Кровавое дело - Ксавье Монтепен

Доктор ушел, взяв с собой записку своего коллеги из Сен-Жюльен-дю-Со о ходе болезни. Катерина побежала в аптеку, и скоро две мушки были за ушами у Эммы. Оставалось ждать, какое действие окажет предписанное средство.

— Мама, мне гораздо лучше; разве я должна непременно лежать? — спросила девушка после полудня.

— Нет, милочка, если ты чувствуешь достаточно сил, никто тебе не запрещает, даже напротив.

— Я встану.

Анжель помогла Эмме-Розе одеться и провела к камину.

— Как ты себя чувствуешь теперь?

— Гораздо лучше, почти совсем хорошо.

— Какое счастье!

Анжель осыпала поцелуями белые худенькие ручки Эммы, возносясь душой в благодарственной молитве Всевышнему.

В эту минуту две кареты остановились перед лавкой. Из них вышли господин де Жеврэ, начальник сыскной полиции, письмоводитель и два агента, Светляк и Спичка. Луиджи так удивился, что едва удержался от громкого восклицания.

— О, полиция! — пробормотал он. — Я узнаю начальника сыскной полиции. Неужели все эти «рыжие» приехали за леденцами от кашля или за грудным чаем?

Приехавшие направились в лавку Анжель. Первым вошел судебный следователь, а за ним — остальные. Катерина была одна и, увидя нашествие незнакомцев, вовсе не похожих на покупателей, струсила.

— Барыня, барыня, сойдите вниз поскорее! — закричала она пронзительным голосом.

Испуганная криком служанки, Анжель торопливо спустилась и побледнела, как смерть, оказавшись лицом к лицу с начальником сыскной полиции и судебным следователем. Однако, преодолев волнение, она твердым голосом произнесла:

— Ваше присутствие меня удивляет. Чем это вызвано?

Господин де Жеврэ ответил:

— Смертью господина Жака Бернье, вашего отца…

— Потише, ради Бога, потише, — перебила Анжель с живостью, глухим голосом.

— Почему потише?

— Моя девочка наверху… еще совсем больная… а я хотела бы, чтобы тайна моего рождения никогда не была ей открыта. Войдите сюда, господа… здесь никто нас не услышит.

Анжель открыла дверь в комнату, служившую ей столовой и приемной. Казнев и Флоньи остались в лавке. Испуганная Катерина хотела выйти, но Светляк ее остановил.

— Подождите, тетушка, — сказал он ей, смеясь, — останьтесь-ка с нами на минутку. Для нас составит удовольствие исполнить свой долг, побыв с вами.

— Но, сударь… — начала служанка.

— Не теряйте понапрасну времени на пустые слова, — перебил Спичка, — так приказано начальством, не спорьте, а повинуйтесь.

Дрожа, Катерина присела на стул и закрыла лицо руками. Анжель закрыла за собой дверь и потому не могла видеть, что происходит в лавке. Машинально она предложила сесть своим страшным гостям, но они остались стоять. Господин де Жеврэ хотел что-то сказать, но хозяйка не дала ему времени:

— Милостивый государь, какому новому допросу вы собираетесь подвергнуть меня сегодня? Не сказала ли я вам все, что знала? Вы нашли негодяя, убившего моего отца и покушавшегося на жизнь моей дочери? Не желаете ли устроить очную ставку между ним и моей малюткой? Предупреждаю вас, что в настоящую минуту я всеми силами воспротивлюсь этому свиданию. Моя дочь не в состоянии его перенести: путешествие ее страшно утомило. Ей хуже, чем было в Сен-Жюльен-дю-Со, и доктор, только что ушедший, предписал ей полное спокойствие.

Судебный следователь не прерывал Анжель в надежде, что она проговорится. Уверенный в ее виновности, он усмотрел в ее словах только наглость.

— Дослушав вас до конца, сударыня, я отдал вам дань вежливости как женщине, — возразил он. — Теперь потрудитесь отвечать.

Письмоводитель разложил на столе листы гербовой бумаги и приготовился писать.

— Mademoiselle Сесиль Бернье была у вас второго декабря?

— Не могу вам ответить положительно, сударь, но мне кажется, второго или третьего.

— Вы утверждаете, что она у вас не обронила записной книжки со вложенным в нее письмом отца и деньгами?

— Конечно, я снова подтверждаю, что книжки не находила. Если бы ее у меня потеряли и я ее нашла, то отослала бы немедленно.

— Одним словом, вы не видели записной книжки mademoiselle Бернье?

— Нет.

— Письма тоже?

— Ни того, ни другого.

— Знаете ли вы нотариуса Вениамина Леройе?

— Я его знаю только по фамилии, да и то с тех пор, как встретила его сына в Сен-Жюльен-дю-Со. Ему-то я обязана спасением дочери.

— Вы не знали, что ваш отец Жак Бернье имел дела с Вениамином Леройе, своим закадычным другом?

— Совсем не знала.

— До совершения преступления, может быть, но после?

— Ни раньше, ни потом.

— Однако же в ваших руках были вещи, посредством которых вы могли узнать… Оскар Риго должен был вам сообщить…

— Оскар Риго? — повторила Анжель суровым голосом. — Речь идет о том человеке, которого вы считаете моим сообщником, не так ли? Я столько же знаю его, как и Леройе.

— Берегитесь! — произнес господин де Жеврэ, прибегая к тактике, свойственной судьям.

— Чего мне беречься?

— Оскар Риго арестован.

— Так чего же вы ждете от меня? Если он задержан, вы должны знать, убийца ли он.

— Мы это знаем. Оскар Риго признался, и его слова сильно вас компрометируют.

Следователь надеялся увидеть Анжель побежденной, разбитой, с опущенной головой, но она, напротив, гордо выпрямилась, и ее глаза метали искры негодования.

— Его слова меня компрометируют! — воскликнула она, пожимая плечами. — Что может быть общего между мной и убийцей, как в прошлом, так и в настоящем? Думаете поставить меня на одну доску с этим негодяем? Вам это не удастся! Я не знаю, кто такой Оскар Риго, и даже не слышала его имени.

— Он утверждает совсем другое!

— Убийце немудрено быть лгуном! Впрочем, какое значение могут иметь его слова? Вещь возможная, что Риго меня знает, но я-то вовсе его не знаю! Слушая вас, я думаю, что сплю наяву! Моя жизнь прошла в страданиях, борьбе и труде. Разберите все мое прошлое, и вы не найдете ничего такого, что бы заставило бы меня краснеть, исключая одной только ошибки, которую я искупила привязанностью, даже обожанием моей дочери. И вдруг — я убила отца, подкупив соучастника! Полноте! Да вы сами этому не верите!

Господин де Жеврэ думал:

«Какая комедиантка эта женщина! Не будь полной очевидности, можно бы ее счесть за невиновную!» — Затем прибавил громко, строгим голосом:

— Мы сделаем у вас обыск.

— Обыск, у меня! — воскликнула Анжель со страхом. — По какому праву?

— Подобный, вопрос не заслуживает ответа, сударыня.

Господин де Жеврэ, обернувшись к начальнику сыскной полиции, прибавил:

— Прикажите агентам сделать обыск.

Анжель протянула руки и хотела что-то сказать, как вдруг послышался слабенький, почти жалобный голос Эммы-Розы:

— Мама! Мамочка!

— Иду, душечка, — ответила она и бросилась к двери, но ей преградил дорогу начальник сыскной полиции.

— Не уходите, — произнес он вежливо, но повелительно.

— Меня зовет дочь, — возразила бедная мать. — Она очень больна, вы знаете; я ей нужна, умоляю вас, позвольте мне пойти к ней!

— В таком случае мы пойдем вместе с вами, — сказал господин де Жеврэ, — и начнем обыск с верхних комнат.

— Неужели вы станете обыскивать в присутствии девочки?

— Придется, так как она там.

Анжель не удержалась от гневного движения и нахмурилась.

— Ступайте, господа, — прошептала она с усилием, — я не хочу оставлять вас при мнении, что боюсь обыска.

Анжель пошла первой, за ней последовал господин де Жеврэ с письмоводителем. Начальник сыскной полиции замыкал шествие.

Скоро поднялись по лесенке, ведшей на антресоли, и вошли в комнату Эммы-Розы. При виде их молодая девушка испустила слабый крик.

— Не бойся ничего, дорогая моя, — прошептала ей на ухо Анжель, — нам с тобой нечего бояться.

— Но зачем пришли сюда эти господа?

— Они ищут…

— Что?

— Я тебе объясню потом, теперь некогда.

Начальник сыскной полиции и следователь зорко осматривались. Комната Эммы находилась рядом с комнатой матери и служила гостиной во время ее пребывания в Лароше. Скромная библиотека, постель с белыми занавесками, зеркальный шкаф, несколько этажерок, столик, два кресла и четыре стула составляли всю меблировку. Камин был украшен зеркалом, часами, подсвечниками и двумя вазами старинного фарфора, в которых находился только мох. Увядшие цветы были выброшены два месяца назад, а заменить их новыми не подумали. Под наблюдением начальника сыскной полиции Казнев осмотрел сперва этажерки и полки книжного шкафа, причем перетряхнул все книги медленно, тщательно. Анжель находилась в нервном возбуждении.

«Эти люди насколько же глупы, насколько гнусны!» — думала она.