Лотос - Дженнифер Хартманн

class="p1">Оливер проводит ладонью по лицу, размазывая грязь и прерывисто вздыхая. Его взгляд перемещается на меня, останавливаясь на моих обнаженных ногах.

– Сид, ты почти голая. У этого негодяя, несомненно, были нечистые мысли.

Невозможно не заметить легкую морщинку, которая появляется между его бровями, заставляя мое сердце чуть ли не остановиться.

– Оливер Линч, ты что, заявляешь на меня права?

Так горячо.

– Да, немного. – Протянув руки, он обхватывает мои бедра и притягивает вплотную к себе. Его ладони скользят под мою футболку, обхватывая мой зад. – Мне не нравится, когда другие мужчины пялятся на тебя. Это наводит меня на жестокие мысли.

– М-м-м. – От него пахнет потом и кедром, смешавшимися с нотками подкормки для растений. Наши пахи соприкасаются, когда мои пальцы исчезают под его майкой для бега и скользят по кубикам его восхитительно рельефного пресса. – Ты невероятно сексуален, когда ревнуешь.

Приподнимаясь на кончиках пальцев, я соединяю наши рты, мой язык мгновенно ищет его. Он крепче сжимает меня сзади, его возбуждение отдается в моем животе и вызывает волну жара, устремляющуюся на юг.

Черт возьми, я не могу насытиться этим мужчиной.

Мы не можем насытиться друг другом.

Оливер переехал ко мне после завершения ремонта в моей спальне, устранившего весь ущерб, нанесенный в ту роковую рождественскую ночь. Конечно, повреждение оштукатуренных стен было легко исправить, но вот только повреждения, которые все еще остаются в наших костях, никогда полностью не заживут.

Трэвис Веллингтон пережил пожар. После многочисленных пересадок кожи и обширных операций он в конце концов был арестован и обвинен в поджоге, покушении на убийство, убийстве по найму и сексуальных домогательствах к моей сестре. Меня всегда охватывает искра восторга, когда я думаю о его судьбе. Он не только физически изуродован, но и, скорее всего, проведет остаток своих жалких дней за решеткой… А мы все знаем, что происходит с педофилами в тюрьме.

События того вечера изменили нас, но наша ненасытная жажда жизни и друг друга – это величайший дар, который мы извлекли из пепла и за который мы благодарны каждый день.

А еще у нас много секса.

Рот Оливера находит чувствительный участок кожи на моей шее, даря мне «Поцелуи Млечного Пути». Мои колени превращаются в желе, когда я прижимаюсь к нему.

– Хочу почувствовать тебя внутри… – Я всхлипываю ему в плечо, вдыхая его землистый запах.

– Прямо здесь? – Поцелуй. – У входной двери? – Укус. – Пока я весь потный и грязный? – Засос.

– Боже, да.

Обхватив пальцами пояс его спортивных шорт, я стягиваю их вниз, пока его эрекция не освобождается, и моя ладонь не обхватывает его, поглаживая и отрывисто двигаясь.

Стон Оливера ласкает мое ухо, посылая волну дрожи по моему бедному, изголодавшемуся по сексу телу. Прошло всего пять часов, но я ужасно проголодалась.

Я падаю перед ним на колени как раз в тот момент, когда входная дверь распахивается позади меня.

– Черт возьми, нет, господи боже, твою ж…

Гейб извергает поток ругательств, и я вскакиваю обратно, рявкая на него:

– Чтоб тебя, Гейб! – Помогая Оливеру натянуть шорты, я рычу сквозь румянец смущения, заливающий мои щеки. – Ты можешь хоть раз постучать? Боже!

Гейб стоит там, бледный и обездвиженный.

– Я никогда не ненавидел свое идеальное зрение так, как сейчас.

Оливер нащупывает свой мобильный телефон, лихорадочно нажимая на кнопки и держа его вверх ногами.

– Боже мой, мне нужно разобраться с кучей уведомлений. Скоро вернусь.

Сквозь мое раздражение проскальзывает смешок, когда Оливер поспешно выходит из комнаты.

– Что, черт возьми, сегодня происходит?

– Не уверен, но я предлагаю начать день заново. Я зашел за пивом для сегодняшней вечеринки и наткнулся на какой-то извращенный уровень ада, который не могу развидеть. И ты когда-нибудь носишь штаны?

Пф.

– Пиво на кухне. Моя могила на заднем дворе, вырыта и готова к засыпке.

– Могу присоединиться к тебе, – смеется он.

Мы обмениваемся довольными улыбками и покачиваем головами в коллективном вздохе.

Моя восстановленная дружба с Гейбом стала еще одним благословением, которое помогло мне выбраться из руин. Я все еще чувствую себя ужасно из-за своих нелепых обвинений в его адрес, и я знаю, что никогда по-настоящему не прощу себя за это. Но если мы вообще чему-то научились, так это тому, что жизнь слишком мимолетна, слишком драгоценна, чтобы принимать одну секунду как должное – мы слишком драгоценны.

Трэвис имел порочную власть над каждым из нас. Он был мастером манипуляций, приносил разрушения. Никто из нас не вышел невредимым, но все мы стали лучше. Сильнее.

Сплоченнее.

Гейб обнимает меня одной рукой – той самой, которая удивительно хорошо зажила за последние шесть месяцев, несмотря на то, что остались шрамы и мучительные воспоминания, которые всегда будут физическим напоминанием о той ночи. Он называет это своей потрясающей боевой раной.

Я называю это любовью.

Гейб улыбается, почувствовав, что я на мгновение погрузилась в свои мысли.

– Я бы хотел там оказаться?

Склонив голову на грудь другу, я улыбаюсь ему в ответ, благодарно выдыхая.

– Нет. У нас и здесь все хорошо.

* * *

Вокруг нас бушует наша традиционная вечеринка по случаю Дня независимости США, в то время как мы с Клементиной прихлебываем шоты-желе из крошечных пластиковых рюмочек. Она хихикает, растягивая губы в голубой улыбке, которая подходит к ее волосам.

– В такие моменты мне нравится иметь сестру-бармена, – заявляет она, подмигивая.

Клем выглядит потрясающе, здоровая и сияющая, добившаяся невероятных успехов в выздоровлении за последние несколько месяцев. Она проходила интенсивную терапию, а также выступала в местных школах и на мероприятиях и даже появлялась в различных медийных передачах. Я знаю, что моя сестра никогда полностью не оправится от перенесенной ею травмы. Травмы, которая возникла из-за сексуального насилия и длилась на протяжении шести лет. Травмы, которая по эффекту домино перешла в десятилетия боли…

Но ее прогресс уже вдохновляет. Она моя героиня.

В моей жизни много героев.

Кстати, об одном из них: Гейб проскальзывает на нашу вечеринку с шотами-желе и чокается своей бутылкой пива с моим пластиковым стаканчиком. Он подмигивает Клем и ударяется с ней кулачками, и я улыбаюсь этому жесту. Я рада, что им удалось возродить дружбу после конфликта.

Теперь все имеет смысл: почему моя сестра запаниковала и сбежала из-за прозвища «малышка», и почему она не смогла продвинуться дальше с Гейбом, несмотря на свои чувства к нему. Хотя Гейб не имеет абсолютно ничего общего со своим отцом, их связь никогда не ослабнет.

Кроме того, все получилось. Гейб и Табита счастливы как никогда, а Клементина пока довольна жизнью