ОТКРОВЕННО. Автобиография - Андре Агасси

- Надеюсь, что да, - отвечает он. - Страх - это огонь, горящий в тебе, Андре. Я бы не хотел, чтобы он тебя покинул.

Затем он глядит вокруг, затягивается сигарой и интересуется, почему никогда не видит моей жены. Когда бы он ни заехал ко мне, в любое время дня и ночи, она где-то гуляет со своими друзьями.

Ему интересно, не беспокоит ли это меня.

А я этого даже не замечаю.

В АПРЕЛЕ 1998 ГОДА в Монте-Карло я уступаю Питу Сампрасу. Он играет в полную силу. Больше никакого сочувствия в мой адрес: старое соперничество вновь ожило.

Я отправляюсь в Рим и, заселившись в отель, валяюсь в кровати, отдыхая после матча. Телефон звонит беспрерывно. Первый - Фили. Он едва сдерживает слезы. Его жена Марти только что родила дочь. Девочку назвали Картер Бейли. Голос брата звучит по-новому: он счастлив и преисполнен гордости. Он будто получил благословение. Кажется, Фили считает, что ему несравненно, удивительно повезло.

Я поздравляю брата и Марти, обещаю как можно скорее вернуться до-мой. Как только сможем, мы с Брук приедем познакомиться с новорожденной племянницей, говорю я, и у меня перехватывает горло.

Вновь звонит телефон. Сколько времени прошло после предыдущего звонка? Час? Три? В моей памяти оба звонка остались частью одного и того же туманного часа, хотя с таким же успехом их могло разделять несколько дней. Звонит мой юрист.

- Андре? Вы слышите нас? Андре?

- Да, я слышу вас.

- Ассоциация теннисистов-профессионалов внимательно рассмотрела объяснение, в котором вы столь искренне объяснили собственную не-виновность. Рад сообщить, что ваши объяснения приняты. Тест, в котором обнаружены наркотики, не засчитан. Дело будет закрыто.

- Меня не дисквалифицируют?

- Нет.

- Я могу продолжать свою карьеру? Свою жизнь?

- Да.

Переспрашиваю несколько раз:

- Вы уверены? Действительно дело закрыто? На самом деле?

- Да. Решение АТП однозначно. Они поверили вам и приняли объяснения. С радостью. Думаю, все будут счастливы забыть об этом прискорбном случае.

Я вешаю трубку и смотрю прямо перед собой, повторяя вновь и вновь: «Новая жизнь».

В ХОДЕ ОТКРЫТОГО ЧЕМПИОНАТА Франции 1998 года, в матче с россиянином Маратом Сафиным, я повредил плечо. Я уже забыл, каким тяжелым бывает мяч на этом грунтовом корте - как будто бьешь ракеткой по металлическому ядру. Плечо безбожно болит, но я благодарен за эту боль. Возможность получить травму на теннисном корте для меня теперь всегда будет привилегией.

Врачи говорят, что у меня ушиб, задет нерв. На две недели я ухожу от дел. Ни тренировок, ни спаррингов. Я скучаю по теннису и от всей души радуюсь тому, что скучаю.

На Уимблдоне встречаюсь с Томми Хаасом из Германии. В третьем сете, в ходе жестокой битвы на тай-брейке, судья на линии допускает грубую ошибку. Хаас подает мяч за пределы корта, но судья засчитывает попадание в площадку, тем самым позволив немцу добиться преимущества 6-3. Это - самая грубая судейская ошибка в моей карьере. Я знаю, что мяч был за пределами корта, уверен в этом, но попытки спорить заведомо ни к чему не приведут: второй судья на линии и судья на вышке утвердят решение коллеги. Я проигрываю тай-брейк и уступаю сопернику, выигравшему два сета против моего одного.

Организаторы останавливают матч из-за темноты. В отеле я смотрю выпуск новостей; в кадре отчетливо видно, как мяч падает в нескольких сантиметрах за линией. Мне остается только смеяться.

На следующий день, выходя на корт, все еще смеюсь и не думаю о судейской ошибке. Я просто рад быть здесь. Возможно, пока у меня не получается быть счастливым и хорошо играть одновременно: четвертый сет Хаас у меня выигрывает. После матча он рассказывает репортерам, что я с детства был его кумиром:

- Я всегда восхищался Агасси, - говорит он. - И для меня эта победа - особенная: ведь мой соперник выиграл турнир в Уимблдоне в 1992 году, и теперь я могу всем рассказывать, что победил Андре Агасси - бывшего игрока номер один, выигравшего два Больших шлема.

Его речь звучит как панегирик. Интересно, этот парень полагает, что похоронил меня?

И не поправил ли его кто-нибудь на пресс-конференции, напомнив, что на самом деле я выиграл три Больших шлема?

БРУК ПОЛУЧИЛА РОЛЬ в экспериментальной картине «Черное и белое»[44]. Она счастлива, потому что режиссер фильма - гений, ей придется импровизировать, а ее волосы заплетут в дреды. Брук сутки живет в лесу, деля ночлег с другими актерами, занятыми в картине. В телефонном разговоре она сообщает, что они не выходят из своих ролей ни на минуту.

- Правда, это круто? - вопрошает Брук.

- Круто, - говорю я, закатывая глаза к потолку.

В свое первое утро дома, завтракая на кухне, она так и фонтанирует историями про Роберта Дауни-младшего, Майка Тайсона, Марлу Мэйплз и других кинозвезд. Стараюсь демонстрировать вежливый интерес. Брук спрашивает меня о теннисе и тоже делает вид, что ей интересно. Общаемся натянуто, как незнакомцы. Мы больше похожи не на супругов, завтракающих в общей кухне, а на тинэйджеров, которые провели вместе одну ночь в хостеле. Мы вежливы, учтивы и добры друг к другу, но равновесие это кажется столь хрупким, как будто вся конструкция может обрушиться в любой момент.

Я подкладываю в камин еще одно полено.

- Мне надо кое-что тебе сообщить, - говорит Брук. - Пока была на съемках, я сделала себе тату.

- Что!? - я поворачиваюсь к ней.

Мы идем в ванную, где больше света. Она приспускает джинсы и показывает мне: на ее бедре вытатуирована собака.

- А тебе не пришло в голову сначала посоветоваться со мной?

Не надо было так говорить, Брук называет подобные реплики «попытками ее контролировать». В самом деле, с каких это пор она должна спрашивать у меня разрешения на то, чтобы украсить собственное тело? Я возвращаюсь в кухню, наливаю себе еще одну чашку кофе и еще внимательнее смотрю в огонь.

ИЗ-ЗА НЕСОВПАДЕНИЯ рабочих графиков мы с Брук не смогли организовать достойный медовый месяц сразу после свадьбы. Сейчас, когда она закончила свой фильм, а я не слишком занят, самое время восполнить это упущение. Мы решаем отправиться на остров Некер в архипелаге Британских Виргинских островов, к юго-востоку от острова Индиго. Он принадлежит миллиардеру Ричарду Брэнсону, который уверяет, что нам там непременно понравится.

- Настоящий райский остров! - хвастается он.

С первой же минуты на острове мы не можем найти общего языка. Вместе нам неудобно. Мы не можем договориться о том, как будем проводить время. Я хочу бездельничать, Брук хочет плавать с аквалангом. И хочет, чтобы я непременно пошел с ней. Это значит, что мне придется брать уроки. Пытаюсь объяснить ей, что идея во время собственного медового месяца брать уроки вызывает во мне немногим больше энтузиазма, чем колоноскопия и просмотр «Друзей» одновременно. Но Брук настаивает.