Переплет - Бриджет Коллинз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А в чем же? – спрашивает он после секундного молчания.
Я сглатываю слюну, отворачиваюсь и вытираю слезящиеся глаза рукавом. Когда я опускаю руку, взгляд падает на шкаф с диковинками. Стекло заменили. Мой взгляд опускается к полу, где были пятна, – кто-то все убрал. Ковер тоже новый. Ничто в комнате не указывает на то, что здесь умерла девушка.
Я снова поворачиваюсь к отцу. Тот стоит, учтиво склонив голову; вероятно, азарт в его взгляде мне почудился. Его глаза вновь полны дружелюбия. Этот взгляд каждого заставляет чувствовать себя особенным, обещает, что все будет в порядке. Так он смотрит на меня после того, как ударит.
– Я рад, что ты пришел ко мне, Люциан. Ты сглупил, что отправился к переплетчику без моего ведома; тогда бы я смог предпринять все необходимые меры. Но и теперь я смогу защитить тебя от любых… неприятностей.
Я встаю с кресла и неуклюже пячусь назад.
– В чем дело? – спрашивает отец.
Я молчу. Из шкафа на меня смотрит мое отражение, затерявшееся среди фигурок из слоновой кости и окаменелостей. Никто не знает, что за этими полками – книги. Но я их чувствую. От них исходит жар, как из печи. Как будто Эбигейл, Марианна и Нелл находятся в этой комнате рядом со мной.
– Нет, – отвечаю я, – нет, моя книга тут ни при чем. Пустяки. Забудь обо всем, отец.
– Нет? Тогда зачем ты пришел?
– Просто так. Неважно. – Я шагаю к двери. Меня трясет, словно я чудом спасся от падения в бездну.
– Люциан.
Его тон заставляет меня замереть.
– Прости, отец. Это неважно.
– Мне решать, что важно, а что нет. О чем ты хотел поговорить? Если не о своей книге, то о чем? – Вся отцовская благожелательность враз испаряется. Голос его, как край бумаги: острый и обманчиво мягкий.
Я оборачиваюсь. Капелька пота стекает по шее. Делаю вдох, чтобы возразить, но рот пересыхает под его взглядом. Я откашливаюсь.
Он ждет.
– Понимаешь… до меня дошел слух… – В этот момент, к моей радости, из камина вырывается облако пепла, и у меня появляется уважительная причина закашляться. – Де Хэвиленд… – Я на ходу придумываю, что бы соврать. – Его ученик сказал, что он изготавливает подделки.
– Подделки? То есть романы? – хмурится отец. – Или копии?
– Точно. Копии книг. В мастерской. Ученик говорил, что они скопировали книгу Нелл.
Отец секунду молчит и наконец кивает.
– Ясно.
– Возможно, он врет.
– Я уже давно подозревал, что де Хэвиленд нечист на руку. – Он обращается не ко мне, а говорит сам с собой. – Спасибо. Можешь идти.
– Да.
Не дожидаясь, пока он передумает, я выхожу в коридор. Там прохладно; моя рубашка промокла насквозь и липнет к спине и подмышкам. Я замедляю шаг, лишь добравшись до Голубой гостиной. Запираю за собой дверь, прислоняюсь спиной к двери и слушаю, как сердце грохочет в ушах. Головная боль накатывает с новой силой.
Зря я струсил. Надо было попросить отца о помощи. Не понимаю, что заставило меня передумать. Скажи я ему правду, он взял бы ситуацию в свои руки.
Смотрю на картину с речными нимфами, но вместо их обнаженной плоти вижу лишь Эмметта Фармера, который ждет меня в «Восьми колоколах».
За обедом я выпиваю стакан вина и хереса, а после – бренди, но успокоиться это не помогает. Тучи заволакивают солнце, и снова идет снег. Даже тусклый свет режет глаза.
Перед смертью моя бабушка бродила по комнатам и вечно что-то искала. Когда мы спрашивали, что она ищет, она останавливалась и пристально смотрела на нас, а потом отворачивалась и продолжала искать, пока не валилась с ног от усталости. Сесилия и Лизетта посмеивались за ее спиной. Я тоже, бывало, хихикал с ними. Но сейчас я чувствую себя точно так же. Мне нет покоя. Я словно гонюсь за кем-то, и этот кто-то покидает комнату за миг до того, как туда захожу я. Куда бы я ни пошел, меня везде преследует это ощущение: я чувствую чье-то теплое дыхание в воздухе, словно тот, кто мне нужен, только что вышел. Поднявшись в спальню, достаю из сундука «Воспоминания Уильяма Лэнгленда», но читать не могу. Мне не хочется больше перечитывать эту книгу. Я смотрю в окно на снег; внизу по коридору разносится голос матери, но на улице глубокая, мертвая тишина.
Не знаю, как долго я сижу там, глядя на снег, но что-то щелкает внутри, и я встаю. Торопливо спускаюсь по лестнице. Меня никто не видит.
Центральные улицы Каслфорда забиты каретами и повозками, увязшими в замерзшей грязи. Возницы перекрикиваются. Чертыхаясь, ковыляют по скользким мостовым прохожие. Из дверных проемов зыркают голодными глазами нищие. Но стоит свернуть в переулок, и наступает тишина. Снег поглощает все звуки.
Элдерни-стрит пуста и безмолвна. Я поднимаюсь по ступеням дома двенадцать, не дав себе времени на размышления. Дверь открывается почти мгновенно. На пороге – та же дама, что и в прошлый раз; сегодня на ней зеленое платье, расшитое черным бисером.
– Я к мистеру де Хэвиленду.
– Вам назначено? – Она не дает мне ответить. – Боюсь, его нет дома.
– Я подожду.
Она бросает на меня гневный взгляд из-под стекол пенсне. Кажется, она меня вспомнила.
– Могу я спросить, по какому вы делу?
– Нет. – Я шагаю через порог. Она упрямо стоит на месте, видимо, желая показать, что может и не пустить меня, если захочет. Но в конце концов вздыхает, отходит в сторону и провожает меня в приемную.
Кроме меня, там никого нет. Я снимаю пальто и сажусь. Листаю «Парнас» и «Джентльменскую газету». Срываю одну из искусственных орхидей и раздавливаю в кулаке. От нее остается плотный комочек воска. Подойдя к окну, высматриваю де Хэвиленда на улице, но та по-прежнему пустынна. Падает снег. Смеркается.
Я пришел за ключом. Вот зачем я здесь. По крайней мере, так мне казалось. Но сейчас, стоя у окна и глядя на падающий снег, я уже не уверен. У меня нет плана. Надеяться не на что. Больше всего на свете мне хочется позабыть обо всем и вернуться домой пустым, как чистый лист. Хочу спать и не видеть сны. Я бы отдал что угодно, чтобы больше не быть собой. Женщина, что была здесь вчера, – помнит ли она обо мне? Я ей завидую. Переплет представляется мне дверью, ведущей в пустую комнату. Можно стереть всю свою прежнюю жизнь и начать с начала.
В моей груди плотный узел. На языке – кислый вкус. Я был бы почти рад не знать о том, что