Огненный крест. Книги 1 и 2 (ЛП) - Диана Гэблдон

— Нет смысла прятать его, — сказал Джейми, объясняя свой выбор, — когда любой человек с носом может найти его вслепую.

Что было достаточно верно; даже сейчас, когда здесь не было никакого зерна, которое активно бродило под навесом или поджаривалось на токе, слегка жирноватый дымный запах витал в воздухе. Когда же зерно «работало», заплесневелый острый аромат брожения ощущался на большом расстоянии, а когда проросший ячмень расстилали на токе над небольшим огнем, дымный туман висел над поляной, и запах был так силен, что при попутном ветре достигал хижины Фергюса.

Сейчас на солодильном токе никого не было. Когда закладывалась новая партия, Марсали или Фергюс присматривали за ней, но в настоящий момент крытый ток с его гладкими досками, посеревшими от использования и погоды, был пуст. Однако рядом была сложена аккуратная кучка поленьев.

Я подошла ближе, чтобы посмотреть, какие это дрова. Фергюсу нравились дрова гикори, как из-за того, что легко кололись, так и из-за сладковатого привкуса, которое они придавали солоду. Джейми с его традиционным подходом к виски предпочитал дуб. Я коснулась расколотого полена — широкие волокна, легкая древесина, тонкая кора. Я улыбнулась, значит, Джейми недавно был здесь.

Обычно на токе хранился маленький бочонок с виски, как для гостеприимства, так и в качестве меры предосторожности. «Если кто-то наткнется на девушку, когда она будет одна, лучше, чтобы у нее было что отдать им, — сказал Джейми. — Все знают, что мы здесь делаем, и лучше, чтобы никто не выпытывал у Марсали, где хранится виски». Это не был лучший виски — обычно незрелый, еще неочищенный алкоголь — но, конечно, достаточно хороший и для незваных посетителей, и для ребенка с прорезывающимися зубами.

— У тебя еще нет вкусовых рецепторов, так что никакой разницы, да? — прошептала я Джемми, который пошевелился во сне и почмокал губами, недовольно скривив свое маленькое личико.

Я осмотрелась, но никаких признаков бочонка на его обычном месте — за мешками ячменя и поленницей дров — не было. Возможно, его забрали, чтобы наполнить, возможно, украли. Совсем не проблема в любом случае.

Я повернула на север мимо солодильного тока, сделала десять шагов и повернула направо. Здесь было скальное образование, огромный гранитный блок, возвышающийся среди деревьев ниссы и кустов цефалянтуса. Однако, несмотря на солидный внешний вид, он не был цельным. Он состоял из двух плит, наклоненных друг к другу, так что внизу между ними была расселина, замаскированная кустами падуба. Я накинула свой платок на лицо Джемми, чтобы защитить от колючих листьев, и, наклонившись, осторожно пробралась между ними.

На выходе из расселины скала разбивалась на множество валунов, между которыми росли молодые деревца. Снизу место выглядело непроходимым, но сверху можно было увидеть еле заметную тропинку, ведущую к маленькой полянке, представляющую собой не больше чем промежуток между деревьями. На ней журчал маленький чистый ручей, который вытекал из скалы и исчезал в земле неподалеку. Летом полянку, закрытую листвой, не было видно даже сверху.

Теперь на подходе зимы белый камень возле ручья был хорошо заметен между безлистными деревьями ольхи и рябины. Джейми нашел этот валун, прикатил к истоку и, нацарапав на нем крест и произнеся молитву, посвятил этот ручей виски. Я было подумала пошутить о единстве святой воды и виски — вспомнив об отце Кеннете и крещение — но поразмыслив, сдержалась, полагая, что Джейми не поймет шутку.

Я медленно пробиралась вниз по тропинке, вьющейся между валунами, обошла скалу и вышла на полянку с ручьем. Я разогрелась от ходьбы, но пальцы, которыми я держала концы платка, застыли в холодном воздухе. И там, на берегу ручья стоял Джейми в одной рубашке.

Я резко остановилась, скрытая редкой порослью вечнозеленых растений.

Меня остановило не его полураздетое состояние, а нечто в его осанке и выражении лица. Он выглядел усталым, и это было не удивительно, учитывая, что ему пришлось рано встать.

Старые брюки, которые он одевал для верховой езды, лежали поблизости на земле, рядом с ними лежал аккуратно свернутый пояс со всеми атрибутами, которые он носил на нем. Я уловила также пятно сине-коричневой ткани его охотничьего килта. Пока я смотрела, он стащил рубашку через голову и бросил ее на землю, потом совершенно голый встал на колени и стал плескать воду на лицо и руки.

Его одежда загрязнилась в дороге, но сам он был достаточно чистый. «Простого мытья рук и лица было бы достаточно, — подумала я, — и, возможно, оно было бы более комфортным у кухонного очага».

Тем временем он встал, взял маленькое ведро на берегу ручья, набрал воду и облился, закрыв глаза и сжав зубы, когда вода побежала по его груди и ногам. Я могла видеть, как его яички сжались, прижимаясь к телу, когда ледяная вода потекла по темно-рыжим зарослям лобковых волос и закапала с конца члена.

— Твой дедушка сошел с ума, — прошептала я Джемми, который пошевелился, гримасничая во сне, но не обратил никакого внимания на причуду своего предка.

Я знала, что Джейми не был совсем нечувствительным к холоду, я видела, как он втянул воздух и задрожал, и я, сочувствуя, задрожала вместе с ним. Рожденный и выращенный горцем, он не рассматривал холод, голод и подобные неудобства, как достойные внимания. Но даже при этом, его теперешняя чистоплотность была чрезмерной.

Он судорожно вздохнул и вылил воду на себя во второй раз. Когда он облился в третий раз, я начала понимать, что он делает.

Хирург моет руки перед операцией, конечно, для того, чтобы они были чистыми, но это еще не все. Ритуал, когда он намыливает руки, вычищает под ногтями, трет кожу рук щеткой, повторяемый снова и снова на грани боли, является не только физической деятельностью. Это так же умственная и душевная деятельность. Акт мытья рук этим несколько маниакальным способом служит для того, чтобы сосредоточить свой ум, подготовить свой дух. Таким способом он смывает все внешние заботы, убирает все мелочи, отвлекающие его внимание, и, разумеется, смывает микробы и клетки омертвевшей кожи.

Я совершала его достаточно часто, чтобы, увидев этот особый ритуал, узнать его. Джейми не просто мылся, он очищал себя, используя холодную воду не только, как растворитель, но и как средство для приведения себя в необходимое состояние. Он готовился к чему-то, и от этого понимания по моей спине пробежала струя, холодная, как ключевая вода.

После третьего раза он поставил ведро и отряхнулся, разбрызгивая капли, слетающие с кончиков его волос на сухую траву. Все еще мокрый, он натянул рубашку и повернулся лицом к западу, где солнце уже низко висело между горами. Он стоял совершенно неподвижно некоторое время.