Экзистенциализм. Период становления - Петр Владимирович Рябов

Близкий всем, всему чужой.

Вот это ощущение чуждости этому миру и стремление уйти от обыденности, от того, что принято считать «реальностью», – вот это, если сказать очень коротко, важнейшее и интимнейшее переживание в гностицизме, и в Бердяеве (в его жизненном пути, мироощущении и, как его проекции – в его философии) это чувство, это откровение и прозрение присутствует очень глубоко.

Николай попал в кадетский корпус, но ему дико не нравились вся эта дисциплина и муштра казармы. Он его закончил, но дальше продолжать военное образование, военную карьеру он не стал – пошел против родителей. Хотя, наверное, от военного происхождения в нем осталось большое мужество. Он был очень смелый человек, ничего не боялся. Но армейцем он не стал.

Он тоже пошел учиться в университет: сначала на естественный факультет, а потом на юридический – все похоже на Шестова – и, подобно Шестову, увлекся марксизмом (но это, повторяю, повальное поветрие в те годы). Он учился в Киевском университете, и у него увлечение марксизмом зашло несколько дальше, чем у Шестова. Если у Шестова все это закончилось на революционной марксистской дипломной работе, то Бердяев принял участие в марксистском подполье, в Киеве принимал участие в социал-демократических кружках. И за это подвергся гонениям: был исключен из университета и тоже его не закончил, как и Шестов, только не за крамольный диплом, а за активное участие в социал-демократическом подполье. Мало того что он был исключен из университета, он был отправлен в ссылку в Вологду на три года.

Вообще Вологда – это место, куда очень любили ссылать. Ее называли «подмосковная Сибирь». Если знаете, у вологжанина Варлама Шаламова есть такая чудесная вещь – «Третья Вологда», где он рассказывает про этот странный город, в котором политические ссыльные, что при царе, что при большевиках, постоянно были. Бердяев оказался там в занятной компании. Там, во-первых, находился Борис Савинков, впоследствии знаменитый героический террорист, социалист-революционер, талантливый писатель. А во-вторых, что важнее для биографии Бердяева, там в это время находились два видных социал-демократа: Анатолий Луначарский и Александр Богданов (Малиновский). И с ними Бердяев тесно подружился. И потом это знакомство, может быть, спасет ему жизнь, когда большевики захватят власть над Россией. Интересная компания в Вологде собралась!

Бердяев в это время еще марксист. Хотя он никогда не был, конечно, ортодоксом – он всегда был еретиком: от марксизма, потом от православия… Но главным русским марксистом, как вы, наверное, знаете, был Петр Бернгардович Струве, который написал «Манифест» социал-демократической партии и был одним из ее создателей в 1898 году. Ах, как меняются люди порой! Потом он очень быстро уйдет от марксизма все правее, правее, правее, через либерализм – в такое имперство и шовинизм. Но тогда он был бесспорный главный марксист в России, ведущий «легальный марксист», и в качестве такового Струве покровительствовал всем марксистам. И под эгидой Струве Бердяев пишет свою первую… и последнюю марксистскую книжку. Книжка эта направлена против моего любимого народника Николая Михайловского. Называется она «Субъективизм и индивидуализм в общественной философии» и нападает на субъективный метод в социологии, который замечательно развивал Михайловский. Написана книга с отчетливо марксистских позиций, против народников. Потом он очень быстро начнет от марксизма отходить. Сначала ему кажется (и не без оснований), что марксизм философски примитивен и убог. А потом и вообще, хотя к Марксу он сохранит какое-то уважение до конца жизни, но марксистом он быстро перестанет быть.

Надо заметить, что это было целое движение – от марксизма к идеализму и к религии. Вы, конечно, помните эти значительные имена и фигуры: Семен Франк, Сергей Булгаков, Петр Струве, в конце концов, Лев Шестов? Все они шли примерно одними траекториями. Сначала говорили: марксизм – хорошо, но надо сначала философски обосновать Маркса Кантом. А потом говорили: да и вообще марксизм, наверное, не так уж и хорош? А потом говорили: да и Кант, честно говоря, – так ли уж это и хорошо? Но особенно забавна в этой связи траектория Сергея Николаевича Булгакова, который начинал как такой ярый марксист, марксистский профессор, написал марксистскую «Философию хозяйства», а потом очень быстро стал… протоиереем православной церкви! У Булгакова вся эта идейная эволюция была выражена еще более утрированно. У Бердяева не так резко и гротескно, но тем не менее.

Отбыв ссылку и постепенно отходя от марксизма, Бердяев оказывается в столице, участвует в духовной жизни, сходится с Мережковским, который в то время является таким духовным вождем интеллигенции. Николай Александрович посещает религиозно-философские собрания, поддерживает «новое религиозное сознание» (идеи Мережковского и Розанова о радикальном обновлении христианства в духе ницшеанства, дионисийства и антиэтатизма), увлекается Владимиром Соловьевым, который был мощнейшим импульсом для всей русской религиозной мысли первой четверти ХХ века. Переходит к Канту, потом к православию. И Бердяев пишет книгу за книгой, издает журналы. Он редактировал журнал «Вопросы жизни», участвовал в нескольких сборниках: попал в первый главный сборник русской философской жизни начала ХХ века «Проблемы идеализма», потом – во всем известные «Вехи».

В 1904 году, кажется, Бердяев влюбился и скоро женился, он очень любил свою жену Лидию Юдифовну. Это был очень счастливый брак. Он не разделял личное и философское, и даже его рассуждения об эросе (вот в том сборнике о любве и поле, который я вам показывал в начале этой лекции) никогда не могли быть совсем абстрактными; они всегда связаны с личным опытом: здесь статьи чередуются с письмами Николая Александровича к его возлюбленной и с его дневниками.

В эти годы Бердяев немного «правеет». Философски он всегда был крайний бунтарь, крайний революционер: он себя называл «мистический анархист». И в философии Бердяев действительно анархист, потому что центральная его тема – это тема свободы, отрицание любых авторитетов. Как он говорит: «Я и само христианство понимал, как эмансипацию», то есть освобождение. То есть никакой власти: с точки зрения Бердяева, идея свободы, идея христианства исключает любой авторитет. Церковь, государство, даже Бог не могут быть авторитетами. Абсолютная свобода! Я думаю, что в XIX и XX веке всего три таких исступленных поэта свободы было: Сартр, Бакунин и Бердяев. Поэтому с точки зрения религиозной и философской Бердяев действительно справедливо называл себя «мистическим анархистом»; таким он и был.