Экзистенциализм. Период становления - Петр Владимирович Рябов

А если говорить о плане таком общественно-политическом? Я не буду на этом подробно останавливаться, скажу два слова: с одной стороны, Бердяев называл себя персоналистическим социалистом, он был против буржуазности. (Буржуазность, конечно, он понимал не по Марксу, а как «мещанство» по Герцену; я бы сказал, как плененность материальным, как неравенство, как омассовление, как несправедливость и как пошлость.) Антибуржуазность, идея социальной справедливости ему была не чужда. Но при этом очень важен эпитет «персоналистический», то есть личностный социализм. Но в практической политике Бердяев был более умерен, и он с какого-то момента участвовал в партии кадетов, конституционных демократов, которые, как вы помните, были левыми либералами. И Бердяев связал на время свою судьбу с кадетской партией. Но, повторю, он не был политиком, хотя всегда был активным общественником. В философии и религии Николай Бердяев – анархист, еретик, вольный мыслитель-бунтарь, в социальных взглядах – персоналистический социалист, в политических – примыкает к кадетам.

Его бунтарство и защита гонимых снова его чуть не подвело под монастырь, в прямом смысле слова. В тринадцатом году Священный Синод Русской православной церкви осудил как ересь и подверг гонениям такое течение – имяславие. Очень интересное было еретическое мистико-религиозное движение, пришедшее из сердца православия – с Афона, с которым были связаны многие русские философы, тот же Лосев, например. Начались гонения на еретиков, на сектантов, их судили, репрессировали и ссылали. И Бердяев, с присущим ему великодушием и бесстрашным бунтарством, выступил в защиту гонимых церковью мистиков. Он написал очень резкую статью в их защиту, «Гасители духа», – против официальных попов и церковных чиновников-инквизиторов. И за это он сам чуть было не попал в Сибирь. Ему грозит суд. В пятнадцатом-шестнадцатом году над ним нависли тучи, ему угрожала каторга за смелое столкновение с официальной казенной церковью. Он вступился в защиту церковного инакомыслия. (Так же как в годы Первой мировой войны русскую образованную публику охватила истерика патриотической германофобии: черносотенные толпы громили немецкие лавочки, а философы (вроде Эрна) громили немецкую философию и культуру, начиная с Канта и видя в них только шовинизм и империализм, и Бердяев мужественно противостоял этому патриотическому безумию, рыцарственно защищая великую культуру Германии.)

У Бердяева есть одна работа, – я ее не читал, но мне очень нравится название. (Прочитать всего Бердяева мудрено, потому что он написал десятки книг и сотни статей.) Но это одна из его статей, на которую в своих лекциях об истории русской религиозной философии ссылается Александр Мень, в частности – у нее красивое и выразительное название: «О достоинстве христианства и недостоинстве христиан».

Но грянула, как известно, Февральская революция, и Бердяев на время был спасен от одних неприятностей – чтобы попасть в другие, естественно. От Сциллы к Харибде. От самодержавно-поповской деспотической Сциллы к чекисто-большевистской диктаторской Харибде. Февраль он приветствовал, Октябрь – нет. Но, повторяю, в политике он не был активен, хотя и не был аполитичен. Бердяев очень активизировался в эпоху Великой российской революции. Хотя он категорически не принял большевизм, но считал, что настало время для активной духовной деятельности. Забыл еще сказать, что в десятые годы им было написано несколько важных книг, две из которых есть в сборнике, который я называл выше: «Философия свободы» и «Смысл творчества». И в годы Первой мировой войны им была написана книга очень важная, «Судьба России» – сборник статей, особенно важна первая статья – «Душа России», где он размышляет о метафизике русской души.

В годы второй революции 1917–1921 годов Бердяев читает курс лекций, который составил его книгу «Смысл истории», пишет не слишком удачную книгу «Философия неравенства» и организует у себя на дому такой семинарчик с пышным названием «Вольная академия духовной культуры». Но на самом деле в этой Академии никогда не было больше десяти участников, пусть вас не испугает это громкое название, это был небольшой междусобойчик. Но там собирались интересные люди, там Бердяев читал лекции, в том числе «О смысле истории», в голодные тяжелые годы – в восемнадцатом-девятнадцатом.

Но, конечно, им тут же заинтересовались большевики и их новая охранка. Его два раза арестовывают, доставляют в ЧК на зловещую Лубянку. Ему приходится объяснять, что такое «духовная культура» следователям-чекистам, которые с этого момента и на семьдесят невыносимо долгих лет станут крупнейшими специалистами по философии и духовной культуре в России, главными экспертами по всем этим и иным вопросам. Вы, конечно, меня спросите: а почему же его не расстреляли? Он ведь прямо и отважно объяснил, как ненавидит большевиков. Но ему повезло: его допрашивал лично Дзержинский, которому понравилось, что человек так прямо говорит, как он их ненавидит. Дзержинский решил, что если человек так прямо и откровенно говорит, вряд ли он будет строить какие-нибудь тайные заговоры. И в самом деле: Бердяев менее всего подходил на роль заговорщика. А кроме того, вспомните его старую дружбу с Луначарским, который стал наркомом в правительстве большевиков. Короче, его не расстреляли. А могли бы! Спасибо большое товарищам Ленину и Дзержинскому! Как говорили в годы моей юности пионеры: «За то, что живы мы пока, спасибо нашему ЦК!»

В 1922 году произошло нечто, что переполнило чашу терпения большевиков. Кстати, история эта была связана, как ни странно, со Шпенглером. После того как вышел «Закат Европы», Бердяев и несколько других философов России (Степун и другие) издали небольшой сборничек статей под названием «Освальд Шпенглер и Закат Европы». Бердяев написал в него яркую и трогательную апокалипсическую статью под названием, кажется, «Предсмертные мысли Фауста». Ленин возмущенно прочитал ее и сказал: «Ну, нет, ну это уже все! Пора разбираться!» И… – поплыл «философский пароход»! Этот сборник явился последней каплей, которая заставила большевиков выбросить большинство значительнейших философов из России. Бердяев был одним из главных авторов этого сборника. И вот, в 1922 году произошло это поистине мифологическое событие, уже ставшее мифологемой нашей жизни, действительно очень символически: двести деятелей культуры, в том числе почти все крупнейшие философы, были вышвырнуты с родины тоталитарным режимом. Это спасло им жизнь, потому что, кто не выслан был, тот сами знаете… Вспомните хоть Гумилева, хоть Лосева, хоть Флоренского, хоть Карсавина, хоть Шпета, хоть Мейерхольда или Бабеля…

Итак, в 1922 году Бердяев навеки покидает Россию – не по своей воле, по воле Владимира Ильича, нового самодержца всея Руси. На два года он задерживается в Берлине, а потом навсегда, на четверть века, перебирается в Париж. Надо сказать, что он очень активен, активен даже во внефилософском смысле. Он, во-первых, организует крупнейший русский религиозно-философский журнал «Путь». Этот журнал выходил до самой Второй