Кровавое дело - Ксавье Монтепен

Ксавье де Монтепен

Кровавое дело

Часть первая

КАТАСТРОФА В ПОЕЗДЕ

На больших часах на Оружейной площади в Дижоне пробило час ночи.

Термометр показывал пять градусов ниже нуля. Снежная метель кружилась по площади, устилая землю пушистым слоем снега. Жутко завывал холодный ветер.

Было 12 декабря 1883 года.

Несмотря, однако, на поздний час, необыкновенный холод и вьюгу, ярко освещенное здание городского театра показывало запоздалым прохожим, что представление еще не окончено.

Этот небывалый факт объяснялся тем, что премьерша дижонской труппы пригласила двух своих товарищей играть в ее бенефисе, хотя премьера состоялась раньше в Париже, в театрах «Porte-Saint-Martin», «Ambigue» и «Gymnase».

В провинции в бенефисные дни театр всегда набит битком.

Артисты играли на совесть, программа была очень интересная, дивертисмент необыкновенно разнообразный, так что представление закончилось лишь в десять минут второго. Публика расходилась, вполне довольная тем, что предостаточно насмотрелась и наслушалась «за свои деньги».

На площади перед театром, нетерпеливо выжидая конца спектакля, ходил взад и вперед какой-то человек, укутанный в толстый плед поверх пальто, со шляпой, надвинутой на глаза; шея его была плотно обвязана теплым кашне, закрывавшим уши.

Когда публика начала выходить, незнакомец подошел к дверям и стал внимательно вглядываться в густую толпу зрителей.

В нескольких шагах от театра толпа делилась на группы, также распадавшиеся, и затем уже каждый отдельно спешил домой, укутываясь от вьюги, холода и ненастья.

Незнакомец не двигался с места, но начинал выказывать нетерпение, по мере того как ряды выходивших редели.

Вдруг он вздрогнул.

В дверях показались два человека.

Очевидно, таинственный незнакомец не ждал никого другого, потому что сейчас же отправился вслед за ними.

Пройдя несколько шагов, два друга остановились, и один из них сказал:

— Бррр… Что за чертов холод! Не выпить ли нам чего-нибудь, милый Жак, на прощанье, а?

— Невозможно, любезный друг, — ответил тот, которого назвали Жаком, человек лет сорока пяти.

— Почему? Ведь Cafe du Theatre еще открыто? Право, при таком сибирском холоде стаканчик грогу не повредит.

— Да, но я могу опоздать. Этому спектаклю конца не было… Ведь теперь больше четверти второго. У меня хватит времени только на то, чтобы добежать до гостиницы, захватить чемодан, который я уже позаботился уложить, и прямо отправиться на вокзал. Иначе я опоздаю на поезд и заставлю ждать и тревожиться мою дочь, чего я не соглашусь сделать ни за какие сокровища в мире.

— В котором часу твой поезд?

— В два часа двадцать шесть минут.

— В таком случае ты прав, и я тебя больше не задерживаю. Итак, до свидания и счастливого пути!

— Спасибо! Не забудь же свое обещание!

— Никоим образом!

— Наверное?

— Честное слово!

— Через месяц я повезу моего сына Леона в Париж, и первый визит — к тебе. Мы, разумеется, позавтракаем вместе.

— Решено и подписано.

— Ну, еще раз до свидания и счастливого пути!

Оба друга еще раз обменялись горячим рукопожатием и расстались. Один из них отправился домой, а другой — в гостиницу "Красная шапка".

Путешественник шел быстро, энергично борясь с порывами холодного ветра и снежного вихря, ежеминутно залеплявшего ему глаза.

Незнакомец, не упустивший ни слова из краткого диалога, шел за ним на недалеком расстоянии, не теряя его из виду, до тех пор, пока тот не вошел в гостиницу.

С этой минуты он, по-видимому, перестал волноваться и преспокойно отправился на вокзал.

Курьерский поезд, шедший в Париж, проходил через Дижон в двадцать шесть минут третьего.

В это время на часах вокзала пробило два.

Незнакомцу, следовательно, оставалось ждать двадцать шесть минут. Касса была закрыта, и билеты еще не выдавались.

Залы первого и второго класса были совершенно пусты.

Таинственная личность вошла в залу первого класса. Яркий огонь горел в камине, но другого освещения не было — в видах экономии.

Незнакомец уселся в кресло в самый темный угол, вынул из кармана красный фуляровый платок, которым обмотал себе шею поверх кашне, и пригнул вниз поля своей шляпы так, что невозможно было рассмотреть ни одной черты его лица.

Вынимая красный фуляровый платок, он не заметил, что у него выпало из кармана письмо и скользнуло под кресло, на котором он сидел.

В залу в это время вошли двое мужчин с дамой. Все трое дрожали от холода и поспешили занять место около огня.

Прошло еще несколько минут, и на пороге показался человек, который уже известен нам под именем Жак и за которым так усердно следил таинственный незнакомец.

Он тоже был закутан с головы до ног и держал в руке чемодан из темной кожи, средней величины.

Почти в ту же минуту раздался стук форточки: это открылась касса.

Жак не успел еще сесть и живо отправился покупать себе билет.

Незнакомец шел за ним по пятам и встал у кассы, в хвосте, непосредственно позади него.

— Париж, первый класс, — сказал Жак и положил на полочку перед кассиром депозитку в пятьдесят франков.

Кассир выдал билет и сдачу. Жак вернулся в залу: там уже были открыты двери на платформу.

Незнакомец тоже взял билет первого класса и в свою очередь пошел в залу, а оттуда на платформу, где и нашел Жака, ходившего большими шагами, чтобы согреться. Он продолжал следить за своей жертвой, стараясь держаться подальше от света фонарей.

Часы показывали двадцать четыре минуты третьего.

Вдали послышался свист локомотива. Затем показался кроваво-красный свет фонаря, ярко выделявшийся во мраке ночи и сопровождавшийся страшным грохотом и пыхтеньем паровоза.

Курьерский поезд подъехал к платформе и остановился.

Пассажиры — их было очень немного,— отправлявшиеся в Париж, поторопились занять свободные места.

Жак случайно подошел к вагону, в котором целое отделение пустовало. Он быстро открыл дверцу, взобрался по высоким ступенькам, не выпуская из рук чемодана, и уже хотел захлопнуть ее за собой, как вдруг его остановил таинственный незнакомец, вежливо промолвив:

— Извините, сударь.

Затем в свою очередь уселся в том же отделении.

Жак сел в углу и поставил свой чемодан около себя.

Незнакомец устроился около входа, у самой дверцы, которую захлопнул резким движением.

Потом он начал усаживаться поудобнее, как будто собирался спать.

Жак делал то же самое, укутавшись в теплый плед и положив другой плед за спину вместо подушки.

Поезд стоял в Дижоне всего пять минут.

Вскоре раздался звонок, засвистел паровоз, поезд дрогнул и пошел сперва тихо, а потом все быстрее и быстрее. Он должен был остановиться только в Лароше, находящемся в сорока пяти милях от Дижона.

В тот самый момент, когда поезд отошел от платформы, к кассе подлетел молодой человек, тоже с чемоданом в руке, запыхавшийся, весь занесенный снегом и в поту, несмотря на сильный холод.

— Первый класс, Париж, — проговорил он едва слышным голосом.

— Опоздали, — холодно ответил кассир, — поезд только что отошел. — И преспокойно захлопнул форточку.

Путешественник топнул ногой и от души выругался.

— Черт побери! — воскликнул он в бешенстве. — Да ведь такой пакости мне никто бы не мог и нарочно сделать! Я так и знал, что опоздаю на этот проклятый поезд! Кончать спектакль в половине второго ночи и ждать, чтобы опустили занавес, для того чтобы заплатить нам, — это положительно идиотство! Да, впрочем, тут уж все было одно к одному! Дурак лакей забыл, куда положил мой чемодан, и тысяча всевозможных препятствий! Нечего сказать! Ловко я попался! Ну в котором часу я теперь выберусь из этой проклятой трущобы?! И ведь я никуда не попаду из-за этого! Всюду опоздаю! Все прозеваю! Меня ждут в «Водевиле». Я уже на афише на завтра, или, вернее, на сегодняшний вечер! Вот несчастье-то!

Тут молодой человек наконец прервал свой бешеный монолог, осмотрелся и решил постучаться в дверь, на которой крупными буквами стояла надпись: «Кабинет начальника станции».

Дверь отворил сам начальник станции.

— Что вам угодно, сударь? — вежливо спросил он.

— Я в отчаянии, сударь! — воскликнул запоздавший пассажир.

— Очень сожалею, но чем же я могу вам помочь в этом случае?

— Можете по крайней мере дать мне справку! Я драматический артист… Мое имя Поль Дарнала… Я уже приобрел некоторую известность в Париже. Я ездил на месяц на юг; а сегодня вечером играл в Дижоне, на бенефисе…

Начальник станции с улыбкой поклонился и сказал: