Кони - Сергей Александрович Высоцкий

100-летия со дня рождения великого поэта Академия наук учредила при отделении русского языка и словесности Разряд изящной словесности. Первоначально его даже хотели назвать Пушкинским разрядом.

Среди первых почетных академиков разряда был и Кони.

«На основании Высочайшего указа Правительствующему Сенату от 23 декабря 1899 года и Высочайше утвержденных «Постановлений, касающихся Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук», происходили в Заседании сего отделения, 8-го января 1900 года, выборы в Почетные академики. Избраны в Почетные академики отделения во Разряду изящной словесности:

1. К. Р.[44]

2. Граф Лев Николаевич Толстой

3. Алексей Антипович Потехин

4. Анатолий Федорович Кони

5. Алексей Михайлович Жемчужников

6. Граф Арсений Аркадьевич Голенищев-Кутузов

7. Владимир Сергеевич Соловьев

8. Антон Павлович Чехов

9. Владимир Галактионович Короленко».

Быть избранным в почетные академики вместе с Толстым, Чеховым и Короленко это ли не признание литературных заслуг Кони?

Чиновничий стиль самого сенатского указа, ссылка на «высочайшее» соизволение свидетельствуют о том, что не все было просто с избранием почетных академиков, что и в этой, казалось бы, сугубо академической прерогативе ощущалась назойливая воля самодержца… А ведь «Дополнительными статьями» к действующему Положению об отделении русского языка и словесности, утвержденными Николаем II, предусматривалось, что выборы почетных академиков считаются окончательными и не требуют дальнейшего утверждения.

Раздражение властей вызвало избрание почетным академиком Льва Толстого. Нападки на писателя, широко распространившиеся в Петербурге слухи о том, что правительство собирается выслать Толстого за границу, взволновало академиков. А. А. Шахматов писал Кони: «Может ли Академия равнодушно относиться к такому насилию над ее членом? Не придется ли ей ходатайствовать о том, чтобы оставили в покое писателя, сделавшего для России так много полезного?»

Выслать Льва Толстого из отечества власти побоялись, но министр внутренних дел запретил союзу русских литераторов учредить премию его имени.

— Плеве, видно, считает выборы Толстого в академики неблаговидным недоразумением! — сердился Кони. — Но мы должны показать, кто на самом деле составляет гордость России. Что это за академия, за спиною у которой стоит августейшая нянька!

Принимая кого-нибудь из выдающихся ученых или литераторов в Академию наук, обращались потом «к Его Императорскому Высочеству Августейшему Президенту Императорской Академии Наук за разрешением на избрание. Вмешивались в дела Академии Наук и другие высшие чиновники. В архивах Академии хранится, например, письмо министра внутренних дел с грифом «секретно» о том, «…что об избрании в почетные академики А. В. Сухово-Кобылина никаких неблагоприятных сведений в М-ве внутренних дел не имеется».

На первом совместном заседании отделения русского языка и словесности и разряда 9 марта 1900 года Кони выступил от имени вновь избранных академиков с яркой речью о задачах Разряда, прежде всего, в защите русского языка, подвергающегося ускажению и прочее в газетах и журналах. Это выступление вызвало острые нападки в «Новом времени», «Сыне отечества», «России».

«Как нравятся Вам выходки против моей речи в Академии, предпринятые по приказанию Суворина его «молодцами» в отмщение за неизбрание хозяина в Академию? — пишет Кони Шахматову. — Вот случай вспомнить слова Гоголя «со словом надо обращаться честно…»[45]

Нападки суворинских «молодцов» удивили и озадачили Анатолия Федоровича. Он отказывался понимать, почему русские журналисты в русских изданиях ополчились на него за выступление в защиту русского языка? Еще долго вспоминал он в своих письмах этот инцидент, не поколебавший, правда, его решимости уберечь родной язык от чуждых влияний. Уже в августе 1911 года он пишет опять же Шахматову: «С того времени, как мои слова о порче русского языка были встречены лаем и визгом газет, я стал собирать примеры и хотел бы составить из них статью. Найдется ли ей место в «Известиях» Отделения? Я готов сделать доклад об этом на закрытом заседании разряда».

В течение двадцати лет Кони принимал участие в составлении академического словаря русского языка.

Вскоре после избрания в академию, огорченный шумом, поднятым печатью, Анатолий Федорович уезжает на пасху в Тверскую губернию, в деревушку Катино, принадлежавшую его приятельнице Гольдовской (Хин). Здесь Кони боготворили. Все, от хозяйки дома до кухарки, старались угодить Анатолию Федоровичу. Усадьба жила эти дни «по часам сенатора». В его распоряжение всегда предоставлялась библиотека — его любимая комната. На письменном столе — любимые сигары. По вечерам собирались окрестные интеллигенты: «генералы» — старик генерал с женой, предводитель дворянства — земец, мизантропка — учительница, всегда подбрасывавшая Кони вопросы «с перцем», фрондирующий доктор, «всегда со всеми согласный аптекарь и ни с кем не согласная его супруга».

Кони отдыхал душой в этой маленькой деревушке. Бледнели или вовсе растворялись в вечернем белесом тумане его петербургские враги, надуманными и никчемными казались «вечные вопросы», смешными — нападки газет. Уютно потрескивали ольховые дрова в камине, слушатели ждали от сенатора новых очерков, а он вдруг начинал читать им «Дом Эшеров» Эдгара По. Читал он с истинным артистизмом, гости замирали от страха, долго аплодировали, но потом все-таки настойчиво требовали «почитать Кони»…

Ненадолго вернувшись в Петербург, Анатолий Федорович отправляется почти на два месяца на Рижское взморье. «Мой адрес с 5 мая по 25 июня будет — Дуббельн, «Мариенбад»… — пишет он Михаилу Ивановичу Сухомлинову.

Но недаром повторял Анатолий Федорович и в шутку и всерьез о том, что жизнь как перестрелка. Минуты затишья, уютное потрескивание дров в камине затерянной в лесах усадьбы радовали его недолго. Отдохнув душою, он снова рвался в бой. В водовороте дел он жил настоящею полнокровной жизнью бойца, по привычке жалуясь на здоровье, но по-прежнему мало считаясь с ним. Снотворное, сердечные капли, пилюли от головной боли глотал он в огромных количествах. (И попутно дотошно изучал медицину, считая, что уж раз на роду ему написано часто болеть, то свои болезни нужно знать профессионально).

А судьба готовила ему все новые и новые испытания — он ехал отдохнуть в свой любимый сестрорецкий Курорт, когда произошло крушение поезда. Кони выпал из вагона.

«Я разорвал себе в начале августа связки правого бедра и, пролежав три с половиною недели в чрезвычайных страданиях, все еще не выхожу, двигаясь по комнате на костылях», — писал Анатолий Федорович в сентябре 1900 года Сухомлинову.

Хромота осталась на всю жизнь. Сначала одна палочка, затем — два костылька стали его постоянными спутниками.

Он грустно шутил: отныне я со всеми на короткой ноге…