История спасения - Елена Другая

41. Барак смертников.

Равиль отлично помнил, как описала ему сестра барак смертников в Освенциме. Бедная девушка пробыла там два дня и выбралась из него душевно травмированной, хотя с виду физически вполне здоровой, ведь она не успела ослабнуть от голода перед тем, как попасть туда.

Барак смертников в Биркенау отличался тем, что в нем не было нар; узники лежали вповалку на полу из кирпичей, втоптанных в землю. Лишь в конце изнурительного дня, когда он двенадцать часов без еды и питья таскал на себе кирпичи для строительства химического завода, его, по распоряжению коменданта Ганса Краузе, отвели в это место, чтобы умертвить с максимальными мучениями.

Надо сказать, что на этот раз Равиль удивился, что не свалился на обочине. Во всяком случае он не помнил, как дошел до Биркенау под палящим солнцем, полностью обессиленный после изнуряющего рабочего дня.

Ступни ног опять начали кровоточить, все слизистые пересохли от острой жажды. Но всех повели в санитарный блок совершать туалет, а его, по особому приказу Краузе-старшего, отделили и отправили в другое место.

Сначала Ганс хотел его пристрелить на месте, и рука даже сама потянулась к кобуре. Но потом вдруг что-то его остановило, и он отдал приказ их капо. Тот с жалостью взглянул на Равиля и отрапортовал, что все будет выполнено.

— Жаль, парень, — тихо пробормотал он, когда они возвращались в лагерь. — У тебя были неплохие шансы выжить. Я собирался назначить тебя постоянным дежурным по бараку. Ну, а теперь, что сделаешь? В чем ты перешел этому немцу дорогу?

— Перешел, — сдержанно ответил Равиль, понимая, что дальнейший разговор не имел смысла, а потом вдруг проникся признательностью к этому человеку, который по неизвестной причине помогал ему, и шепнул. — Спасибо вам за все!

— Да если бы был толк, — уныло отозвался тот и отошел от парня, раз и навсегда вычеркнув из своей жизни, потому что больше ничем не мог помочь.

И вот это здание, кирпичные стены, железные двери. Весь ужас можно было осознать, лишь оказавшись внутри. Его затолкнули в помещение, и дверь сразу же с лязгом затворилась за спиной. Равиль растерянно огляделся — тела, тела, тела, скелеты, не понятно, кто мертвый, а кто живой…

Но внутри оказалось достаточно шумно. Все, кто были живы, лежали на полу и бредили, ведя бесконечный диалог сами с собой. Одни молились, другие изрыгали самые страшные проклятия, кто-то монотонно пересказывал сам себе (поскольку его никто не слушал) события своей минувшей жизни, остальные стонали, плакали, рыдали или хрипели от недостатка кислорода.

От царившего здесь едкого зловония резало глаза. Самым страшным было то, что пришлось переступить через гору свежих трупов и скелетов, обтянутых кожей, хаотично наваленных у дверей. Совершив это, он замер, не понимая, как ему поступить дальше, ведь на полу не находилось ни единого свободного сантиметра. Казалось, что трупы и живые переплелись и лежали друг на друге.

Неожиданно один из узников резко приподнялся и выкрикнул:

 — Помоги мне!

Равиль невольно метнулся туда. Они с этим человеком вместе подняли за руки и за ноги какое-то усушенное мертвое тело, перенесли к дверям. Парень несколько замешкался, почтительно укладывая покойника, а позвавший его узник поспешно вернулся к освобожденной ячейке площади и занял ее.

Поскольку Равиль не запомнил этого человека из числа других таких же изможденных людей, то сразу потерял. Он осознал, что помог освободить кому-то место, а сам взамен не получил ничего. Как не помянуть совет Стефана — никогда не помогать умирающим, потому что это бесполезно, а заботиться стоит лишь о себе. Но совесть не позволяла следовать этому противоестественному человеческой природе совету!

Под потолком горела одна единственная лампочка, оплетенная в железную сетку, которая тускло освещала находящиеся в предсмертной агонии тела. Он принялся осторожно ступать между ними, пристально всматриваясь, пытаясь понять, куда здесь можно приспособиться, чтобы хоть временно присесть. Бродя по помещению, он постепенно притерпелся к вони, насколько это только было возможно.

— Эй! — неожиданно окликнули его.

Он повернулся в ту сторону.

— Иди сюда! — последовал зов.

Равиль пошел на голос. Около одной стены он обнаружил юношу, который неловко прилег между двумя скелетообразными мертвецами.

— Давай их вместе отодвинем, — предложил он.

Они взялись за дело и перекинули пару трупов один на другой. Таким образом освободилось около полуметра пространства. Равиль быстро сел рядом с парнем и протянул ноги. Все тело его ныло от нечеловеческой усталости. Все остальные страдания в такой степени вдруг накрыли его, что он, погрузившись в них, в первые минуты даже не смог рассмотреть своего соседа.

Некоторое время он, прислонившись спиной к кирпичной стене, дремал под общий гомон, а потом от страшного предсмертного вопля одного из узников вдруг пришел в себя. Ему не хватало воздуха, нестерпимо хотелось пить. Он облизнул пересохшие губы и обнаружил, что сосед его спал, прислонившись лбом к его плечу.

Им оказался совсем молодой парнишка лет шестнадцати, до предела изможденный и синюшный. Впрочем, он сразу же приоткрыл глаза, как только Равиль шевельнулся.

— Возьми, — прошептал он потрескавшимися губами.

И подсунул в руку Равилю консервную банку без крышки. Равиль принял ее и несколько воспрянул духом, потому что его собственную миску отобрали при входе в барак конвойные, сказав, что больше она ему не понадобится.

— Вода… — в бреду продолжал тот. — Вода… Ее приносят в ведре… Смотри…

— Да, хорошо, — кивнул ему Равиль, подставляя плечо так, чтобы тому было удобнее. — Я принесу тебе воды. Держись. А сколько ты уже здесь? Как тебя зовут?

Он хотел немного расшевелить своего соседа беседой и вселить в него хоть какую-то слабую надежду.

— Адам… — пробормотал парень, проигнорировав первый вопрос. — Пить…

Губы его совсем почернели, глаза запали. Равиль не знал, как долго держали в этом бараке людей, но неожиданно ему пришла в голову мысль, что это было место, где морили людей без воды и еды, чтобы они умирали сами. Запирали, и все, пока не умрут…

А потом принесли ведро воды.

Он было дернулся в ту сторону, сжав в кулаке консервную банку, но у дверей, где поставили ведро, возникла такая дикая свалка и драка, что он, опешив, остался на месте, наблюдая за устроенной узниками жесточайшей бойней.

Дело кончилось тем, что никто не попил. В общей драке ведро попросту опрокинули, и десятки узников, в остервенении расталкивая друг друга, бросились слизывать с грязных кирпичей быстро впитывающуюся