Кровавое дело - Ксавье Монтепен

— Одолжите мне ключ от зеркального шкафа, — сказал начальник полиции.

Анжель вынула из кармана связку ключей, бросила их на этажерку и воскликнула презрительно:

— Вот все ключи! Шарьте!

Казнев отпер зеркальный шкаф, наполненный бельем. Вещь за вещью он перебрал все, как вдруг под руку попалась связка бумаг, которую он и передал начальнику полиции, а тот — следователю.

— Что это? — спросил последний.

— Несколько облигаций кредитного общества и банковские билеты. Тут все, что я имею, не считая товара в магазине.

— На какую сумму эти билеты?

— Здесь тридцать три тысячи франков: двадцать восемь тысяч облигациями, пять тысяч — банковскими билетами.

Судебный следователь пересчитал, и оказалось верно; тогда он положил деньги на столик. Как книжный шкаф, так и зеркальный не представили ничего подозрительного, и белье оставили в покое.

— Если вам угодно, пойдемте в следующую комнату, — заявил начальник полиции следователю, но вдруг вспомнил, что Казнев не осмотрел фарфоровые вазы. Он подошел к камину и опустил руку в одну вазу, вынув предварительно мох, заполнявший ее наполовину.

— А-а! — воскликнул он вдруг и выдернул руку с зажатой в ней вещью, которую поспешил осмотреть.

Это была записная книжка из слоновой кости с вытисненными на одной из дощечек инициалами «С» и «В», начальными буквами имени Сесиль Бернье.

— Ну-с, сударыня, не компрометирует ли вас эта вещичка? — спросил он торжествующим тоном, показывая Анжель записную книжку.

Как ослепленная молнией, она отступила и смертельно побледнела. Господин де Жеврэ испустил радостный крик.

— Записная книжка Сесиль Бернье! Невозможно ошибиться, это ее собственность! Станете вы теперь отпираться, сударыня?

Эмма-Роза, испуганная таинственной сценой и бледностью матери, встала с кресла. Анжель, казалось, сошла с ума. Господин де Жеврэ подошел к ней и повторил:

— Вы еще отпираетесь? Она обронена у вас, это очевидно!

— Милостивый государь, я не понимаю… клянусь вам, не понимаю, — пролепетала Анжель, едва приходя в себя.

— В самом деле? — произнес иронически господин де Жеврэ.

— Каким образом эта книжка, которую я вижу в первый раз в жизни, очутилась здесь? Клянусь вам, я не знаю…

Судебный следователь с улыбкой продолжал:

— Вы не знаете! Однако же невероятно, чтобы она сама по себе спряталась под мох в вазе.

— Я согласна, что это невозможно, но если моя служанка ее не положила, то…

— Полноте, не лгите!

Анжель зашаталась, холодный пот выступил у нее на висках.

— Мама!… — закричала Эмма-Роза, бросаясь в объятия Анжель. — Что говорит этот человек?

— Ничего, — ответила Анжель, покрывая поцелуями лицо дочери, — его слова относятся не ко мне. Подозрение падает не на меня.

— Я уже больше не подозреваю, а обвиняю, — возразил господин де Жеврэ. — Анжель Бернье, вы принимали участие в убийстве, совершенном в ночь с одиннадцатого на двенадцатое декабря Оскаром Риго…

— Как перед Богом, клянусь жизнью моей дочери и своей собственной душой: я не знала о записной книжке, — прошептала Анжель. — Вероятно, во время моего отсутствия моя служанка ее нашла и, думая, что она принадлежит мне, положила в вазу…

— Зачем бы ей прятать туда? И куда девались письмо и банковские билеты?

Анжель осознала себя в заколдованном круге: куда бы она ни повернулась — нигде нет выхода, везде пропасть.

— В таком случае я погибла! — проговорила она с отчаянием. — Господь меня покинул, и, однако же, я ничего не делала дурного.

— Приведите сюда служанку!

Казнев спустился и через минуту вернулся в сопровождении Катерины, бледной и дрожащей.

— Катерина, — воскликнула Анжель, — скажи этим господам…

— Молчать! — перебил следователь. — Я один имею право допросить эту женщину. — И затем, показав ей книжку из слоновой кости, спросил: — Знаете вы эту вещь?

— Нет, сударь, я ее никогда не видела.

— Как! Ты не знаешь этой книжки? Ты ее не поднимала?

— Еще раз, молчите!… Так вы не поднимали эту вещь в лавке?

— Нет, сударь, — повторила служанка, опуская голову.

— Вы уверены? Подумайте, ваш ответ чрезвычайно важен!

— Если бы дело касалось моей жизни, я и тогда сказала бы только истину.

— Хорошо, ступайте!

Катерина, полуживая, ушла. Эмма, испуганная, ничего не понимая, крепко прижималась к матери.

По знаку следователя, начальник сыскной полиции вышел на середину и произнес страшную фразу:

— Анжель Бернье, именем закона вы арестованы!

Анжель и Эмма испустили одновременно крик ужаса.

— Но, сударь, вы поступаете несправедливо, гнусно и позорно. Чем вам поклясться в моей невиновности? Какой клятвой убедить? Верьте мне, умоляю вас на коленях, я не знала, что эта книжка в моей квартире, и не могу понять, как она очутилась здесь.

— Приготовьтесь следовать за мной, — возразил начальник полиции.

— Так вы не верите моим словам? Но нет, этого не может быть! Разве я могу идти за вами? Разве я могу покинуть дочь?

— Неужели у вас хватит мужества разлучить меня с мамочкой? — сказала Эмма, громко рыдая. — Разве вы не видите, что я умру от этого!

— Дорогая девочка, голубка моя, успокойся! — произнесла Анжель, прижимая дочь к сердцу.

— Но в чем тебя обвиняют?

— В ужасном преступлении, душечка. Они обвиняют меня в убийстве моего отца.

— Ах! — вскричала с отвращением Эмма. — Обвинять тебя в отцеубийстве!

— Идите с нами! — приказал начальник полиции, кладя руку на плечо Анжель.

Одним прыжком она отскочила, увлекая за собой дочь.

— Не трогайте меня! Я невинна… не увозите меня от моего ребенка!

— Мама, я тебя не отпущу!…

— Не вынуждайте нас прибегнуть к насилию.

— Так вы неумолимы! В вас нет ни души, ни сердца! Моя дочь больна… страдает… Ах, вот я на коленях перед вами… целую ваши руки, обнимаю ноги… умоляю вас… сжальтесь над моею дочерью, если не жалеете меня! Оставьте меня с нею… я никуда не убегу, даю вам честное слово. Вы согласны, господа, не правда ли? Вас тронули наши просьбы и слезы? Вы меня не увезете?

Анжель стояла на коленях вместе с Эммой. Обе плакали, протягивая руки. Следователь, начальник сыскной полиции, письмоводитель, даже Казнев, не могли преодолеть сильного волнения при виде этой раздирающей душу сцены, но исполнение долга не допускает никаких сделок, и господин де Жеврэ повторил:

— Следуйте за нами!

Анжель встала, дрожа от гнева, негодования и отчаяния.

— Ах, это чудовищно! — вскрикнула она. — У этих людей камень, а не сердце, и они действуют по приказанию негодяя, погубившего меня! Так нет же, я за вами не пойду, можете меня убить… Я не покину больную дочь… умру возле нее, с нею.

Эта сцена продолжалась слишком долго. Начальник полиции сказал что-то на ухо Казневу. Агент подошел к Анжель, обнял ее за талию и приподнял, точно маленькую девочку, со словами:

— Отправимтесь, милая барыня, в дорогу!

Анжель тщетно билась в сильных объятиях великана. Эмма-Роза глухо застонала и упала без чувств.

— Моя дочь… моя крошка! Вы видите, она умирает! — кричала Анжель, вне себя от гнева и отчаяния.

Не обращая внимания на ее крики, Казнев спустился по лестнице и вошел в лавку. Бедная Анжель изнемогала. В последний раз она попыталась сопротивляться, но с нею сделался сильный нервный припадок с судорожными конвульсиями, после чего наступила полнейшая неподвижность. Мать лишилась сознания вслед за дочерью.

— Так-то лучше! — пробормотал агент. — По крайней мере она помолчит! Эта женщина хоть и не важная птица, а расстраивает нас до мозга костей! Бррр!!!

— Снесите ее в карету, — приказал начальник полиции, — и как можно живее в полицию… Мы еще не закончили здесь дела.

Флоньи побежал отворить дверцу кареты, а Казнев положил на заднее сиденье бесчувственную красавицу. Крики несчастной матери привлекли внимание нескольких соседей и прохожих, которые столпились перед магазином. Агент дал приказ кучеру, уселся напротив Анжель, и карета тронулась.

— Вы не можете оставаться здесь, — сказал начальник полиции Катерине, громко рыдавшей в углу. — Мы должны запереть лавку и взять с собой ключи.

— Но, сударь, — пролепетала служанка, — что станется с дочерью madame Анжель? Вы знаете, что она очень больна…

— Отправим ее в больницу или к вам.

— У меня только каморка на чердаке; я бедная служанка, но все-таки не хочу, чтобы барышня была в больнице. Я уведу к себе милую девочку, я кое-что скопила из моего жалованья… теперь придется все издержать! Да, можно быть из простонародья и бедной, но иметь сердце, понимать положение ближнего!

— Закройте ставни и уведите девушку.