бурными аплодисментами. Пребывание среди наших сторонников вдохновляло нас, и я был приятно удивлён, увидев, что здесь помнили о моей роли в событиях начала 60-х годов.

Рано утром в понедельник мы уехали в Йоханнесбург. Утренние газеты сообщали о воскресном митинге. Мы потешались над мыслью о том, что дурбанской полиции безопасности может быть только из сообщений прессы стало известно, что мы нанесли визит в их город. Мы угадали в большей степени, чем сами предполагали. Позднее стало известно, что полиция в то же самое утро везла Гебузу в Йоханнесбург для продолжения допросов. Они не знали о нашей деятельности в субботу и воскресенье: когда они арестовали Гебузу в четверг, то первым делом потребовали, чтобы он сообщил им о нашем местопребывании.

Они арестовали Гебузу не в «Кнолле». Он заехал туда рано утром, чтобы повидать тех, кто там жил. В тот момент казалось, что всё нормально, но дом уже был под наблюдением. За Гебузой было отправлено «сопровождение» и через несколько километров его вынудили остановиться на обочине дороги. Гебузу вытащили из машины, прижали к земле, приставили пистолеты к голове и начали требовать: «Где Мак? Где Ронни?».

Гебузу удивили эти настойчивые требования. Дурбанская полиция безопасности, узнав о нашем предыдущем пребывании в стране от арестованных Чарльза и Мбусо, очевидно не знала, что мы больше не находимся на нелегальном положении.

— Но ведь они получили неприкосновенность, — запротестовал Гебуза.

Ничего этого я не знал в то утро, когда нажал на педаль газа и мы отправились в Йоханнесбург. Мак и я ехали молча, каждый думая о той неопределённости, в которой мы оказались. У меня было чувство, что несмотря на полную заправку бензином, мы по-прежнему ехали на пустом баке.

Глава 19. Собирайтесь, Розенкранц!

17 июля 1990 года. Йоханнесбург

Когда дела начинают идти плохо, вы ни в коем случае не должны показывать окружающим, что волнуетесь. На следующий день после возвращения в Йоханнесбург я уже работал, как обычно, в штаб-квартире АНК, а Мак участвовал вместе с Джо Слово в пресс-конференции, посвященной подготавливаемому возобновлению деятельности партии.

На этот день было намечено много встреч. Сначала я участвовал в совещании в штаб-квартире АНК. Затем мне нужно было посетить товарищей в Центральной тюрьме Претории. Вечером нужно было выступать на митинге, посвящённом созданию йовилльского отделения АНК.

Мой пейджер начал подавать сигналы во время утреннего совещания аппарата АНК. Пока председательствующий осуждающе смотрел на меня, я краем глаза посмотрел на сообщение, которого гласило: «Розенкранц вернулся». Здесь же был кодированный номер телефона.

Это послание означало, что у меня будет ещё более хаотичный день, чем я предполагал. Я с нетерпением ожидал этого послания, так как «Розенкранц» — шутливое обозначение двух симпатичных женщин с кодовыми именами «Роза» и «Келли», которым надо было как можно быстрее уехать из страны. Эти две молодые женщины были нашими сторонницами-иностранками и они предоставляли мне убежище в Дурбане. После моего отъезда в Лондон в июне мы решили больше не держать этот конспиративный дом и отпустить их домой, в Северную Америку, если они захотят уехать. Они спросили меня, можно ли им сначала проехаться по стране и принять решение после этого. Я согласился и объяснил, как связаться со мной. После арестов в Дурбане я переживал за их безопасность. Один из арестованных товарищей знал их, хотя и не знал их настоящих имён. Я попросил разрешения покинуть совещание — председательствующий отнёсся ещё более неодобрительно к моему странному поведению — и поспешил выйти из здания АНК в поисках непрослушиваемого телефона.

«Хэллоооу, — жизнерадостно ответила Роза из своей квартиры в Хилбрау. — Я думаю, что это наш дружок Джене-поющий ковбой». Она обожала розыгрыши. «Джене» было одним из моих кодовых имен, а шутка о поющем ковбое происходила из того, что я обожал популярную в 40-е годы песню Дене Отри «Не отгораживай меня». Я немедленно договорился о встрече с ней в тихом кафе.