Современная датская новелла - Карен Бликсен

— Окончательное решение будет объявлено ночью или утром, — сказал он.

Мы разошлись по палаткам. Почти нигде не зажигали свет. Туман проникал всюду, все отсырело. Ни один человек не обратился ко мне в этот вечер. Идеальное войско самоотверженных героев, забывших, что у них есть собственное, отдельное от других тело, которое может чувствовать собственную, отдельную от других боль.

Восьмой день

Рано утром войско разделилось. План командования неясен. Я ничего не знаю; мы не имеем никакой власти над тем, что должно произойти.

Нас подняли сиреной. Рассвет просачивался сквозь силуэты деревьев, погруженных в туман. Генерал приказал, чтобы армия разбилась на две части — прийти к единому мнению о том, где находится враг, оказалось невозможным. Одна группа под его командованием пойдет на восток, другая — под командованием подполковника — на запад. И тот и другой со своим половинным войском разгромят врага.

Армия расщепилась надвое почти бесшумно: одна группа отрывалась от толпы и шла направо, другая шла налево; на секунду движение замирало, потом отрывалась новая группа, шла направо, другая — налево и так далее. Определяемые лишь случайностью, обе колонны получились примерно одинаковыми.

Через минуту после того, как лагерь был свернут, колонны двинулись каждая в своем направлении. Туман упал между двумя отрядами, отделив их друг от друга.

Сырой воздух струился вокруг нас, когда мы молча карабкались по склону горы. С волос и рукавов текла вода.

Внезапно наш предводитель сделал нам знак остановиться. Неизвестно по какой причине он изменил направление марша, и мы двинулись на юг. Через секунду мы повернули на восток, но только для того, чтобы в конце концов повернуть на север.

Мы шли до позднего вечера. Тьма опустилась очень рано, смешавшись с туманом. Разбили лагерь. Палатки еще не высохли после прошлой ночи. Холст больше не удерживал влагу, на скрючившихся солдат капало.

Я теперь в одной из общих палаток, палатка с лазаретом, по-видимому, досталась другой колонне. Солдаты вокруг лежат как под наркозом. Кто спит, кто не может заснуть и уставился неподвижными глазами в холст палатки. Снаружи полная тишина. Часовые в тумане шагают почти неслышно, как будто на мягких кошачьих лапах. Весь мир съежился до размеров падающей капли.

Девятый день

Сижу с трудом, прислонившись спиной к камню, собрал несколько разорванных плащей и закутался в них от холода. Поднимая глаза, я вижу груды изуродованных трупов. По земле рассеяны остатки оргии битвы, шишки с дерева, разоренного огромной белкой.

У меня раздроблена левая нога, сапог крепко присох к ране. Я не смог сорвать его, потому что потерял сознание, а потом было уже поздно. Осколок гранаты попал мне в спину, прямо под левое легкое, мне больно дышать. Но, по-видимому, быстрее всего подействует рана в ноге, я чувствую, как ползет вверх боль.

Мы встретили врага вскоре после выступления. Он воплотился в наш собственный образ — в ту часть войска, которую мы покинули вчера.

Уже рассвело, но солнце еще не встало. Сегодня наконец выдался безоблачный день.

И не было ни тьмы ночной, ни тумана, ни утесов и скал между нами и нашим врагом. Ничего, на что усталый рок мог бы сослаться, объявив происшедшее трагической ошибкой, несчастным случаем. Небо прозрачно, как вода. Чистый, ясный воздух. Когда мы заметили друг друга, нас разделяло метров пятьсот. По глазам солдат я видел, что отступление невозможно. Их тела напряглись, заряженные волей, подобно натянутым пружинам: на мгновение они застыли, потом двинулись навстречу врагу в трансе, как охотничьи собаки, идущие по следу. Случилось то, что уже было однажды раньше, — исчезли всякие звуки, кроме топота ног по каменистой земле. Ни выкриков, ни команды.

Последний отрезок пути они бежали бегом. Снова появился звук — нечто похожее на стон огромного зверя, который смертельно ранен и не понимает, что произошло.

Я не могу вспомнить само побоище, просто солнце вдруг оказалось на другой стороне неба. Когда я попытался встать, в спине у меня замерцала боль — как отраженная в воде звезда, от которой во все стороны расходятся лучи.

Кругом ничего живого, кроме нескольких больших птиц. От меня они пока держатся на расстоянии.

Какое подходящее место для того, чтобы кануть в небытие! Глубокая долина между двумя горными склонами, зияющая, точно незасыпанная могила. Словно некое божество в безумной ярости швырнуло нас сюда. Трудно поверить, чтобы такое невиданное опустошение было делом рук человеческих.

Боль в ноге становится нестерпимой, разум мутится, пальцы коченеют. Но в моем пистолете осталось несколько пуль, хватит не на один выстрел, я могу спокойно встретить ночь.

Свет убывает…

Я хотел успеть разобраться — теперь, когда цепь замкнулась и больше ничего уже не произойдет. Я думаю о нашем страхе. Все началось со страха — мы боялись, что нас истребят, и потому захотели истребить сами и вот осуществили свою волю в этих пустынных горах. Надо было успеть разобраться раньше… А теперь я кончаю писать…

Артюр Красильникофф

(р. 1941)

ЗИМНЯЯ СКАЗКА

© Gyldendal Publishers, 1983.

Перевод А. Афиногеновой

На ближнем лугу было пусто. Только у самой кромки льда стояла лошадь. Темно-коричневой масти, с густой гладкой шерстью. Ветер трепал ее гриву. Круп лошади отражался в блестящем зеркале. Животное перебирало в снегу ногами по-кошачьи мягкими движениями. Выискивая спрятанную под снегом траву, лошадь ступила на лед и внезапно увидела свое отражение. Она вскинула голову и отскочила в сторону, высоко задирая ноги, и из-под копыт взметнулись фонтанчики снега. Потом вернулась и обнюхала лед. Беске громко крикнул, засмеялся и крутанул в воздухе коньками. Лошадь обернулась и ускакала прочь, гулко стуча копытами по снегу.

Зато на дальнем лугу жизнь била ключом.

Мелькали шапки и шарфы — красные, желтые, коричневые, оранжевые, синие, сиреневые, кружились куртки, свитера, брюки — серые, зеленые, черные, синие. Ребята чистили лед. Беске нацепил коньки и схватил чью-то метлу. На том участке, где он работал, дорожки делали в виде соединенных между собой извилин и геометрических фигур, которые давали возможность бежать в самых разных направлениях.

Было решено играть в салки, и поэтому по обе стороны участка расчистили две широкие полосы — линии старта и финиша. Тот, кто съезжал со льда в снег, выбывал из игры и становился пленником.

Осаленный несколько раз самыми ловкими, Беске принялся наблюдать за остальными. Спокойно, не спеша скользил он по дорожке, не спуская глаз с линий старта и финиша, там, где готовились рвануться на лед играющие. И тут увидел рыжую Ушу. Развевающиеся на ветру длинные волосы, длинный, до бедер, просторный свитер, длинные ноги в черных обтягивающих трико. Он искоса следил за ней, и она казалась ему похожей на какое-то скользящее животное. Волосы, руки, ноги — были всего лишь продолжением скорости. Гибкая, стройная, дразнящая фигура полыхнула серо-красным пламенем по краю пространства, попавшего в поле его зрения. Он последовал за ней короткими перебежками, чтобы, приближаясь, в то же время заставить ее думать, будто он вовсе и не имеет подобных намерений. Но прежде всего надо ее догнать, потому что бегала она быстрее. Когда расстояние между ними сократилось до трех метров, она увидела его. И умчалась.

На бешеной скорости они кружились по льду. И каждый раз, когда казалось, он вот-вот ее настигнет, она круто тормозила и сворачивала на другую дорожку. Они выписывали на льду причудливые узоры — то мчались по параллельным дорожкам, то по перекрестным, а потом вновь оказывались на одной. Беске старался загнать ее на дорожку, расчищенную в форме эллипса. Если мне это удастся, я поймаю ее, подумал он. Тогда ей не ускользнуть. Он заставил себя сосредоточиться на одной мысли — если он не поймает ее сейчас, он не поймает ее никогда, и тут уж не останется ничего другого, как уйти домой. Цель — поймать Ушу — можно было достигнуть, лишь превратив ее в необходимость.

Он посмотрел на Ушу. Внутри у него что-то екнуло.

В мозгу словно был вставлен кристалл, и сейчас этот кристалл повернулся другой гранью, совсем иначе преломляя свет, краски переливались, увлекая его за собой. И сквозь это сверкавшее по-новому стекло он увидел новую Ушу.

Прерывисто дыша, она засмеялась. Блеснули зубы. Волосы развевались на ветру, и лишь две-три пряди струились по шее да короткий локон плавно извивался по нежной щеке. В глазах мерцали солнечные блики. Беске пожирал ее взглядом. Грудь ее вздымалась при каждом вдохе. Тело дрожало от сдерживаемого смеха. По длинным ногам волнами пробегала дрожь — от бедер к коленям и дальше по икрам к ступням и обратно, она начала чуть заметно покачиваться. Глаза ее меняли цвет от голубого до зеленого, в зависимости от того, как падал свет. Она отбросила волосы за спину, и в зрачках побежали солнечные змейки, отчего глаза точно потеряли четкие очертания. Она призывно покачивала бедрами, пока он не сделал ответного движения. И тут внезапно она рванулась вперед, надеясь, что Беске потеряет равновесие, но он бросился за ней и обхватил ее за талию. Они с грохотом упали на лед.