Бои у Халхин-Гола (1940) - Давид Иосифович Ортенберг

бой на свою территорию. Масло хлестало из бака, мотору грозила опасность. Вот еще раз бросился сверху японец, и пули просвистели где-то около мотора.

Иван Карцев ринулся на выходящего из атаки японца, дав длинную очередь. Это была последняя очередь. Запахло гарью, и длинный язык пламени вырвался к стойке крыльев, лизнул по фюзеляжу. Сжалось от досады сердце пилота. Но дальше драться нельзя. Надо покидать машину.

Не прошло и полсекунды, как летчик очутился один в воздушном пространстве на высоте 800 метров. Вдруг тревожная мысль резнула мозг: «Со мной ли парашют?» Рука машинально потянулась к вытяжному кольцу.

Рывок за кольцо. С выхлопом вырвался белоснежный купол шелкового полотнища. Высота 200, 150 метров. Тишина — земля близко. Сверху кружится враг. Карцев раскачивался, подобно часовому маятнику, под огромным белым куполом. Приземляться было опасно. За пять-шесть секунд следовало определить: чья тут территория и кто будет встречать на земле — свои или чужие. Надо было еще достать револьвер…

Вскочив на ноги и поспешно освобождаясь от строп, Карцев стал осматриваться. Ага! Вон там река! Значит, там наши, туда и надо бежать. В этот момент на расстоянии 100 метров показалась группа японцев. С криком «банзай!» бежали они, держа винтовки наперевес. В ту же секунду с нашей стороны застрочил пулемет.

Японцы залегли, открыв ружейный огонь. Наш пулемет не унимался. Разом застрочили пулеметы с обеих сторон. Вдали ухнула пушка, пронесся снаряд. Дрогнула земля от взрыва. Карцев бежал к своим. После первых же шагов кольнуло острой болью правую ногу. «Все равно, добегу!.. Еще сто метров», — и он, как сноп, свалился на дно песчаного окопа. Свои!..

Тотчас же к летчику подполз боец, поспешно снял с него сапог, отрезал штанину и перевязал сочившуюся кровью рану. Через минуту они уже ползли вместе, прижимаясь к земле.

С утроенной силой строчили пулеметы. Разразилась артиллерийская канонада. Переползли небольшую песчаную складку.

— Здесь безопасно, двигайся один, а я вернусь, — сказал боец.

— Куда? — удивился Карцев.

— Заберу парашют. Не пропадать же ему, еще пригодится. Через час, умывшись и отдохнув, Иван Васильевич Карцев сидел, окруженный плотным кольцом бойцов и командиров. Рядом лежал его парашют. Бойцы наперебой рассказывали летчику, как сегодня били японцев на земле. Подъехала санитарная машина. Вскоре Карцев был уже на западном берегу реки Халхин-Гол…

Никакие уговоры, советы и даже угрозы врачей, посылавших Карцева в Сочи, не могли подействовать.

— Хочу вместе со своими боевыми товарищами бить врага! — упорствовал летчик.

Он вернулся в свою эскадрилью такой же веселый и жизнерадостный, как и раньше, и получил боевую машину.

Старший лейтенант И. АРХИПОВ

МОЯ ПЕРВАЯ БОМБАРДИРОВКА

День был без единого облачка на небе. Для авиации, особенно для высотной, прекрасный день.

Еще с самого утра (а здесь мы вставали, как правило, в три часа ночи) мы ознакомились с обстановкой на фронте и с предстоящей задачей. Противник засел в укрепленном районе, где трехэтажные окопы были зацементированы до-10 метров в земле. Нашим наземным войскам трудно было штурмовать такие позиции. Нам выпала честь помочь пехоте в этом деле.

В небе загорелась, ярко освещая все вокруг, зеленая точка, будто электрическая лампочка в зеленом абажуре. То была сигнальная ракета с командного пункта: «По самолетам!» Завертелись винты самолетов.

Вскоре я взлетел, по счету пятым, и занял свое место в строю. Мы шли во второй девятке в кильватере курсом 91°. Набирая высоту, я видел, как пробегали внизу зеленые ковры монгольских степей. Кое-где мелькали юрты. От гула наших моторов, точно цыплята от ястреба, рассыпались овцы.

Вот и Тамцак-Булак, одно из селений Монголии. Отсюда мы должны взять курс на цель. В боевое время разговаривать некогда. Нужно точно выполнять приказ, выдержав время выхода на цель. От этого зависит очень многое. Если запоздать, скажем, на десять минут, наземные части могут уже занять район цели. Тогда наши бомбы не окажут помощи и даже могут причинить большой вред.

Не доходя до реки Халхин-Гол (линия фронта была восточнее реки на 25–30 километров), я заметил, что ведущая девятка делает левый разворот. За нею развернулись и мы. Думаю, зачем бы это? Неужели изменена цель? Однако, когда мы сделали полный вираж, я понял, что нужно было оттянуть время. Мы пришли немного раньше намеченного в приказе времени, а это столь же опасно, как и притти с запозданием.

Но вот мы снова легли на курс. Прибор показывал 5 600 метров высоты. Я включил кислород. В это время раздался голос штурмана:

— Пролетаем над фронтом!

Штурман смотрел на меня в стекло, соединяющее наши кабины. Я кивнул головой, показывая, что понял его.

Стал еще тщательнее наблюдать за строем, за воздухом. Быстро взглянул на приборы: альтиметр показал 7 700 метров. Вскоре заметил внизу, намного ниже нас, около двадцати истребителей противника. Они носились из стороны в сторону, как угорелые, кувыркались вверх колесами. Но подняться выше, видимо, не могли. Сообщил об этом штурману.

Вдруг впереди нас появились один за другим клубки дыма, похожие на раскрывшиеся парашюты, только не белого, а черного цвета. Сзади — то справа, то слева — стали возникать клубки синего дыма. Я понял, что это разрывы снарядов зенитной артиллерии. Огонь зениток охватывал нас кольцом. В это время я увидел, что у ведущего открылись люки. Крикнул штурману, чтобы он тоже приготовился бросать бомбы. Еще несколько секунд, — и почти одновременно со всех самолетов посыпались черные бомбы, напоминавшие стаю грачей. Бомбы разного калибра — и малые, и большие — полетели на врага.

Штурман дал еще на прощанье пару очередей из пулемета по истребителям противника, носившимся внизу. Попасть на громадном расстоянии было трудно. Но он действовал правильно, опробовав на всякий случай пулеметы на высоте. Потом штурман крикнул:

— Разрывы впереди нас, отворачивай левее!..

Я точно выполнял все его указания. Во время одного из отворотов самолет неожиданно пошел книзу и перестал быть послушным в управлении. Видимо, недалеко от нас был разрыв. Уж не прямое ли попадание? Осмотрел одну плоскость, потом другую, ожидая огня. Но, к счастью, все оказалось в порядке. Машина быстро выровнялась и пошла, повинуясь во всем воле летчика.

В эти минуты все подразделение выходило из зоны зенитного огня, отворачивая, как и мы, то вправо, то влево.

Потом наша девятка сомкнулась в строй, что является самой надежной защитой от истребителей противника. Враг не решился нас преследовать.

— Жаль, все-таки! Хорошо было бы опробовать пулеметы по настоящей цели, — смеясь сказал штурман Лоскутов.

В этот день