Нерон. Безумие и реальность - Александр Бэтц

разбить невероятно дорогой ковш для вина из плавикового шпата[1363] (по словам Плиния Старшего, тот стоил 300 000 сестерциев) – он не хотел, чтобы ковш попал в руки Нерона[1364]. Но лучшее Петроний приберег для своего завещания. От обычной лести императору он воздержался; возможно, у него не было наследников, на которых стоило обратить внимание. Вместо этого в качестве последнего слова он представил в письменном виде сводку всех непристойных поступков и злодеяний Нерона, а также имена всех любовников и любовниц императора. Он послал документ Нерону – и умер[1365].

Особых последствий письмо не имело: Нерон его немедленно уничтожил. Однако император терялся в догадках, откуда Петроний так хорошо осведомлен о его интимной жизни, и это наверняка вызывало в нем неприятное чувство. Нерон предположил, что секреты раскрыла Силия, супруга сенатора, приятельница Петрония, с которой Нерон неоднократно спал. Изгнание Силии показалось императору достаточной мерой наказания[1366].

Тразея Пет и инсценировка судебного процесса

С точки зрения Тацита, печальной, но почти логичной кульминацией репрессий 65 и 66 годов стало дело Тразеи Пета, философа-стоика и сенатора, твердые убеждения которого не раз становились проблемой для Нерона.

Годами Нерон копил гнев на Тразею – и не только потому, что сенатор ходил по земле с вечно недовольным лицом, «как школьный учитель» (это единственное объяснение преследований Тразеи у Светония)[1367]. Нет, по словам Тацита, император не забыл, как упрямый стоик оскорбил его в 59 году во время благодарственных сенатских постановлений после убийства Агриппины, просто встав и покинув заседание сената, как не забыл и того, что тот демонстративно держался в стороне, когда всего несколько месяцев назад рассматривалось решение о божественных почестях для Поппеи. Не в последнюю очередь Тразея раздражал Нерона, потому что, хотя он всеми силами выступал против Ювеналий и появления там сенаторов и всадников, его аристократическое достоинство вполне позволяло ему выступать в качестве трагического актера на сцене во время рыбацкого праздника в его родном Патавии[1368].

Обвинение против Тразеи взял на себя Коссуциан Капитон, зять Тигеллина. Сначала он перечислил Нерону все случаи девиантного поведения Тразеи: Тразея игнорирует ежегодную присягу на верность принцепсу, избегает обрядов для принесения обязательных обетов на благо императора, хотя и занимает высокий жреческий пост, а в заседаниях сената, по крайней мере, в официальных встречах императора с сенаторами он не принимал участия уже три года[1369]. Если все это правда, у Нерона были веские аргументы, чтобы наказать Тразею: великий критик Нерона нарушил свои обязанности перед императором как гражданин, как жрец и как сенатор, и даже как бывший консул[1370]. Однако у Капитона были и личные мотивы, которые несколько усложняли дело[1371]. Капитон точил зуб на Тразею, потому что девять лет назад тот обвинил его в злоупотреблении служебным положением в провинции Киликия (на юго-востоке современной Турции)[1372]. Судебное разбирательство закончилось осуждением Капитона, но позже изгнание было отменено благодаря заступничеству Тигеллина.

Теперь же Капитон завершил свои обвинения в адрес Тразеи тревожным сценарием: в итоге все, что сенатор делает – или не делает – равнозначно попытке государственного переворота. Преувеличивал ли Капитон? Фактически своим неоднократным уходом из того спектакля консенсуса, который со времен Августа разыгрывали император и сенаторы, Тразея потряс основы принципата. Идея Августа работала только в том случае, если между принцепсом и аристократией царило единодушие. Сенатор, который заведомо игнорировал роль императора своим поведением при голосовании либо намеренным присутствием или отсутствием, ломал систему[1373]. В этой связи, конечно, срочный донос Капитона не требовался, чтобы убедить Нерона принять меры против Тразеи. Независимо от этого ясно, что теперь только близость к императору и отдаленность от него определяли судьбу конкретных представителей аристократии. Ближе к императору как раз был Капитон.

Согласно Тациту, в храме Венеры Прародительницы на Юлиевом форуме (Forum Iulium), в том месте, где в тот день собрался сенат, начался своего рода фиктивный судебный процесс[1374]. В стиле современных деспотов Нерон, дабы нагнать страху на присутствующих, привел к храму сотни преторианцев, а затем вместе с Капитоном вывел на поле боя несколько наемных обвинителей. Обсуждалось не только дело Тразеи: зять последнего Гай Гельвидий Приск и сенатор Квинт Паконий Агриппин, вероятно, попали под подозрение из-за своей близости к Тразее – им удалось отделаться изгнанием[1375]. Сильнее всех пострадали сенатор Квинт Марций Барея Соран и его дочь Сервилия. Их также обвинили в планировании переворота. На самом деле муж Сервилии был сослан после разоблачения заговора Пизона, в то время как ее отец Соран находился в каких-то отношениях с Рубеллием Плавтом, о котором уже неоднократно говорилось. Поскольку казалось возможным «доказать» связь Сервилии с неизвестными магами – колдовство в принципе подходило в качестве обвинения, – и все эти подозрения были выдвинуты против Сорана «правильными» людьми, отца и дочь приговорили к смерти[1376].

Сам Тразея на суд вообще не явился. Часть его друзей отговаривали его идти туда, поскольку, учитывая обстоятельства, спастись уже было невозможно и, кроме оскорблений, запуганного сената и, возможно, даже физического насилия со стороны подстрекаемых граждан, ждать ему там было нечего. Когда молодой плебейский трибун Арулен Рустик, исполненный благих намерений, предложил ему попытаться предотвратить решение сената, которое приведет к осуждению Тразеи, используя свое трибунское вето (по крайней мере, теоретически это было возможно), Тразея отмахнулся: ему это не принесет никакой пользы, зато разрушит политическую карьеру Рустика до того, как она успеет начаться[1377]. Традиционные механизмы политики давно уже стали совершенно неэффективными против воли императора.

Тем временем в храме Венеры Прародительницы Тразея был заочно приговорен к смерти. Помимо Капитона, от имени Нерона дело вел печально известный оратор Эприй Марцелл, который рассуждал в манере современного популиста, меняя местами причину и следствие. «Если столь недовольному Тразее, уклоняющемуся от всех своих обязанностей, так не нравится в этом Риме с его яркими рынками, театрами и храмами, и в этой империи, которая живет мирно и видит, как римская армия побеждает без потерь (на театре военных действий в Армении Рим, как известно, достиг блестящих успехов)[1378], тогда, – со знанием дела произнес Марцелл, рьяно жестикулируя, – Тразея мог бы сделать всем нам одолжение и покинуть гражданское общество Рима»[1379].

За крайне агрессивное выступление Марцелл получил огромную сумму в пять миллионов сестерциев, а Тразея – смертный приговор. Узнав о нем в своих садах, он принял смерть не менее стоически, чем Сенека. По словам Тацита, Тразея встретил свой конец скорее в радостном, чем в печальном настроении. Он с облегчением узнал, что Гельвидий Приск, его