ОТКРОВЕННО. Автобиография - Андре Агасси

Она не отвечает. Предлагает мне использовать это время, чтобы посетить психотерапевта.

ТЕРАПЕВТ - маленькая темная женщина - сидит в маленьком темном офисе в Вегасе. Я ерзаю на двухместном диванчике, такие в кино называют «местами для поцелуев», - в моем случае это название звучит отчетливо иронично. Она слушает меня, не перебивая. Я бы предпочел, чтобы она перебивала. Хочу ответов. Чем дольше я говорю, тем острее ощущение, что общаюсь сам с собой. Как всегда. Так нельзя спасти брак. Браки не сохраняются, и проблемы не решаются, когда говорит кто-то один.

Позже, ночью, просыпаюсь на полу. У меня затекла спина. Я иду в гостиную, где устраиваюсь на кушетке с блокнотом и ручкой. Страница за страницей пишу письмо Брук. Еще одно покаянное послание, сочиненное мной, но в этот раз все правда. Утром отправляю его Брук по факсу. Я вижу, как страницы блокнота ползут через аппарат, и вспоминаю, как все начиналось пять лет назад, как я отправлял факсы через аппарат Фили, как перехватывало у меня дыхание в ожидании остроумных, полных кокетства записок, отправленных мне из какой-то африканской хижины.

Мне никто не отвечает.

Я вновь отправляю письмо по факсу. И еще раз.

Но Брук не в Африке. Она гораздо дальше.

Набираю ее номер:

- Я помню, что ты сказала про три недели, но мне необходимо с тобой поговорить. Думаю, нам нужно встретиться и решить все эти наши проблемы вместе.

- Ох, Андре, - отвечает она.

Я жду.

- Ох, Андре, - повторяет она. - Ты совершенно не понимаешь. Это не «наши» проблемы. Это твои проблемы и мои проблемы. Отдельно.

Я отвечаю, что она кругом права и я действительно ничего не понимаю. Не понимаю, как мы до этого дошли. Признаюсь, каким несчастным чувствовал себя все это время. Прошу прощения за то, что мы так отдалились друг от друга, что был так холоден с ней. Рассказываю ей о постоянной круговерти, о центробежной силе, без которой не бывает этой проклятой жизни в теннисе, о поисках себя, о постоянных монологах, звучащих у меня в голове, о депрессии. Я говорю обо всем, что у меня на сердце, но слова выходят топорными, нескладными, невразумительными. Это неудобно, но необходимо, потому что я не хочу терять ее, я и так терял слишком много, и уверен, что, если буду честен с ней, она даст мне еще один шанс.

Однако она отвечает, что сожалеет о моих страданиях, но ничем не может помочь. Она не в состоянии решить мои проблемы. Решить их могу только я.

Слушая гудки в трубке, понимаю, что получил окончательную отставку. Я спокоен. Теперь этот телефонный звонок кажется мне похожим на резкое, быстрое рукопожатие, которым обменялись у сетки два не подошедших друг другу партнера.

Я что-то ем, смотрю телевизор, рано ложусь спать. Утром звоню Перри и заявляю, что хочу оформить самый быстрый развод в истории разводов.

Отдаю приятелю свое платиновое обручальное кольцо и отправляю его в ближайший ломбард, попросив согласиться на первую же цену. Вырученные деньги вношу на счет нашей школы как благотворительный взнос от имени Брук Кристы Шилдз. В радости и в горе, в здравии и болезни она теперь останется в списке наших первых жертвователей.

22

ПЕРВЫЙ ТУРНИР в моей новой жизни без Брук проходит в Сан-Хосе. Джей Пи приезжает на несколько дней из округа Оранж для срочных консультаций. Он подбадривает, советует, увещевает и обещает, что хорошие времена еще настанут. Он понимает, что помрачения у меня чередуются с просветлениями: иногда я готов послать Брук к черту, а через пару минут уже опять тоскую по ней. Джей Пи утверждает, что это вполне естественно: в последние годы мое сознание все больше напоминало болото - стоячее, зловонное, расползающееся во все стороны. Теперь моя задача - превратить его в чистую реку, бурно мчащуюся по своему руслу. Мне нравится этот образ. Он все говорит и говорит, и, пока я слушаю, все в порядке. Я способен контролировать себя. Его слова - как кислородная маска, вовремя поднесенная к лицу.

Затем Джей Пи уезжает обратно в свой Оранж, и я вновь в смятении. На корте в разгар матча думаю о своем сопернике в самую последнюю очередь. Мои мысли заняты вопросом: если ты дал клятву перед Богом и родными и не сдержал ее, кем ты становишься?

Неудачником.

Я хожу по кругу, обвиняя себя во всех грехах. Судья на линии слышит, как я обзываю себя нецензурными словами, и идет через корт к судье на вышке, докладывая, что я использую неподобающую лексику.

Судья выносит мне предупреждение.

И вот он идет, этот судья на линии, мимо меня обратно, к своему посту. Сердито смотрю на него. Чертов ханжа, стукач. Жалкий скандалист. Я знаю, что не должен этого делать, знаю, что расплата будет суровой, но просто не могу удержаться:

- Урод!

Он останавливается, разворачивается и вновь идет к судье на вышке.

На сей раз меня лишают очка.

Судья на линии вновь проходит мимо меня к своему месту.

- Все равно урод! - произношу я.

Он останавливается, разворачивается, опять подходит к судье на вышке, который вздыхает и наклоняется в своем кресле, вызывая судью- инспектора. Тот, в свою очередь, вздохнув, подзывает меня:

- Андре, вы назвали судью на линии уродом?

- Вы хотите, чтобы я солгал или сказал правду?

- Мне нужно знать, произнесли ли вы это слово.

- Да, произносил. А хотите, я вам кое-что скажу по секрету? Он действительно урод!

Меня выгоняют с турнира.

ЕДУ ОБРАТНО В ВЕГАС. Мне звонит Брэд, напоминая, что приближается турнир в Индиан-Уэллс. Я отвечаю, что у меня серьезные проблемы, о которых не могу ему сейчас рассказать. О моем участии в турнире в Индиан-Уэллс и речи быть не может.

Мне нужно прийти в себя, а для этого я должен провести как можно больше времени с Джилом. Каждый вечер мы покупаем полный пакет гамбургеров и катаемся по городу. Я то и дело безбожно нарушаю режим, однако Джил видит, что сейчас я должен есть с удовольствием. Кроме того, он, похоже, осознает: я могу откусить палец, если попытаться отобрать у меня еду.

Мы едем в горы, катаемся туда-сюда по Стрипу и слушаем диск с музыкой, специально выбранный Джилом по этому случаю. Он называет его «Слезы капали». Философия Джила такова, что нужно повсюду искать боль и привечать ее - ведь это и есть главная составляющая жизни. Если у тебя разбито сердце, говорит Джил, не надо от этого бежать - лучше позволь себе в полной мере пережить это. Если болит - пусть болит, говорит он. «Слезы капали» - это сборник наиболее горестных песен о любви. Мы слушаем его вновь и вновь, пока не заучиваем слова наизусть, так что, когда музыка заканчивается, Джил продолжает читать тексты нараспев. На мой вкус, его декламация лучше, чем любое другое исполнение. Лично я предпочел бы речитатив Джила мелодичному пению Синатры.