Наследие Рима. Том 2. Kрестовые походы - Олег Николаевич Слоботчиков

штурм. В ночь на 5 ноября 1219 года они путем восхождения захватили одну из главных башен, а на рассвете был взят и сам город.

Захват Дамиетты был личной работой Иоанна де Бриенна , который подготовил и возглавил штурм. Тем не менее Пелагий мог претендовать на выгоду, так как именно благодаря ему, вместо того, чтобы принять предложения султана, они продолжили наступление на это место: легат оказался прав против короля. Его гордость росла, как и его претензии к единому командованию. В завоеванной Дамиетте он вел себя как хозяин, игнорируя права короля, устраняя королевских агентов. Между его людьми, в основном итальянцами, и французскими рыцарями, которые встали на сторону Иоанна де Бриенна, происходили драки. Иоанн, полный горечи, ухватился за первый предлог, чтобы покинуть Дамиетту и вернуться в Сирию (29 марта 1220 г.). Пелагий, как он и хотел, остался один в Дамиетте во главе крестового похода. Его гордости не было предела. После завоевания города он считал себя великим полководцем. Фактически его самодовольство вскоре поставило под угрозу город. В частности, он забыл сохранить наблюдательную эскадру перед Дамиеттой, что было серьезной ошибкой, поскольку владение морем было важным для успеха экспедиции. Египтяне поспешили воспользоваться возможностью построить флот для перехвата сообщений между Дамиеттой и Сен-Жан-д’Акр. Информаторы (вероятно, копты) вовремя предупредили легата, но он отказался верить их словам. «Посмотрите на этих крестьян», – кричал он, – когда они хотят, чтобы им заплатили за обед, они приходят и рассказывают нам кое-что о своем изобретении. Давай, накорми их!» Однако информация была настолько точной, что несколько дней спустя египетские корабли вышли в море и начали войну на опережение между Дамиеттой и христианскими портами, которая нанесла франкам огромный ущерб. Однако в очередной раз султан эль-Камиль предложил франкам вернуть им всю территорию бывшего Иерусалимского королевства, если они вернут ему Дамиетту. И снова Пелагий отклонил предложение. Когда сообщения из Египта принесли эту новость Филиппу Огюсту, королю Франции, – сообщает хроника Эрнула, что легат сошел с ума: «Он мог обменять один город на целое королевство, и он отказался!» Пелагиус не остановился на достигнутом. В последние дни июня 1221 года он решил пойти и завоевать Каир. В Акрe Иоанн де Бриенн сразу оценил ситуацию: «Мы отправляем армию в приключение, в котором мы потеряем все!» В отчаянии, но прислушиваясь только к своему долгу, он немедленно отправился в армию, его сердце было полно мрачных предчувствий. 7 июля он прибыл в Дамиетту. Приказ о марше уже отдал Пелагий. Вся армия двигалась на юг в сторону Каира. «Те, кто заставил франков принять это решение, – энергично сообщает хроника Эрнула, – как следует, заставили их решиться на то, чтобы утонуть!» Действительно, приближалось время, когда египтяне каждый год открывали шлюзы для разлива Нила. Согласно истории Патриархов Александрии, Иоанн де Бриенн в последний раз пытался остановить Пелагия. Последний обвинил его в предательстве. «Поэтому я присоединюсь к твоему маршу, – ответил Иоанн, – но суди нас Бог!» Франкская армия, покидая Дамиетту, вступила в треугольник низменностей, настоящий «остров», ограниченный с севера озером Мензале, с запада восточным течением Нила и с юга каналом Нила, он называется Бахр-эс-Сегир. На Ниле египетская флотилия, расположенная между Каиром и Дамиеттой, перехватила водные коммуникации и перебила снабжение крестоносцев. Однако легат, убежденный в том, что они собираются немедленно войти в Каир, привез с собой лишь ничтожное количество провизии.

С другой стороны, на стыке рек Нил и Бахр-эс-Сегир султан эль-Камиль только что построил мощную крепость Мансура, которая, укрывшись за этим последним потоком, защищала его проход, как и он, перекрывала дорогу на Каир. Крестоносцы начали понимать, в какой тупик они вошли, когда произошла финальная драма: египтяне перерезали дамбы, и вода вторглась в равнину, оставив франкам лишь узкую дамбу посреди наводнения. Пелагий – это было 26 августа – решил отступить. Но наводнение все еще продолжалось, и когда мы достигли Барамуна, нам пришлось признать, что мы больше не можем двигаться вперед. «Франки хотели бы сражаться, но их солдаты, по колено в воде, скользили по грязи, не имея возможности добраться до врага, который пронзил их стрелами. Обезумевший легат умолял Иоанна де Бриенна о помощи, с которым он так бесцеремонно обращался до сих пор. «Сир, ради любви к Богу, теперь покажите свой смысл и свою ценность!» … «Лорд-легат, Лорд-легат, – ответил Бриенн, – пусть бы вы никогда не покидали свою Испанию, потому что вы привели христианский мир к его гибели. И теперь вы просите меня спасти ситуацию, которая больше никому не подвластна, потому что вы видите, что мы не можем ни присоединиться к врагу, чтобы сражаться, ни продолжить отступление, ни даже разбить лагерь посреди всей этой воды. Кроме того, у нас нет припасов ни для наших лошадей, ни для наших людей».

Все, что оставалось крестоносцам, – это предложить Мели-ку эль-Камилю сдать Дамиетту, считая себя счастливыми, если в этих условиях они смогут осуществить свое спасение. К счастью, новый султан Египта был одним из самых политических и либеральных умов этой славной курдской династии, политическим, как и его отец эль-Адиль, который почти стал зятем Ричарда Львиное Сердце, либеральным и щедрым, как его дядя, великий Саладин. Более того, эль-Камиль смотрел на Запад. Он хорошо знал, что самый могущественный правитель христианского мира, германский император и король Сицилии Фридрих II, только что принял крест. Уничтожив франкскую армию, которую египтяне держали в своей власти, он подверг себя еще более грозному ответному вторжению. Поэтому Эль-Камиль принял предложение крестоносцев, и, как только это решение было принято, он применил его с человечностью и учтивостью, вызвавшей восхищение у наших летописцев. Иоанн де Бриенн с благородным самопожертвованием согласился стать заложником при эвакуации Дамиетты. Эль-Камиль приветствовал его как царя, «осыпая его уважением, которого он никогда никому не дарил». В великолепном шатре, на высоком холме, возвышающемся над театром боевых действий, в окружении своих братьев эль-Муаззама, султана Дамаска, и эль-Ахрафа, султана Джезира, он устроил королю-рыцарю великолепный пир. Но посреди самых лестных отзывов старый солдат не мог сдержать слез. Султан удивился: «Почему ты плачешь? Королю не пристало плакать». – «Я могу плакать, – ответил Бриенн, – когда я вижу там всех тех бедных людей, которых Бог вверил мне, умирающих от голода». Фактически, франкский город, окруженный наводнением и без еды на узкой дороге, где ему пришлось сложить оружие, впадал в голодную смерть. Мелик эль-Камиль, охваченный состраданием, немедленно отправил франкам необходимое продовольствие. «Те же самые египтяне, чьих родителей мы ранее убили, которых мы ограбили и изгнали из их домов, – признается Оливье де