Бои у Халхин-Гола (1940) - Давид Иосифович Ортенберг

прежде чем он успел дать хотя бы одну очередь. Я же все время бил по задним истребителям, наседавшим на моих товарищей, а они отгоняли врагов из-под моего самолета.

Вдруг мы увидели, что враги заметались, почуяв недоброе, и начали удирать. В следующие секунды все стало ясно: это появились наши «ястребки». Они стремительно ринулись на японских «асов». Завязался бой истребителей. Я наблюдал из кабины, как наши «ястребки» делали заходы, как японские самолеты падали, охваченные пламенем. Мы шли своим курсом домой, как вдруг снова из-под облаков выскочили японцы. Звено наших истребителей встретило их — одно единственное звено. Наших было в три раза меньше, но отпор был настолько неожиданным, что враг стал улепетывать, ища спасения в облаках.

Мы прилетели на площадку. Когда сели, наш экипаж стал осматривать самолет. Конечно, были в нашей машине пробоины и повреждения, но все же мало. Летчик Славгородский замечательно выводил самолет из всех трудных положений. Он (предоставлял мне и штурману полную возможность стрелять по японским самолетам. Настроение экипажа было отличное. Хотелось снова лететь и еще раз бомбить врага.

Старший лейтенант А. ЦЕСАРЕНКО

НА НОЧНОМ БОМБАРДИРОВЩИКЕ

— Готовьтесь к боевому вылету!

Семь лет я в авиации и впервые получил приказ вылететь с бомбами на врага. На аэродроме ревели моторы, стрекотали пулеметы, в воздух летели трассирующие пули. Экипажи самолетов подвешивали бомбы. Лица у всех возбужденные и вместе с тем сосредоточенные. Все мы в первый раз в жизни летим сражаться с врагом.

Тяжелые бомбардировщики стояли в полной боевой готовности. Мы с нетерпением считали минуты, когда, наконец, опустятся вечерние сумерки.

Как и все мои друзья, я был полон радости и лишь сожалел о том, что мне придется лететь на устаревшем корабле, который в армии давно уже используется для перевозки грузов. Но мысль о том, что нам выпала честь итти в бой, затмевала все остальное.

Корабль легко и плавно оторвался от земли. Набрав высоту, мы легли на курс и в непроницаемой темноте полетели к фронту. Две тысячи килограммов бомб несет корабль, и все это обрушится на голову японских захватчиков.

Ночь выдалась тихая, спокойная. Мерно рокотали и гудели моторы. Вдруг на половине маршрута погода резко ухудшилась. По приказу, в случае неблагоприятной метеорологической обстановки, мы должны были вернуться обратно или итти бомбить запасную цель. Погода становилась все хуже и хуже. Продолжать полет невозможно, но возвращаться обратно, не сбросив ни одной бомбы на врага, нам казалось немыслимым. Значит надо итти на запасную цель.

Изменив курс на 45 градусов, мы через час полета заметили длинную вереницу огней. Сверкая фарами, ехали по степи колонны японских автомобилей. С высоты казалось, что это большой город. Передав управление второму летчику лейтенанту Пымбалову, я высунулся за борт, чтобы точней определить цель.

Горящие фары машин плывут под крыльями самолета. Штурман Лалетин бросил первую бомбу, и в тот же миг ослепительный луч прожектора ударил мне в глаза. Резкий свет прожектора ярко осветил (кабину. Второй пилот был также ослеплен. Мы потеряли управление, и самолет снизился до 800 метров. Штурман Лалетин бросил две бомбы в прожектор, а мы тем временем выровняли самолет и, сделав круг над колоннами машин, начали бомбардировку. Корабль содрогался от разрывов бомб. В ночной степи заметались огни.

Легли на обратный курс.

Радуясь и торжествуя, что задание — первое боевое задание! — выполнено, мы не замечали, как быстро портится и без того мерзкая погода. Низкая облачность прижимала тяжелый корабль к земле, и на половине пути пришлось перевести корабль на слепой полет. После четырех часов полета в ночных облаках благополучно сели на свой аэродром.

Четырнадцать боевых вылетов совершил наш экипаж, но никогда не забудется ночь 18 августа, накануне генерального сражения. К этому времени оправдавшие свое назначение ночные бомбардировщики, к которым еще недавно относились со снисходительной усмешкой, завоевали всеобщее признание и любовь. По ночам наземные войска прислушивались к гулу летящих бомбардировщиков — и говорили:

— Это наши повезли японцам ужин.

Ночью 18 августа с полным грузом бомб мы отправились бомбить японцев. Командир эскадрильи тов. Егоров строго предупредил:

— В случае если облачность будет ниже Полетели. Высота 1 400 метров. По мере приближения к цели густая облачность заставила нас снизиться до 300 метров.

Дважды Герой Советского Союза Я. Смушкевич и Герой Советского Союза И. Лакеев

Что делать? Возвращаться обратно на аэродром? Штурманом на этом рейсе летел лейтенант К. Васин, прекрасный знаток своего дела. Вторым пилотом летел лейтенант Продин. Не сговариваясь, мы решили найти противника и бомбить.

За облаками мы пролетели к озеру Буир-Нур. Снизившись до 400 метров, взяли курс на выложенную нашими войсками светящуюся стрелу, от которой в шести километрах находилась цель. Вот и стрела, где-то совсем близко противник, но погода как-будто сговорилась с японцами.

— Ничего не видно, — заявил штурман, — бомбить невозможно.

Разворачиваемся, летим обратно и с трудом находим чуть заметные во мгле огни стрелы.

Неужели придется возвращаться на аэродром? Нет, во что бы то ни стало мы выполним боевое задание. Вперед, на врага!

Беру курс. Через несколько минут очутившись над целью, мы пробили облака, снизились до ста метров и стали бомбить.

В густых тяжелых облаках вспыхнули отсветы бомб. Корабль содрогался от разрывов. Справа, возле самого корабля, засверкали большие, точно пчелы, трассирующие пули, освещая кабину. Прекрасно, значит мы находимся точно над целью.

— Все бомбы сброшены, — сообщил штурман Васин. Вдруг вражеский снаряд попал в центроплан. Как позднее мы выяснили, в корабле оказалось больше ста пробоин от осколков. Один пролетел в миллиметре от уха борттехника, и четыре пробоины оказалось в моем сидении. На обратном пути нас еще долго догоняли трассирующие пули. Пришлось «вилять» из стороны в сторону, чтобы избежать попадания.

Но опаснее вражеских пуль оказалась погода. Вскоре после бомбардировки мы попали в грозовое облако, и корабль так бросало, что, казалось, с секунды на секунду он разлетится пополам. С трудом мы вдвоем управляли машиной, из всех сил удерживая равновесие.

После четырех часов слепого полета мы вышли из грозового облака.

Так ночами, в густой мгле, тяжелые бомбардировщики громили японцев.

Старший лейтенант В. КОЗЛОВ

КАК МЫ ЗАЖГЛИ ЯПОНСКИЙ АЭРОСТАТ

Двадцать четвертого июля, утром, в глубине оборонительного района японцев, под прикрытием густой пелены тумана, повис над землей большой аэростат.

С этой «колбасы», как мы назвали аэростат, японцы просматривали