Наследие Рима. Том 2. Kрестовые походы - Олег Николаевич Слоботчиков

конце XII века домом Лузиньянов, было, если возможно, даже более французским, чем Иерусалимское королевство. Во времена детства молодого короля Генриха I из Лузиньяна, которому тогда было одиннадцать лет, регентство осуществлял старый французский барон Сирии Жан Ибелин лорд Бейрута, чья семья, родом из Шартра, проживала на Кипре, как и в Палестине, во главе дворянства. Он был образцом совершенного рыцаря, храброго и мудрого, расчетливого и учтивого; с этим, твердый и либеральный администратор, мудрый юрист, проницательный оратор, он воплотил в шагах Леванта блестящую французскую цивилизацию XIII века. Когда Фридрих II по пути в Сирию сделал остановку на Кипре, Иоанн Ибелин с величайшим почтением встретил его в порту Лимассола (21 июля 1228 г.). Фридрих, в свою очередь, оказал ему самую искреннюю дружбу и пригласил его вместе со всей кипрской знатью на великолепный банкет в самом Лимассоле.

Сир Бейрута, который помнил досадное разочарование Иоанна де Бриенна, не мог не подозревать, что эти ласки также скрывают некое вероломство, но своим друзьям, которые отговаривали его от выполнения приглашения, он благородно ответил, что он бы предпочел, чтобы его приняли в плен или быть убитым, чем услышать, что из-за его недоверия к императору франкские силы были разделены и крестовый поход был обречен. Однако недоверие к позиции Фридриха II было слишком хорошо обоснованным. Король Иерусалима, он намеревался установить в своих сирийских государствах тот же абсолютизм, что и на Сицилии. Для этого ему пришлось нарушить привилегии и свободы, которыми всегда пользовалось французское дворянство Палестины. Он должен был сломить само это благородство и, как и предвидел Филипп Огюст, передать власть от французского элемента итало-германскому элементу. Для этого ему было недостаточно обеспечить свою власть над франкской Сирией, где его титул короля Иерусалима фактически давал ему все права; ему также пришлось заполучить Кипрское королевство, устранив препятствие, созданное для него регентством Иоанна Ибелинского. Банкет в Лимассоле не имел другой цели. Накануне вечером Фридрих тайно окружил выходы из замка преданными людьми. В конце застолья эти стражи с саблями в руках появились позади гостей, а он сам снял маску. Без преамбулы он призвал Жанa Ибелинa отчитаться перед ним за управление делами Кипра и передать на континенте Бейрут имперцам. Первая просьба заключалась в том, чтобы передать императору, королю Иерусалима, сюзеренитет над королевством Кипр с регентством островного государства; второй – лишить вождя французской знати Леванта его личной вотчины. В подтверждение своих требований Фридрих сослался на германский имперский закон. Невозможно было более четко указать, что права и обычаи двух восточнофранцузских королевств были отменены присоединением к Империи. И последовала угроза: «Клянусь этой головой, которая много раз носила корону, я сделаю все, что захочу, по этим двум пунктам, или вас поймают». Позади гостей подошла охрана с мечами в руках. Жан Ибелин встал. С учтивой, но непоколебимой твердостью он ссылался на законы французских королевств в Леванте. Он отвечал за свои титулы на Бейрут только перед судом знати Иерусалимского королевства в Сен-Жан-д’Акре, а за свое управление на острове только перед судом Кипра в Никосии. Против проектов имперского абсолютизма он провозгласил права и свободы французского дворянства, наследника старой династии Иерусалима, который не намеревался допустить, чтобы Франция Леванта рассматривалась как простой германский марш: «Я держу Бейрут как свое право на вотчину, и г-жа королева Иерусалима Изабо, которая была моей сестрой и ее господин король Амори, передала его мне, когда христианский мир восстановил его полностью разрушенным, и именно я снял стены и укрепил его, и если вы утверждаете, что я ошибаюсь, я спрошу вас о причине в высшем суде Иерусалимского королевства. И знай, что ни страх, ни тюрьма, ни угроза смерти не заставят меня уступить, если бы не приговор суда в надлежащей форме!» Столкнувшись с аргументом феодального права, противоречащим его теориям римского права, германский Цезарь позволил себе пойти на всю свою жестокость:

«Я уже слышал, что ваш язык очень красивый и вежливый, а вы очень мудрые и тонкие, но я покажу вам, что все ваше красноречие не одолеет мою силу!» В этом драматическом диалоге, все реплики которого сохранил для нас поэт-рыцарь Филипп де Новар, король Бейрута, толкователь настроений французской знати, затем отвечает германскому императору прямой откровенностью, которая заставляет его соратников дрожать за него: «Сир, вы слышали о моих вежливых словах, но я давно слышал о ваших действиях и обо всех моих друзьях, которые предостерегали меня от этой засады!» Затем следует великолепное заявление, уже сделанное старым рыцарем советникам благоразумия: когда он поверил в лояльность императора, он не забыл о предательствах, которым его подвергал его хорошо известный персонаж, но он предпочел лучше рисковать, чем быть обвиненным в отступничестве перед участниками крестового похода: «И я не хотел, чтобы кто-нибудь мог сказать: «Знаешь, римский император уехал за границу, и он бы все завоевал без этих лордов Ибелин, который отказался следовать за ним!» Надо прочитать в тексте Филиппа де Новара эту великолепную речь, одну из лучших в нашем средневековом французском языке.

В мощном дыхании, которое его оживляет, чувствуешь, как с благородством души старого барона проходит этот патриотизм Святой Земли, которому Сир Бейрута подчинил свое состояние, свою свободу и свою жизнь. «Император, – продолжает Новара, – был очень рассержен и цвет лица его изменилось», но не осмелился довести это до конца. Столкнувшись со страхом всеобщего восстания, он отпустил Жана Ибелина. Более того, для него это было хорошо, потому что молодые люди кипрской аристократии думали о том, чтобы зарезать Фредерика во время его визита в Никосию, и именно Жан Ибелин предупредил их, помешал им: «Он наш господин и что? давайте сделаем это, давайте сохраним нашу честь!» Так было достигнуто соглашение. Кипрские бароны согласились признать императора сюзереном своего короля. С другой стороны, они отказались добавить к этому глобальному сюзеренитету услугу прямого и личного почтения Фридриху. Острота этого юридического различия помешала Императору установить на Кипре абсолютистское правительство, о котором он мечтал. После короля Кипра самым могущественным князем на Латинском Востоке был князь Антиохии и Триполи Боэмунд VI. Услышав известие о прибытии императора, он поспешил на Кипр, чтобы отдать дань своему двору.

Но сильнейший удар Лимассола вызвал в нем наибольшую тревогу. Фридрих, который хотел лишить Жанa Ибелинa графства Бейрут, не собирался ли он захватить личность Боэмунда таким же образом, чтобы доставить Антиохию и Триполи? Чтобы выбраться из этого беспорядка, принц Антиохии симулировал тупость и безумие и, как говорит хороший летописец, только крикнул во все горло: «Ах! ах! ах!» Благодаря этой