Лотос - Дженнифер Хартманн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оливер поднимает меня на ноги и, обхватив своими сильными руками, прижимает к своей груди. Мы медленно танцуем под музыку фейерверков, радостные возгласы снизу и прекрасное биение наших сердец.
Когда мы обнимаем друг друга под звездным небом, я протягиваю руку, наблюдая, как бриллиантовый лотос искрится и переливается с каждым всплеском сверху. Я думаю о его значении и о том, как он самым изысканным образом олицетворяет нашу историю любви.
Цветок лотоса великолепен, даже если его корни находятся в самой грязной воде.
Я обнимаю Оливера Линча, утыкаясь лицом в успокаивающее тепло его груди. Теперь он мой лучший друг навечно.
И именно там, на нашем тайном холме, мы танцуем, мы плачем и снова влюбляемся.
Именно там мы расцветаем.
Эпилог
Оливер
Два года спустя
– Это голова? Это должна быть голова?
Да. Конечно, да. Я знаю это, потому что все, что я делал, – это изучал роды последние тридцать девять недель и пять дней.
Это голова – голова моей дочери, украшенная пучками темно-русых кудрей.
А также изрядное количество крови и непонятной жидкости, из-за которой я шатаюсь на обеих ногах, а перед глазами мерцают маленькие звездочки, вызывающие головокружение.
О боже.
– Ты теряешь сознание? Оливер! Не смей… – Боевой клич Сидни прерывает ее требования, поскольку она продолжает выталкивать крошечного человечка из своего чрева. Она сжимает мою руку так, ногти впиваются в нее.
Появляется голова.
Вместе с большим количеством крови и жидкости.
Так много жидкости.
Я бормочу, все еще чувствуя тошноту.
– Как будут проходить плечи? Как они вообще могут пролезть?
Это беспокоит меня. У меня сдавливает грудь, ноги похожи на колеблющихся медуз. Все мои исследования превращаются в пыль, когда я сжимаю руку своей жены сильнее, чем она сжимает мою.
Ее пыхтение тоже беспокоит меня, поэтому я моргаю, отгоняя звезды, и пытаюсь сосредоточиться на ней. Я наклоняюсь, убирая пальцами мокрые от пота волосы с ее лба, пока медицинский персонал помогает ей пережить роды.
– Ты в порядке?
Сидни свирепо смотрит в мою сторону.
– Такое ощущение, что я выталкиваю чертов товарняк из крошечной дырочки. – Еще один вопль. – Мои внутренности снаружи. – Еще один толчок. – И моя вагина буквально разрывается на части, как Моисей раздвигает Красное море.
Я совершаю серьезную ошибку, оглядываясь в этот момент на красное море, и тут же сожалею о своем решении.
Звезды побеждают, и я иду ко дну.
* * *
– Я все еще не могу поверить, что ты упал в обморок.
Три дня спустя мы дома, сидим бок о бок на диване в гостиной и вместе смотрим «Ловушку для родителей». Наша дочь крепко спит у меня на груди, ее маленькие губки сложены в форме буквы «О», а щека прижимается ко мне. Капля слюны пачкает мою рубашку, и лепетание наполняет меня удовлетворением.
После кульминационных схваток и родов я был должным образом реанимирован, потеряв сознание всего на тридцать секунд. Тем не менее это воспоминание заставляет мою кожу гореть от смущения.
– Я никогда не перестану извиняться за то, что выбрал крайне неудачное время, – бормочу я, голова моей жены лежит на моем плече, наши руки переплетены. Я поворачиваюсь и вижу, что она весело улыбается мне. – Никакое количество книг не смогло бы подготовить меня к… ну, к… – Я сглатываю. – Там было очень много жидкости.
Сидни хихикает, утыкаясь в меня носом, ее пальцы танцуют по моей руке и тянутся к нашему маленькому свертку. Она накручивает мягкий локон на указательный палец.
Несмотря на мой кратковременный срыв, главным событием того дня стал самый необычный подарок от моей жены-супергероини. От этого воспоминания у меня перехватывает дыхание, когда я смотрю сверху вниз на женщину, которую выбрал. Женщину, которую я выбираю каждый день.
– Боже, Сид, ты была невероятна.
Она снова криво улыбается, вздергивая подбородок.
– Намного лучше, чем ты.
– Да, намного лучше. – Я целую ее в макушку, вдыхая цветочный аромат ее шампуня, пока перевариваю тот факт, что я отец. Мы родители. – Это кажется чем-то нереальным… у нас есть ребенок.
Наши взгляды встречаются, тысячи безмолвных чувств проносятся между нами, прежде чем мы переводим взгляд на маленькое сокровище, лежащее в моих руках.
Шарлин.
Мы назвали нашу дочь в честь моей покойной матери.
Сидни нарисовала потрясающую фреску, на которой мы с мамой сажаем овощи в ее драгоценном саду, и мы повесили ее в детской – дань уважения женщине, по которой я скучаю каждый день. Я знаю, что она смотрит сверху на свою внучку и наблюдает за ней точно так же, как наблюдала за весенним цветением деревьев.
– Мне кажется, она заснула… – тихо бормочет Сидни, поглядывая на люльку рядом. – Надо положить ее.
Я киваю в знак согласия, осторожно поднимаюсь и укладываю запеленатую новорожденную в ее кровать. Вздох облегчения вырывается у нас обоих, когда Шарлин остается неподвижной, несмотря на перемещение. Затем моя бровь озорно выгибается, когда я бросаю взгляд на Сидни, оглядывая ее с головы до ног. Боже мой, она прекраснее, чем когда-либо, – стоит передо мной с усталыми глазами, в мешковатой одежде, а на блузке виднеется отрыжка.
– Она спит, – говорю я ей, подмигивая. – Ты знаешь, что это значит, да?
Лукавый блеск встречается с моим собственным.
– У нас есть около тридцати минут, чтобы насытиться овсяным печеньем и эпизодами «Ох уж эти детки!».
– Я подумал, что мы могли бы, наконец, побаловать себя одной из семнадцати запеканок, которые приготовила для нас Лорна, но соглашусь и на печенье, – отвечаю я в шутку.
Мы направляемся на кухню, и Алексис следует за нами, обвиваясь вокруг ног. Понимая намек, мы выпускаем ее наружу, к Афине, сидящей на открытом воздухе в манеже, который нам сделали на заказ. Это была необходимость, ибо нам нужно время, чтобы енотиха привыкла к ребенку.
Животные гоняются друг за другом по кругу, пока я беру две тарелки для печенья.
Сидни поднимает палец вверх.
– Подожди, еще кое-что.
Мгновение спустя кухня наполняется музыкой The Barenaked Ladies. Мне еще предстоит выучить эту песню наизусть, но меня очень веселит тот факт, что Сидни уже знает ее. Она хватает меня за руки и начинает водить
