Многоликое волшебство - Дмитрий Лебедев

И все же, Руффус снова поймал себя на том, как легко и непринужденно он прожил последние несколько месяцев. Сколь немногими вопросами он отягощал свой ум, тогда как по Серроусу было видно, что он тщательно пытался все обдумать, и теперь, когда у младшего брата только возникают какие-либо вопросы, выясняется, что у старшего — уже давно готовы на них ответы. Крайне неприятным было обнаружить, что он воспринимал все так поверхностно и просто позволял себе плыть по течению.

— Тогда до завтра? — сказал Руффус, глядя на проступившие уже на небе звезды и осознавая, что не знает, что бы еще сказать.

— Хорошо, — ответил брат, вставая от тлеющего уже костерка. — Давай, наверное, встретимся на вершине того холма, что к западу от наших лагерей?

— Да, — как-то уж совсем отстранено, словно и не о нем шла речь, согласился принц. — Когда?

— Сразу после рассвета. Чего уж оттягивать неизбежное. Только душу травить.

— Один на один?

— Разумеется, — с удивлением, чуть ли не вздрогнув, ответил Серроус.

Они подошли поближе и крепко обнялись, и Руффус неожиданно обнаружил всякое отсутствие фальши в этих объятиях, хотя ощущение нереальности происходящего навязчиво его преследовало. Они разомкнули руки и как-то отчужденно отстранились друг от друга, словно порвалась последняя нить, связывавшая их, позволявшая им называть себя братьями. Молча они начали расходиться, и казалось, что ничего уже между ними не может быть, но в самый последний момент Серроус, уже поставивший ногу в стремя, развернулся.

— Руффус!

— Да, — он даже дернулся от этого окрика, столько в нем было недосказанного, неразделенной боли. Они посмотрели еще раз друг другу в глаза, но так и не могли сказать всего того, что хотели.

— Я хотел тебя попросить о двух вещах, — сказал Серроус, но чувствовалось, что он собирается произнести не совсем то, что хотел бы.

— Да, — Руффус так и не смог найти других слов.

— Попроси за меня прощения у Валерия, — он опустил глаза, а голос его звучал непривычно робко. — Я тогда был каким-то одержимым. Сейчас бы я не позволил Селмению подобных вольностей, но, все равно, я виноват перед чародеем. Пусть он, если не простит, то хотя бы попробует понять меня.

— Да, конечно. Я передам, — не к месту и не ко времени сухо произнес Руффус.

— И еще, — Серроус замялся, но заставив себя произнести следующие слова, продолжал уже как бы с облегчением, — если ты победишь — позаботься об Аделле. Она… — в глазах Серроуса появилась даже какая-то затравленность и дикая, ничем не прикрытая боль. Руффус никогда еще не видел своего брата таким беззащитным, да и увидит ли когда еще, — ни в чем не виновата и, к тому же, она в…

Слова ушли от него, но Руффус продолжил сам:

— Да, я знаю, — и тут принц почувствовал прилив стыда от признания того, что подглядывал. — Я видел с помощью Ока мира.

— Да, она — беременна, — не обращая внимания на признание брата продолжил Серроус. — Позаботься о ней.

— Обязательно, — истово, может даже слишком, ответил Руффус и понял, что на этот раз уж точно все. Больше они не смогут друг другу и слова сказать. Он отвернулся, чтобы спрятать от Серроуса наворачивающиеся на глаза слезы, и попытался вдохнуть поглубже обжигающий холодом воздух. Голова немного закружилась, но когда он справился с собой и вновь повернулся, то увидел лишь неясный в глубоких сумерках, удаляющийся силуэт всадника. Все. Осталось только сделать то, что предопределено. В любом случае, брата у него уже нет.

Рассеянно подобрал он с земли бочонок с подаренным гномом пивом и, не обращая внимания на то, как тут же примерз к руке холодный железный обод, побрел прочь, более не оглядываясь. Где-то невдалеке Серроуса, по всей видимости, поджидали вечно следующие за ним телохранители, но все это уже казалось чем-то неинтересным, незначительным, лишним.

Когда Руффус уже спускался по склону холма, в голове его раздался озабоченный голос, почти крик, и принц поймал себя на том, что успел соскучиться по нему.

«Что же вы там так долго делали?»

«Можешь и сам посмотреть — это у меня в голове, — отстранено заметил Руффус и продолжил неожиданно пришедшим на ум вопросом. — А где ты был все то время, что я провел у столба?»

«Хотел бы я ответить на твой вопрос. Могу сказать лишь то, что чувство времени у меня не пропало, но где это было и как — не знаю».

«Жаль, — он чувствовал, что произносит слова, не особенно задумываясь над их смыслом, — а то интересно было. И как тебе там?»

«Здесь лучше».

Руффус решил не продолжать бессмысленного разговора и пошел дальше, напоминая себе, что надо не забыть сказать сэру Ринальду, что нападения следует ждать завтра с самого утра. Неплохо бы так же еще разок зайти к Аврайе. Не поговорить, а так, побыть поблизости, прижаться к ней и, может быть, поплакать. А еще надо разыскать Валерия и передать тому слова Серроуса. Как уж он там решит на них реагировать — его дело, а передать надо. Наверняка, начнет ворчать, да и понять это — не сложно. Что для него толку от извинений, когда ими не перечеркнуть, не отменить времени, проведенного в эргосских подземельях. Хорошо бы также выспаться перед завтрашним, но надежды на это — слабы. Наверняка, его ждет бессонная ночь, а утром он встанет с постели разбитым и измотанным, что не очень поможет ему в предстоящей борьбе. Одна надежда, если это можно называть надеждой, что Серроусу также вряд ли хватит нервов заснуть как младенцу. Так что в этом отношении они будут на равных.

«Э! Да у тебя тут гномье пиво!»

«Ну?» — на более содержательный ответ у него не было ни сил, ни желания.

«Как тебе удалось раскрутить малый народец на столь щедрый подарок?»

«Не знаю. Может, за красивые глаза подарили?»

«Вряд ли. На гномов это не слишком похоже. По-моему, это еще один неплохой стимул победить».

«О чем это ты?»

«Ну, знаешь, как-то особенно глупо погибать, имея гномье пиво и так его и не попробовав».

«Можно выпить и сегодня».

«Не советовал бы. Оторваться от него тебе все равно не удастся, а что у тебя будет завтра в голове после бочонка гномьего портера — и представить трудно. Лучше и вовсе не выходить на поединок».

«Может, на том и договоримся?»

«Вряд ли».

«Жаль. Хотя, боюсь, вынужден с тобой согласиться».

Глава 17

Встал он задолго до рассвета. Не то чтобы проснулся, потому что спать ему не особенно удавалось и раньше, а именно встал, не в силах более себя мучить нервозным, только изматывающим еще больше ворочаньем на жесткой походной койке. Сон же был недолгим и не давшим отдыха. Да и не сон вовсе, а кошмар какой-то, в котором чередовались образы брата, отца, Странда, Селмения. Множественное хитросплетение взаимных измен и предательств, приведших к тому, что его, Руффуса, все-таки убили. Грубо и нелогично, но убили. С этой картиной перед глазами он и проснулся, не в силах более сомкнуть глаз. И вот теперь ему окончательно надоело ворочаться, сминая шкуру, расстеленную на неуклюжей и неудобной койке.