Вечный колокол - Ольга Денисова

Млад сглотнул и продолжил:

— Громовержец сказал мне, что нашу землю ведут под тень чужого бога. Ведут целенаправленно, и уход ополчения — одно из звеньев в этой цепочке событий. Мы должны защитить не только свою землю, но и своих богов, — Млад повысил голос, — ополчение не должно уходить из Новгорода! Я видел будущее, и мне было страшно! Враг куда опасней и коварней татар подбирается к нам!

Он замолчал, немного сбавил напряжение, и площадь ответила ему ревом: ему поверили. Не все, но поверили! Даже крикуны Свиблова на этот раз не стали свистеть.

Рядом с Младом немедленно встал молодой Воецкий-Караваев:

— Мой отец говорил о том, что ополчение не должно уходить из Новгорода. Наши разведчики из Ливонии, Швеции и Литвы давно предупреждали нас о том, что война готовится ими со дня смерти князя Бориса! Они заключают союзы, невозможные прежде, они объединяются против нас, и объединяет их вера. Крестовые походы не похоронены в далеком прошлом. Пытаясь напугать Москву, мы потеряем Новгород. Вместо того, чтобы бряцать оружием под окнами московских князей, постоим за свою землю! Наша победа на севере убедит Москву в нашей силе лучше, чем пустой поход на юг!

Засвистели только крикуны Черноты Свиблова, а на степень буквально взлетел один из сотников княжьей дружины:

— Меня никто не посмеет назвать трусом, я проливал свою кровь не в одной войне! И я говорю — ополчение не должно уйти из Новгорода! Не нужно никаких донесений разведки, чтоб понять — Новгород остается неприкрытым! Если ополчение уйдет под Москву, мы не наберем и десятитысячного войска, чтоб оборонять свои рубежи. Ивора Черепанова нет здесь, и я говорю от имени княжеской дружины: ополчение не должно уйти из Новгорода!

Воецкий-Караваев подтолкнул Млада в бок — требовалось закрепить успех.

— Боги не станут указывать нам путь, — сказал Млад, — решать мы будем сами. Но я видел, как горят города и рушатся крепости, я видел, как лик Хорса катится в Волхов, я видел, как падает изваяние громовержца в Перыни. Я видел…

Он осекся: толпа не слышала его, толпа смотрела на Великий мост. Шепот прокатился по вечевой площади и смолк. Казалось, замер весь Новгород, тишина была такой глубокой, будто Млад вдруг оглох. Надсадный тонкий звон в ушах нарастал, а с Великого моста отчетливо слышался скрип снега под ногами человека, одетого в белый армяк, с простым деревянным посохом в руках. Он шел к вечевой площади не торопясь, но двигался при этом удивительно быстро, словно и не шел вовсе, а плыл над землей. И скрипел под ним не снег, а морозный воздух, ставший вдруг густым и вязким.

— Белояр… — упал под ноги чей-то тихий вздох.

— Это Белояр… — прокатился по площади еле слышный ропот.

Мертвые не возвращаются к живым. Млад знал это слишком хорошо… Но мысли спутались, словно их накрыла невидимая, едва осязаемая сетка, Млад рванулся из силка, но прочные нити будто связали его по рукам и ногам. Такое было однажды, в Городище, перед гаданием, только не так откровенно, не так явно. Он почувствовал, как сливается с толпой, как становится каплей в шумном потоке воды, и тщетно старался вернуть себя, но только запутывался еще сильней.

Толпа расступилась, как и в прошлый раз, открывая волхву проход к степени, но тот остановился ровно на том месте, где в прошлый раз его настиг нож. И Млад уже не сомневался в том, что это Белояр, так же как в этом не сомневался никто на вечевой площади. Ничтожное «я» рассыпалось под ногами, словно пшенная крупа, и восторженное, упоительное «мы» топтало его сапогами.

— Все это — ложь! — прогремел над площадью голос Белояра, и посох указал прямо Младу в грудь, — это ложь и происки врагов! Я был там, где Правду не перепутаешь ни с чем! И я пришел сказать: вас обманывают, новгородцы! Борис убит Амин-Магомедом. Могущественная Османская империя точит ножи против нас, и цель ее — раздробить Русь на части, сделать так, чтоб каждый стоял сам за себя. Убедительные речи врагов Руси — ложь! Несметные полчища крестоносцев на западных границах — ложь!

Млад судорожно собирал самого себя, торопился, терял снова, и опять пытался собрать. Морок. Мертвые не возвращаются. Морок, лицедейство! Но какая сила стоит напротив него, какая сила! И с каким восторгом он подчиняется этой силе, растворяется в ней!

— И нож мне в спину воткнул тот, кто боялся моих слов на вече. Кто надеялся, что Казань и Крым смогут начать войну неожиданно для нас. И теперь снова хочет вывести их из-под удара, говоря о несуществующей угрозе. Но я пришел договорить — наши боги не позволят лжи и коварству взять над Правдой верх!

«Твой враг одет в белые одежды, слышишь? — раздался в голове голос громовержца, — Белые одежды, запятнанные кровью и облитые ядом».

Избранный среди избранных. Тот, с которым бесполезно тягаться. И Млад понял, почему: чужая сила плющила его, давила, как огромный валун, положенный на грудь. Он не мог ощутить себя собой, и был счастлив этим, и купался в этом счастье, и не мог добровольно от него отказаться.

— Всего два слова правды прозвучали со степени из уст этого человека, — посох снова указал Младу в грудь, — есть люди, наделенные силой волхвов, но без чести и совести использующие эту силу.

Млад поглядел на солнечный диск, повисший над горизонтом — Хорс ослепит каждого, кто станет долго смотреть ему в лицо. «Мне жаль, что ты боишься самого себя. Что ж, иди и неси свою избранность…» Боги! Что толку от избранности, если есть избранные среди избранных? «Я бы давно сбросил тебя вниз, если бы ты не знал: речь не о людских распрях». Боги! Слезы выступили на ослепших глазах, и боль вернула на место ощущение себя человеком.

— Новгородцы! — крикнул он и поднял руку, — Новгородцы, мертвые не возвращаются! А если они приходят, никто не знает, чего они желают живым!

И лица на миг повернулись к нему — сонные и удивленные.

— Мертвые возвращаются нечасто, — ответил тот, кто назвал себя Белояром, и голос его звучал громко, гораздо громче, чем мог бы говорить живой человек, — и лишь для того, чтоб вернуть справедливость. Ибо мертвецу никогда не будет покоя, пока его убийцы разгуливают по земле и безнаказанно поднимаются на степень, чтоб продолжать обманывать людей!

Голос, и посох, направленный Младу в грудь, пригвоздили его к невидимой стене за спиной.

— Предательство должно быть наказано! — упали в толпу слова человека в белых одеждах, и площадь всколыхнулась.

Он уходил, и никто не смотрел на него — люди ломились к степени, расталкивая бояр и стражу. Задние ряды «малых» людей давили передние, кто-то метнул топор, но он воткнулся в ограждение и, повисев секунду, упал вниз. Он уходил так же быстро, словно летел над землей — в сторону торговых рядов, и морок таял — оставалась разъяренная толпа.