Правда о деле Гарри Квеберта - Жоэль Диккер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не понимаю, это какой-то бред! Гарри мне говорил про мать! И часто говорил. Ничего не понимаю. Мать била Нолу! Он мне так сказал! Рассказывал, что избивала и топила.
— А что Квеберт теперь говорит?
— Недоступен. Я ему раз десять пытался звонить сегодня вечером. От него вообще уже два месяца никаких вестей.
— Звоните еще! Выкручивайтесь, как хотите! Поговорите с кем-нибудь, кто может вам ответить! Найдите объяснение, которое я завтра утром могу выдать журналистам, когда они на меня насядут.
В десять вечера я в конце концов позвонил Эрни Пинкасу.
— Да с чего ты взял, что ее мать была жива? — спросил он.
Я обомлел. И глупо ответил:
— Мне никто не сказал, что она умерла!
— Но тебе никто не говорил, что она жива!
— Говорил! Гарри говорил.
— Значит, он тебя подставил. Отец Келлерган переехал в Аврору один, с дочкой. Матери там не было.
— Вообще ничего не понимаю! Я сейчас с ума сойду. И кто я теперь после этого?
— Дерьмовый писатель, Маркус. Одно могу сказать: здесь у нас обиду проглотили с трудом. Целый месяц мы только и смотрели, как ты щеголяешь в телевизоре и во всех газетах. И все сказали, что ты несешь невесть что.
— Почему меня никто не предупредил?
— А о чем тебя предупреждать? Спросить, не сядешь ли ты, случайно, в лужу, написав про мать, которая к тому времени уже давно умерла?
— От чего она умерла? — спросил я.
— Понятия не имею.
— А как же музыка? И побои? У меня есть свидетели, они подтвердят.
— Свидетели чего? Что преподобный включал транзистор на всю катушку, чтобы преспокойно лупцевать дочь? Да, мы все это подозревали. Но ты в своей книжке пишешь, что отец Келлерган прятался в гараже, пока мамаша колотила девчонку. А проблема в том, что мамаши сроду не было в Авроре, потому что она умерла еще до переезда. Так как можно верить всему остальному, что ты говоришь в книжке? И еще ты мне сказал, что включишь мое имя в список тех, кого благодаришь…
— Я же включил!
— Ты написал в перечне других имен «Э. Пинкас, Аврора». А я хотел, чтобы мое имя было крупными буквами. Я хотел, чтобы обо мне говорили.
— Что? Но…
Он бросил трубку. Барнаски смотрел на меня злобно. И сказал, угрожающе тыча в меня пальцем:
— Гольдман, завтра вы первым же рейсом летите в Конкорд и улаживаете всю эту хрень.
— Рой, если я появлюсь в Авроре, они меня линчуют.
Он деланно засмеялся и ответил:
— Скажите спасибо, если просто линчуют.
* * *Неужели девочка, которая потрясла Америку, родилась в больном воображении писателя, из-за недостатка вдохновения? Как можно было так грубо упустить такую важную деталь? Информация Concord Herald была растиражирована всеми средствами массовой информации; правда о деле Гарри Квеберта оказалась под сомнением.
В пятницу, 24 октября, я с утра сел на рейс до Манчестера. Прилетев сразу после полудня, я взял напрокат машину в аэропорту и поехал прямо в Конкорд, в Главное управление полиции, где меня ждал Гэхаловуд. Он рассказал, что сумел выяснить по поводу прошлой жизни семьи Келлерган в Алабаме.
— Дэвид и Луиза Келлерган женятся в 1955 году Он — уже священник тамошнего цветущего прихода, и жена помогает делать его еще лучше. В 1960 году рождается Нола. Затем несколько лет ничего интересного. Но однажды летней ночью 1969 года в его доме случается пожар. Девочку в последний момент удалось спасти, а мать погибла. Через несколько недель пастор покидает Джексон.
— Через несколько недель? — удивился я.
— Да. И они едут в Аврору.
— Почему же тогда Гарри мне сказал, что Нолу избивала мать?
— Видимо, это был отец.
— Нет-нет! — воскликнул я. — Гарри говорил именно про мать! Это была мать! У меня и записи есть!
— Тогда давайте послушаем ваши записи, — предложил Гэхаловуд.
Мини-диски были у меня с собой. Я разложил их на столе у Гэхаловуда и попытался сориентироваться по наклейкам на конвертах. Я рассортировал их довольно строго, по людям и по датам, но нужная запись почему-то никак не попадалась. Тогда, вытряхнув всю сумку, я наконец нашел завалявшийся последний диск, без даты. И сразу вставил его в плеер.
— Странно, — сказал я, — почему я не поставил дату на диске?
Я включил аппарат. Мой голос произнес, что сегодня вторник, 1 июля 2008 года. Я записывал Гарри в тюремном зале для свиданий.
— Вы из-за этого решили уехать? Вы же договорились уехать вместе вечером тридцатого августа — почему?
— А это, Маркус, из-за одной ужасной истории. Вы записываете?
— Да.
— Я вам сейчас расскажу очень важную вещь. Чтобы вы поняли. Но я не хочу, чтобы это пошло дальше.
— Не беспокойтесь.
— Знаете, эта наша неделя на Мартас-Винъярде… На самом деле Нола не говорила родителям, что она у подруги, она просто сбежала. Уехала, никому ничего не сказав. Когда я снова ее увидел, на следующий день после возвращения, она была ужасно грустная. Она сказала, что мать избила ее. У нее все тело было в синяках. Она плакала. В тот день она мне рассказала, что мать наказывает ее за любой пустяк. Что она ее бьет железной линейкой, а еще проделывает с ней ту мерзость, какую они творят в Гуантанамо, как бы топит: наливает таз, хватает дочь за волосы и сует головой в воду. Говорит, для того, чтобы ее освободить.
— Освободить?
— Освободить от зла. Что-то вроде крещения, я так думаю. Иисус в Иордане или что-то вроде. Я сначала не мог поверить, но доказательства были налицо. Тогда я спросил:
«Кто же с тобой так обращается?» — «Мама». — «А отец почему не вмешивается?» — «Папа запирается в гараже и слушает музыку, очень громко. Он всегда так делает, когда мама меня наказывает. Не хочет слышать». Нола не могла больше, Маркус. Она больше не могла. Я хотел разобраться с этой историей, повидаться с Келлерганами. Это надо было прекратить. Но Нола умоляла меня ничего не делать, говорила, что у нее будут страшные неприятности, что родители точно увезут ее из города и мы больше никогда не увидимся. Но так продолжаться не могло. И вот ближе к концу августа, числа двадцатого, мы решили, что надо уехать. Быстро. И тайно, конечно. Мы назначили отъезд на тридцатое августа. Хотели доехать до Канады, пересечь границу в Вермонте. И отправиться, например, в Британскую Колумбию, поселиться в бревенчатой хижине. Прекрасная жизнь на берегу озера. И никто бы никогда не узнал.
— Так вот почему вы оба решили бежать?
— Ну да.
— Но почему вы хотите, чтобы я никому не говорил?
— Это только начало истории, Маркус. Потому что потом я обнаружил ужасную вещь насчет матери Нолы… (Звонок.) Голос охранника: время истекло.
— Мы поговорим об этом в следующий раз, Маркус, — сказал Гарри, поднимаясь со стула. — А пока, главное, держите это при себе.
— И что же он обнаружил насчет матери Нолы? — нетерпеливо спросил Гэхаловуд.
— Не помню, что было дальше, — ответил я, лихорадочно роясь в других дисках.
Вдруг я застыл, побледнев, и воскликнул:
— Нет, это невероятно!
— Что, писатель?
— Это была последняя запись Гарри! Вот почему на диске нет даты! Я совершенно забыл. Мы так и не закончили этот разговор! Потому что дальше выяснилось про Пратта, потом Гарри не хотел, чтобы я записывал на плеер, и я делал записи в блокноте. А потом была эта утечка из издательства, и Гарри на меня рассердился. Как я мог быть таким дураком?
— Нам обязательно надо поговорить с Гарри, — заявил Гэхаловуд, хватая пальто. — Мы должны знать, что он обнаружил про Луизу Келлерган.
И мы отправились в мотель «Морской берег».
К нашему удивлению, дверь номера 8 нам открыл не Гарри, а какая-то высокая блондинка. Мы спустились к администратору, и он нам попросту сказал:
— В последнее время тут не было никакого Гарри Квеберта.
— Это невозможно, — возразил я. — Он тут жил несколько месяцев.
Администратор по просьбе Гэхаловуда просмотрел журнал записей за последние полгода. И решительно повторил:
— Нет Гарри Квеберта.
— Этого не может быть, — вспылил я. — Я его сам здесь видел! Высокий мужчина, седой, встрепанный.
— А, этот! Да, был такой человек, часто болтался на парковке. Но номер он здесь не снимал.
— У него был восьмой номер! — взорвался я. — Я знаю, я не раз видел, как он сидит перед дверью.
— Да, он сидел под дверью. Я его очень просил уйти, но он каждый раз совал мне стодолларовую бумажку! За такие деньги он мог сидеть, сколько хочет. Он говорил, что с этим местом у него связаны приятные воспоминания.
— А когда вы его видели в последний раз? — спросил Гэхаловуд.
— Ну как… Да уже несколько недель назад. Точно помню, что перед тем, как уехать, он сунул мне еще сотню за то, что если кто-нибудь позвонит и спросит восьмой номер, чтобы я сделал вид, будто переключаю вызов, а телефон бы продолжал звонить просто так. Он вроде бы куда-то торопился. Это было сразу после ссоры…