Царства смерти - Кристофер Руоккио

сделали, чтобы подняться в этот темный тайный зал? Сколько раз я падал, а мои атрофировавшиеся мышцы сводило, пока Дораяика не приказал слугам нести меня?

Великий князь держался особняком от тех, чьи лагеря обосновались на нижних этажах города-кольца и на песке у ворот. Я отчетливо помню вонь торфяных костров в низких коридорах и зловещий хохот, как на жуткой ярмарке. Дораяика сказал мне, что кланы не собирались вместе уже несколько поколений. Я даже представить не мог, сколько времени прошло с тех пор. Наверное, примерно то же самое вышло бы, если бы все дети Земли вдруг собрались на ее зараженных холмах и в руслах пересохших рек и кутили в прахе человеческом. Я до сих пор вспоминаю заваленные костями столы за открытыми дверями, мимо которых мы проходили, вой нечеловеческих голосов, слившихся в молитве и песнях.

Но Дораяика не составлял компанию низшим по рангу, а вел нас все выше, мучительно минуя этаж за этажом, пока в залах города энар не стало слышно лишь ветер. Тогда меня положили на помост сбоку от притащенного слугами сиденья, приковали толстой железной цепью и бросили.

Кажется, с нашего прибытия в Актеруму прошло несколько дней. Великий князь великодушно позволил Северин обработать мое раненое лицо, но запретил бинтовать раны, и поэтому сухой воздух жег мне плоть, а голова раскалывалась от боли. Время проходило как будто в дымке, разум прояснялся лишь изредка, когда его заставлял сосредоточиться заново испытанный ужас – как правило, при звуке шагов когтистых лап.

Под высокой трапециевидной аркой появилась группа сьельсинов, ведомая герольдом в белом жреческом облачении. Я кое-как сел, звякнув цепями, и почувствовал взгляд Дораяики.

Герольд подошел, семеня ногами, и привел за собой шестерых младших жрецов – баэтанов в таких же белых туниках. Они несли жерди с поставленным на них металлическим сундуком. Двое скахари Дораяики встретили их с распростертыми объятиями. Их кривые сабли спокойно покоились справа на поясе.

Поняв намек, герольд преклонил колени перед стражниками и троном Пророка. С его посоха свисал зеленый флаг, расшитый черной сьельсинской каллиграфией. Опускаясь на колени, герольд подобрал флаг пальцами и крепко схватился за древко.

– Anamnato qiaqara o-Aeta ba-Aetane, – высоким неровным голосом поприветствовал он, обнажив горло в знак повиновения. – От имени своего хозяина, аэты Гуримы Пеледану, правителя Пятидесятой ветви рода Имнун, я, презренный раб, принес вам дары.

Он поднял свободную руку, подзывая младших жрецов к ящику.

Пророк нарочито лениво сделал одобрительный жест.

Младшие баэтаны опустили сундук на пол, повернув его к Пророку. Сундук был огромным и унылым на вид, сначала я даже принял его за гроб. Двое слуг распахнули крышку, и герольд поднялся, представляя содержимое Князю князей.

– Оружие, о великий владыка! – воскликнул он, демонстрируя Дораяике меч. – Трофейные клинки юкаджимн! Шесть раз по двенадцать дюжин и семь, завоеванные в битве!

Герольд сжал пальцы, и до меня дошло. Внутри все перевернулось, как от тяжелого удара. В зеленом сумраке зала расцвел клинок из высшей материи, белым сиянием озарив барельефы, на которых энары – с четырьмя, шестью, восемью и более ногами – шагали среди звезд.

Шесть раз по двенадцать дюжин и семь.

Я безмолвно сосчитал в уме, как смог. Число было близким к тысяче. У меня в прямом смысле отвисла челюсть, и раненая щека отозвалась болью. Число символизировало не несметное богатство, равное экономике целой планеты, а трагедию. Каждый меч принадлежал рыцарю Соларианской империи, и я понимал, что на одного павшего рыцаря приходился целый павший легион.

– Достойный дар, – спустя мгновение произнес Дораяика, и у герольда вырвался вздох облегчения. – Положи оружие, раб! Где твой хозяин? – спросил Дораяика, когда его приказ был выполнен.

– Здесь, Дораяика! – раздался крик с порога, и в дверях появился сьельсин в зеленых доспехах и тунике в тон флагу на посохе герольда, сопровождаемый скахари.

Рога на его голове были украшены серебряными колпачками, на лоб спадали серебряные цепочки, родня его с джаддианской куртизанкой. В бровях и скулах торчали нефриты, на пальцах красовалась россыпь нефритовых колец.

– Ты позвал, я пришел!

Когда младший князь приблизился, Дораяика встал. Пеледану упало на колени перед пророком.

– Твой оракул! – воскликнуло оно, выставляя напоказ горло. – Твое послание! Неужели время пришло?

– Raka, – ответил Сириани. – Да.

Пеледану зажмурилось и прошептало что-то, чего я не расслышал.

Князь приблизился к краю помоста и встал спиной ко мне.

– Ты по-прежнему чтишь древние обычаи? – нависнув над Пеледану, спросил он.

Младший аэта поднял голову, но ответил не сразу.

– Я твой верный раб, – произнесло оно наконец. – Навеки. Но другие! Они не верят так, как верю я. Ходят всякие сплетни! Перед твоим прибытием я говорило с Иамндаиной и другими! Vanahita!

Дораяика зашипел и едва не сорвал имперскую тогу, что носил поверх нагрудника.

– Не упоминай при мне других, Пеледану. Они тени. Порождения лжи. Ты чтишь древние обычаи?

– Eka iyadar ba-osun, – ответил младший князь. – Как всегда! С тех пор, как ты изгнал отсюда Eta Vananari! Клянусь Сновидцем: ты новое воплощение Элу!

Я прижался лбом к трону Пророка, чтобы остановить головокружение.

– Eta Vananari? – прошептал я.

Еще «древние слова», смысл которых был мне неведом.

Пеледану упомянуло какого-то оракула и послание, полученное от Дораяики. На Дхаран-Туне Пророк утверждал, что лично созвал аэтаванни, клановое вече. Как именно он выразился? Какие слова, какое послание могло заставить собраться столь разрозненные кланы? Хватало ли влияния Дораяики, чтобы заставить остальных повиноваться? Мог он угрожать им смертью? Я в этом сомневался, хотя его орда действительно была велика и безжалостна, как палящее солнце.

– Caiharu ba-okun, – произнес Дораяика. – Твоя вера защищает тебя. Ты поступило мудро, придя с миром.

На слове «мир» Пеледану согнулось и ткнулось лбом в грубый зеленый пол. Я вздрогнул от волнения. «Килете». Мир. Это же слово использовало Араната Отиоло во время наших неудачных переговоров. Услышав его вновь, в этом месте, я гораздо отчетливее осознал его смысл.

«Ты поступило мудро, подчинившись».

Клацая когтями по ступеням, Сириани Дораяика спустился, придерживая тогу. Пеледану не вставал, как и его слуги. Словно по сценарию, Пророк поднял ногу и наступил на плечо младшему князю. Я затаил дыхание и поморщился, потому что воздух прошел сквозь дыру в щеке. Цепи лязгнули, когда я невольно прикрыл рукой рот. Мне вспомнился другой зал, другая церемония: я преклонял колено перед императором, возлагавшим мне на плечо древний железный меч. Но мое посвящение в рыцари закончилось, когда император приказал встать и представил меня придворным. Он возвысил меня, облагородил, в то время как здесь не было ничего подобного. Как сьельсинские