Бои у Халхин-Гола (1940) - Давид Иосифович Ортенберг

японских самолетов и девяносто шесть наших истребителей. Он опустился на аэродром, расстреляв все патроны. В этом бою был сбит тридцать один японский самолет. С тех пор Комоса дерется, как орел, поражая (храбростью даже своих бесстрашных друзей.

Вчера Комоса пережил захватывающее приключение. Он летел на разведку. Было облачно и пасмурно. Пробив облака, Комоса «высунулся» и увидел, что вокруг кишмя кишат японские истребители. Нырнув вниз, Комоса заметил эскадрилью своих «ястребков» и быстро пристроился к ней, но в этот момент налетели японские стервятники. Комоса ринулся на одного из них, дал две очереди из пулемета и с изумлением увидел, что японец выбрасывается с парашютом. В чем дело? Самолет японца как будто невредим. Но вдруг падающий самолет вспыхнул. Теперь стало ясно: летчик заметил дым в кабине. Итак, один готов. Однако в бою торжествовать некогда. В следующую секунду Комоса заметил, что к одному из товарищей подбирается японский истребитель. Комоса бросился на выручку. Японец попытался скрыться в облаках, но потерял направление и пошел в глубь нашей территории. «Закружился, — решил Комоса, — теперь он мой».

Комоса гнал противника тридцать километров, намереваясь посадить его у Хамар-Дабы, на виду у штаба. Но у самой Хамар-Дабы японец с неожиданной ловкостью вывернулся и полетел назад, к синеющим маньчжурским сопкам. Уйдет? Этого не мог допустить Комоса. Короткая, но меткая очередь из пулемета. Японский летчик выбрасывается с парашютом. Самолет извивающимся факелом упал вниз и врезался в землю. Быстро приземлившись, японский летчик отстегнул пояс, сбросил парашют и побежал. Нужно взять его в плен. Но как быть? Садиться? Японец успеет убежать. С секунду подумав, Комоса сделал несколько выстрелов зажигательными пулями и поджег траву впереди японца. Теперь его надо взять. Набрав высоту, Комоса увидел невдалеке трех кавалеристов-цириков и грузовую автомашину. Выключив мотор, Комоса пролетел близко от цириков, качнул крыльями и крикнул:

— Давай сюда!

Цирики понеслись вскачь, а Комоса снова полетел к своему пленнику. Каково же было его изумление, когда возле спаленной травы он увидел японца, лежавшего с раскинутыми руками. «Неужели я его подстрелил?» Комоса, недоумевая, низко пролетел над распростершимся японцем. И вдруг «труп» ожил, вскочил и выстрелил в самолет из маузера. Напрасная попытка! Прискакали цирики, подъехала машина, и японский летчик был взят в плен.

* * *

Сегодня Комоса скучает. Но долго ли он будет лежать под крылом? Вот телефонист зовет Гринева и передает трубку. Отрывистое «есть», и Гринев, откинув полотнище палатки, велит дежурному позвать Комосу и Фунтова. Короткий разговор, рев моторов и буря под колесами «ястребков». Комоса и Фунтов улетают. Ровно через полчаса они возвращаются обратно, мельком осматривают свои машины — пробоин нет. Направляются к командиру. Они летали в указанный район. Странное, загадочное дело. Среди холмов стоял самолет. Как только летчики снизились, отовсюду раздались выстрелы зениток. Ловушка. Комоса, стреляя из пулемета, низко прошел над мнимым самолетом и точно выяснил, где вокруг ловушки хоронятся замаскированные зенитки.

— Отлично, — бросает Гринев, выслушав донесение, и спешит к телефону.

Две минуты разговора, и ракета взлетает в воздух. За ней в солнечное небо уносятся «ястребки» разведчиков. Аэродром пустеет. В наступившей тишине отчетливо слышится голос телефониста: «Кавказ слушает… слушает Кавказ…»

«Ястребки» возвращаются и опять улетают. До захода солнца в воздухе стоит рев моторов.

Лейтенант И. ГЕЙБО

СКВОЗЬ ВРАЖЕСКИЕ ЦЕПИ

Стоял жаркий безоблачный августовский день.

Укрываясь от палящего солнца, мы расположились под крыльями грозных скоростных машин. Сегодня еще не было ни одного боевого вылета. Наши истребители находились в безукоризненном состоянии, в полной готовности, но техники и механики еще и еще раз осматривали их.

…В 16 часов на командном — пункте подразделения дежурный поспешно поднял белый флаг. Это означало: подвесить «гостинцы» (бомбы). Через десять минут летный состав получил задание. Оно было короткое и ясное: пройти на восточный берег реки Халхин-Гол и разбомбить неприятеля. Командир подразделения, капитан Григорий Васильевич Бонченко — любимец летчиков-истребителей, — коротко и четко объяснил, как будет проведена операция.

Военный комиссар Фома Иванович Тихомиров сказал:

— Наш священный долг — выполнить боевое задание так, чтобы командование сказало: «Отлично, товарищи!».

«По самолетам!» Взвилась красная ракета, за ней вторая, и мгновенно гул моторов нарушил покой монгольской степи. Через две минуты все самолеты подразделения были в воздухе. Так же быстро поднялись и другие подразделения. Пристраиваясь к нам, они занимали положенные места в общем строю.

Более ста боевых экипажей поднялось в воздух.

Вдали блеснула извилистая река Халхин-Гол, а за ней уже виднелись серые пятна песчаных барханов, изрытых окопами и траншеями. Там было логовище японских захватчиков..

Мы заходили со стороны солнца. Вражеская зенитная артиллерия открыла ураганный заградительный огонь, пытаясь не пропустить наши самолеты к цели. Но, пробившись сквозь сплошные разрывы, эскадрилья за эскадрильей стремительным и неудержимым пике обрушивались на скопления вражеской пехоты, поливая ее пулеметным огнем, забрасывая бомбами. Позиция японцев стала напоминать растревоженное осиное гнездо. Враги, объятые паникой, начали разбегаться. Да некуда было укрыться от нашего огня. Запылали костры от подожженных машин.

Под командой наших славных дважды орденоносных — командира Зайцева и комиссара Миронова мы пошли во вторую атаку, чтобы нанести еще один сокрушающий удар по врагу.

В этот момент прикрывающая группа наших истребителей завязала воздушный бой с японскими истребителями, пришедшими с опозданием на выручку своей пехоте. С левой стороны шло звено Ивана Карцева. С ним были летчики-комсомольцы Николай Кишкин и Евгений Петров.

Во время выхода из второй атаки на звено напало девять японских истребителей. Не в духе Карцева было отступать. На высоте 800 метров завязался неравный бой. Положение было чрезвычайно тяжелое.

Карцев находился в полном окружении вражеских самолетов, к тому же на территории противника. — «Победить или умереть!» — решил отважный командир. Карцев развернул машину и стремительно повел ее на одного из стервятников. Дал очередь, но японец ушел от атаки. В этот миг второй японский самолет, приблизившись, открыл огонь. Карцев еще раз мгновенно развертывает свой «ястребок». Сблизившись до 100 метров с противником, он нажимает гашетки всех пулеметов, и огненная струя режет японца по мотору и кабине. Самолет противника метнулся кверху и, потеряв скорость, свалился на крыло. Ага! Один есть!

В этот миг другой вражеский летчик, подкравшись, дал очередь. Пули стали пронизывать кабину, разрушая приборную доску. Обожгло правую ногу. Значит, ранение. Из пробитого бака фонтаном брызнуло масло, заливая лицо. Сбросив очки, Карцев увидел рядом двух круживших японцев. Один из них пытался повторить атаку с хвоста. Карцев стал маневрировать, стараясь оттянуть