Поколение одиночек - Владимир Бондаренко

Вот почему мир его лучших и искренних книг «Школа для дураков» и «Между собакой и волком» – это мир очень простых людей, таких же, как он, егерей, охотников, а то и обитателей психушек, бомжей и умственно отсталых учеников с раздвоенным сознанием. Он и говорит их речью, их невнятицей, их разорванными проблесками сознания. Естественно, вправляя в эту речь уже свои многочисленные центоны из мировой классики. Смотря на его фотографии в лесу, у его егерского домика я вижу в его глазах блеск русского юродивого, который и хочет тебе сказать всю правду об увиденном, и не может. Проза, ценная подробностями, словами и междометиями. Проза, лишенная целостного видения мира, ибо это видение было оборвано и для всей страны. В целом – его проза, несомненно, явление русского модернизма, переходящего в постмодернизм. Тоже сумеречное состояние, между собакой и волком. Но по обрывкам, по страничкам, по абзацам – более реального диалога, реальной бытовой речи, реальных реплик и реальных описаний я давно уже не встречал. Это и на самом деле, проза русского юродивого, каждое примечание – в точку, в десятку, каждый монолог – открытие своего мира, каждое слово – мистично. А в целом, разобраться в его невнятице и сумеречности никто не в состоянии. Так и вся Россия. В таком же сумеречном состоянии.

Он ведь на самом деле вырос с самого детства в самом пограничном состоянии. Всё становление его детского сознания шло в сумерках, между собакой и волком.

Родился Александр Всеволодович Соколов 6 ноября 1943 года будто бы в семье торгового советника советского посольства в Оттаве. Всё предвещало ему жизнь сытого откормленного ребенка, каким и был схожий на него сверстник Виктор Ерофеев. Но сюжет его жизни оказался еще более запутанным, чем сюжет его книг.

Сначала отца, майора, советского резидента в Оттаве, собирающего информацию о производстве атомной бомбы, заместителя разведгруппы, агента «Деви», работающего под дипломатическим прикрытием, выслали в 1947 году из Канады на родину с шумным скандалом. Грозили смертным приговором, что отчетливо осталось в памяти сына. А сыну было всего четыре года, обыски, проклятья, спешные отъезды. Может быть, в отместку за ту высылку писатель Саша Соколов неизменно возвращается в ту же Канаду, где, как он считает, отца приговорили к смертной казни. Разве это не сумеречное состояние души? Своими книгами в Канаде, своим завоеванием Канады он отомстил за своего отца. Это разве не высшая мистика русской души? Затем в самой Москве в 1950 году его посылают учиться в элитарную школу детей, приближенных к Кремлю. Он категорически отказался учиться в этом строгом привилегированном заведении. Его водили к психиатру, стоял вопрос о переводе в специальное учебное заведение для умственно отсталых. Все впечатления детства и стали потом основой для его первого романа «Школа для дураков». И я уверен, что не ради игровых приемов он так запутывает сюжет первого романа, так меняет героев и их имена, так раздваивает сознание своего героя, ученика школы для дураков. Это проблески его собственного спутанного детского сознания дают то одну, то другую картину школы, то одного, то другого учителя. В том-то и эффект «Школы для дураков», угаданный Владимиром Набоковым, что автор не выдумывает, не выписывает сюжет, не играет в элитарную фольклорную игру, а роется в своей детской памяти, выуживая оттуда то одно, то другое воспоминание. Поток детского сознания. И на самом деле, для тех, кто вчитается, это «обаятельная, трагическая и трогательная книга», как написал Владимир Набоков, по русской традиции благословляя перед смертью своего достойного преемника. Вот и получается, что в романе наплывают друг на друга чьи-то голоса, подсоединяясь к голосу ученика школы для дураков, или же к его учителю Павлу Норвегову, становящемуся то Савлом, то еще неким библейским персонажем. Вот и получается, что уже мертвый Павел Норвегов продолжает после смерти учить своего ученика, сидя на подоконнике в школьном туалете. Для взрослого егеря Саши Соколова, пишущего в итильской охотничьей глуши, в егерском домике под вой волков свой первый роман, учитель давно уже всамделишне умер, а голоса его и до сих пор слышны, отзываются. Всё так и было. Автор записывает признания учителя Норвегова о высшем глубинном импульсе своего ученика, то бишь, самого Саши Соколова: «О, с какой упоительной надсадой и болью кричал бы и я, если бы мне дано было кричать лишь в половину вашего крика! Но не дано, не дано, как слаб я, ваш наставник, перед вашим данным свыше талантом. Так кричите же вы – способнейший из способных, кричите за себя и за меня, и за всех нас, обманутых, оболганных, обесчещенных и оглупленных, за нас, идиотов и юродивых, дефективных и шизоидов, за воспитателей и воспитанников, за всех. Кому не дано и кому уже заткнули их слюнявые рты. И кому скоро заткнут их, за всех без вины онемевших, немеющих, обезъязыченных – кричите, пьянея и пьянея…» Учитель Норвегов – это типичный неудавшийся шестидесятник, пробующий с завязанными глазами и заткнутым ртом рассказать ученикам русскую историю. Он неплохой человек, но чему он научит своих юродивых провидцев?

Дело другое, что бунтарь по натуре, Саша Соколов не только из привилегированной школы сбежал, но и дальше жил лишь по законам, им самим предначертанным. Он с детства считался трудным ребенком. В 12 лет Саша Соколов написал свою первую приключенческую повесть, сочинял пародии и эпиграммы на учителей. Родителей он одновременно обожал и ненавидел. Убегал от их влияния, и одновременно послушно следовал их указаниям.

В 1961 году он окончил школу, какое-то время работал санитаром в морге, готовил себя к карьере хирурга, но понял, что это не его стезя. Из морга ретировался прямо в объятия требовательных родителей и по настойчивому требованию отца поступил в институт военных переводчиков, где, как известно, и готовят кадры для русских разведывательных спецслужб. Несмотря на срывы в детстве, отец пожелал настоять на своём. Хотел передать ему свой опыт и свои связи, нормальное отцовское желание во все времена, видеть сына достойным наследником своего дела. Очевидно, из Саши Соколова получился бы великолепный разведчик-нелегал. В конце концов, почти все великие английские писатели – профессионалы разведки. Но в русской литературной традиции меньше послушания, чем в английской. И сыновья, будь то купцы, военные или банкиры, тоже частенько сворачивали с избранного родителями пути, уходя в поэзию, или на сцену. Впрочем, для писателя любой опыт полезен. Но больше трех лет учебы в «шпиенском институте» Саша Соколов не выдержал, сбежал к «смогистам». Для этого ему пришлось то ли симулировать у себя душевную болезнь, то ли довести её до реального состояния, и три месяца провести в военном госпитале для душевнобольных, вот где еще он поднабрался опыта для сумеречного потока сознания в «Школе для дураков». Это, может быть, трехмесячный диалог пациента Саши Соколова со своими врачами-палачами и с окружающими настоящими клиническими психами. Поднимите истории болезней того трехмесячного периода, может, там и цитаты готовые из романа обнаружите. Так и оттачивался ни на что не похожий стиль Саши Соколова, который потом бодро имитировали профессиональные постмодернисты времен перестройки, типа Михаила Берга.