ОТКРОВЕННО. Автобиография - Андре Агасси

Такими, как я сам.

На турнире подобного уровня все делается быстро, особенно это заметно в комнате отдыха для игроков. Еда, предлагаемая перед матчем, напоминает паек, выдаваемый в самолете: резиновый цыпленок, переваренные овощи, вода без газа. Когда-то, давным-давно, на турнирах Большого шлема я, помнится, неспешно проходил вдоль бесконечных столов с закусками, переговариваясь с поварами в белых колпаках, пока те готовили для меня воздушный омлет и домашнюю пасту…

Увы, те времена прошли.

Унижения, однако, на этом не заканчиваются. На подобных турнирах очень мало мальчиков, подающих мячи. Естественно: ведь с мячами здесь напряженка. Каждому игроку положены лишь три штуки на весь матч. По обе стороны от корта тянется длинный ряд других кортов, на которых идут параллельные матчи. Подбрасывая мяч для подачи, вы видите игроков слева и справа, слышите, как они спорят. Никого не волнует, что они мешают вам сконцентрироваться. Все плевать хотели на вас и вашу концентрацию. То и дело мяч скачет мимо ваших ног, и вы слышите с соседнего корта возглас: «Помогите, пожалуйста!» Вы должны тут же бросить свои дела и перекинуть мячик обратно. Я вновь выступаю в роли мальчика, подающего мячи.

Кроме того, по ходу игры сами теннисисты управляют табло. Вручную. Во время смены площадок я меняю на табло маленькие пластиковые цифры, похожие на детали детской игры. Болельщики смеются и выкрикивают оскорбления. Как низко, оказывается, могут пасть великие! «Имидж - все», да, парень? Чиновники высокого уровня открыто заявляют: Андре Агасси, участвующий в местных турнирах, - все равно что Брюс Спрингстин, играющий в баре на углу.

А почему бы, собственно, Спрингстину не сыграть на углу? Мне кажется, было бы здорово, если бы он выступал там время от времени.

Мой номер в мировой классификации - 141, ниже, чем когда бы то ни было за время моей взрослой карьеры. Газеты пишут, что я посрамлен, но они совершенно не правы. Я был посрамлен, когда говорил с Брэдом в номере отеля. Я был посрамлен, когда принимал вместе со Слимом наркотики. А сейчас я рад быть там, где нахожусь.

Брэд думает так же. Он не видит ничего унизительного в местных турнирах. Он вновь полон энергии, вновь отдается поставленной цели - за это я его люблю. Он тренирует меня так тщательно, будто мы на Уимблдоне. Брэд не сомневается: это - лишь первый шаг к возвращению мне титула первой ракетки мира. Разумеется, эту веру я тут же подвергаю испытанию. Сейчас я - лишь тень себя давнишнего. Мои руки и ноги, быть может, уже натренированы, а вот разум пока еще не в форме. Я дохожу до финала. Нервничая от напряжения, непривычных обстоятельств и насмешек с трибун, я проигрываю.

Но Брэда так просто не смутить.

- Кое-какие технические приемы придется подучить заново, - говорит он. - Надо заняться выбором ударов. Тебе стоит подкачать ту мышцу, которая по ходу матча помогает теннисисту понять, какой удар сейчас сыграет, а какой - нет. Помнишь, что тебе не нужно всякий раз демонстрировать лучший в мире удар?

Каждый удар - это догадка, подкрепленная знанием. Но свои знания я растерял. Теперь я неловок, как в годы зеленого юниорства. Двадцать два года я потратил на то, чтобы отшлифовать талант и выиграть свой первый Большой шлем. Чтобы все это потерять, хватило и двух лет.

ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ ПОСЛЕ ВЕГАСА я играю на местном турнире в Бербанке[38]. Соревнования проходят в городском парке. На одной из сторон центрального корта растет огромное дерево, отбрасывающее тень длиной в семь метров. Из тысяч кортов, на которых мне приходилось играть, этот, безусловно, самый жалкий. Слышно, как в отдалении мальчишки играют в кикбол[39] и вышибалы, рычат двигателями машины, громко орут магнитолы.

Турнир приходится на День благодарения. Вместо того чтобы есть дома индейку, я борюсь за победу в городском парке Бербанка, упав в рейтинге на 120 пунктов по сравнению с позапрошлым Днем благодарения. Тем временем в Гетеборге вовсю идет турнир Кубка Дэвиса. Чанг и Сампрас сражаются против шведов. То, что я не участвую в этом бою, печально, но справедливо. Я не имею права быть там. Мое место здесь, под дурацким деревом на краю корта. И пока я не смирюсь с этим, не верну себе прежних позиций.

Разминаясь перед игрой, вдруг понимаю: я лишь в четырех минутах ходьбы от студии, где Брук снимается в «Неожиданной Сьюзан» и где Перри теперь работает продюсером. Шоу завоевало популярность, теперь Брук постоянно занята, работает по двенадцать часов в день. И все же довольно странно, что она не нашла времени заскочить хоть ненадолго, посмотреть на матч. Даже когда я возвращаюсь домой, она не интересуется, как прошла игра.

Впрочем, я тоже не расспрашиваю ее о «Неожиданной Сьюзан».

Мы говорим о шмотках.

ЕДИНСТВЕННЫЙ РАЗ я пропускаю тренировку из-за встречи с Перри, на которой мы закладываем основу моего благотворительного фонда. Эту идею мы обсуждали еще пятнадцать лет назад - пара юных идеалистов, набивших рты сладкими сэндвичами. Мы мечтали достичь жизненных вершин, чтобы внести свой вклад в переустройство мира. И вот , наконец, сделали это. Я заключил долгосрочный контракт с Nike, в ближайшее десятилетие он принесет мне десять миллионов. Купил родителям новый дом. Позаботился, как мог, о членах своей команды. Теперь, когда мои финансовые возможности существенно выросли, я могу свободнее распоряжаться деньгами. В 1997 году, несмотря на то что я достиг дна, а может быть, благодаря этому, я готов.

Я задумал помогать детям, оказавшимся в трудной жизненной ситуации. Взрослые всегда могут обратиться за помощью, тогда как дети слабы и безгласны. Поэтому первый проект, за который берется мой фонд, - создание приюта для детей, подвергшихся насилию или брошенных и отданных судом под опеку для защиты. В приюте будет медицинский кабинет и школа. Следующая наша программа должна ежегодно обеспечивать одеждой три тысячи нуждающихся детей города. Затем мы выделяем стипендии для студентов Университета Невады.

И, наконец, открываем «Клуб для мальчиков и девочек»: для него фонд приобретает разваливающееся здание площадью двести пять квадратных метров, которое после достройки превращается в уникальное помещение площадью чуть более двух тысяч квадратных метров, с компьютерным залом, кафетерием, библиотекой и теннисными кортами. На открытие клуба приезжает сам Колин Пауэлл[40].

Я провожу в «Клубе для мальчиков и девочек» много беззаботных часов, общаясь с детьми и слушая их рассказы. Вожу их на корт, учу правильно держать ракетку. Вижу, как их глаза загораются: ведь они впервые играют в теннис. Сижу с ними в компьютерном зале: желающих провести время в Интернете очень много, и ребята подолгу терпеливо дожидаются своей очереди. Я с грустью и изумлением смотрю, как они стремятся к знаниям. Иногда провожу время в зале клуба, играя в пинг-понг с его малолетними гостями. Всякий раз, входя сюда, я вспоминаю о другом зале - в академии Боллетьери, где я стоял в первый вечер смертельно напуганный, прислонившись спиной к стене. Это воспоминание пробуждает во мне желание усыновить каждого попавшегося на глаза испуганного ребенка.