Плач богов (СИ) - Владон Евгения

В этом и была его главная ошибка. Каждый раз приходя сюда или где ещё встречаясь с Нейтаном Хейурдом, Киллиан наивно надеялся, что сумеет как-то достучаться до сознания отца. До человека, чей нрав и выдубленная за полвека жизненными ударами и невзгодами несгибаемая натура ни разу не преклонялась ни перед кем и ни чем, никогда не шла на уступки, диктуя всем и вся лишь собственные правила и требования.

Даже сейчас, после столь проникновенного монолога своего единственного внебрачного сына, ни на его лице, ни во взгляде чёрных цыганских глаз не дрогнуло и не проскользнуло ни единого намёка на какое-нибудь внутреннее переживание или эмоциональное волнение. Более того, его лепные губы продолжали сохранять словно в мягком тлении снисходительную улыбку неоспоримого хозяина положения, от безапелляционной воли которого решается любой исход любого спора и встречи.

- Что ж, не вижу смысла что-то добавлять и в чём-то тебя переубеждать. Отчасти, или же со своей позиции, ты конечно же прав. – даже рука, поглаживающая всё это время голову и холку окончательно разомлевшего Пайка, ни разу не сбилась с размеренного ритма, ни дрогнула и не прервала своих монотонных движений. – Но только отчасти. И, если ты думаешь, что моя пассивность на твоё нынешнее поведение – это всего лишь мое предсказуемое нежелание отвечать на твой негатив прямо здесь и сейчас (и не важно в какой форме), то ты крайне заблуждаешься. Как ты ранее подметил, мне действительно есть с чем сравнивать. Я прекрасно помню себя в твоём возрасте, как реагировал на те или иные вещи, насколько был импульсивным и упрямым, считая свою правоту истиной в последней инстанции. И так же я помню, как со временем и приобретённым с годами бесценным опытом менялось моё отношение к некоторым когда-то важным приоритетам, и как приходилось переосмысливать большую часть так называемых жизненных ценностей. И раз уж судить по собственному прошлому, опираясь на личный характер и отсутствие определённых знаний по многим вопросам, могу сказать, что я нисколько не удивлён твоей реакции. Увы, но мы из той породы, которой приходится учиться на собственных ошибках, игнорируя в упор чужие примеры и чьи-то дельные советы. Поэтому я ничего и не предпринимаю (пока что). Просто наблюдаю со стороны и жду. Потому что знаю. Однажды это всё равно произойдёт. Ты сам придёшь к тем выводам, от которых так упорно сейчас отмахиваешься и не желаешь принимать на свой счёт, думая, что ты какой-то особенный и не такой, как все. Всему своё время. И твоё ещё не настало.

- Как это трогательно. Надо будет записать по возвращению домой в виде памятки на будущее. Или даже повесить на стенку, в рамку и под стекло. Кто его знает, а вдруг сбудется.

Кажется, в эти секунды за пределами окружающей комнаты и вправду замирает весь мир, в страхе издать хоть малейший шум, наблюдает затаив дыхание в окна и в «замочные скважины». Отец и сын. Никто не собирается отводить взгляд первым, как и снимать с лица защитную маску. Слишком непреодолимая между ними стена недопонимания и полного неприятия друг другом. Слишком много накопилось обид, затаённой злобы, невысказанных вслух претензий. Быть настолько похожими и одновременно чужими, чуть ли не до отталкивающей неприемлемости… И каждый соблюдает свою собственную дистанцию, не собираясь подпускать к себе другого ни на дюйм ближе установленных меж собою границ.

Извечная игра, вошедшая в привычку борьба двух поколений, в которой никогда не было и не предопределиться победителя. Сколько бы они вот так вот не встречались и не проявляли попыток сблизиться, всякий раз в итоге расходились ни с чем, оставаясь каждый при своём.

- Ты поэтому ничего не предпринимаешь и не делаешь? Хочешь, чтобы я сделал это сам? Пришёл к тебе в полном покаянии и попросил то, о чём никогда не стал бы и не стану тебя просить, находясь в здравом уме и при трезвой памяти?

- Никогда не говори никогда. И в том, что некоторые нуждаются и просят помощи нет ничего зазорного.

- А ты не боишься, что когда-нибудь мне всё это просто надоест, и я просто больше не приду к тебе? Подобный разворот событий ты не допускал в свои фантазии?

- Конечно, допускал. Но разве не надежда умирает последней?

***

Солнце близилось к зениту, как и день к полудню, неспешно, медленно, на манер тяжёлых, наливающихся дождём пока ещё белых облаков, впрочем, как и всё, что происходило на Юге. Даже время, казалось, здесь замедляло свой ход. Давило на сознание и веки вместе с раскалённым воздухом и парниковой влажностью, эдаким невидимым оружием, к которому либо в итоге привыкаешь, либо оно медленно, но верно убьёт свою жертву, буквально затопив той лёгкие изнутри. Кто сильнее, как говорится, или упрямей.

Киллиан вышел на крыльцо «Ночной Магнолии» и на несколько секунд остановился на верхних ступенях, болезненно щурясь и постепенно привыкая к яркому светилу и жахнувшему со всех сторон тепловому удару, будто полыхнувшим из преисподней спёртым дыханием адского жара. Постоял совсем немного, оглядывая маленький двор заведения и всё ещё оживлённую за его забором улицу (всё-таки забавно видеть в таком месте ухоженные палисадники с буйно цветущими каннами, петуньями и садовыми орхидеями). Пайк тоже временно присел у ноги хозяина, совершенно не сетуя на то, что его выдернули из более прохладного жилища ещё и из-под руки Хейуорда-старшего. Как-никак, но приказы он всегда и с полной готовностью исполнял лишь от одного человека.

Возвращаться домой по растущей жаре и в нынешнем состоянии, как-то не особо тянуло. Похоже, его ещё малость потряхивало изнутри. Встречи и разговоры с виконтом – лордом Саффолком, обычно так и заканчивались – ощутимой потерей эмоциональных сил и лёгкой нервной дрожью в теле. Всегда после них хотелось принять охлаждающий душ или погрузиться с головой в горное озеро (жаль, что до ближайшего нужно было добираться не меньше полусуток). Одежда к спине липла так, словно за шиворот ливанули кружкой горячего масла. Ещё немного и по вискам и шее заскользят моментально набухающие капли едкого пота. И к довершению не самых приятных ощущений – подрезанное разговором с отцом моральное состояние.

Лучшее лекарство от всяческих упаднеческих настроений, конечно же, труд, но сегодня он работал в ночь, а начинать что-то делать по дому или для дома – не лучшая идея, когда на горизонте опять затягивается небо, предвещая если и не повторение вчерашнего шторма, то скоротечного ливня в любом случае. Как бы там ни было, но пара часов в запасе у него имелась.

Долго раздумывать не стал. Быстро сбежал по ступенькам (Пайк, естественно, сразу же рванул следом) и выйдя в открытые кованые ворота, свернул опять вверх по улице в сторону Торговой Площади. Где-то через полчаса уже подходил к Картер Лейн, от которой до границы города уже было рукой подать. Там-то и увидел у каретного двора большой вместительный фургон, в который к этому времени успели поднабиться наёмные рабочие из плантаторского посёлка (видимо, приезжали на рынок или испытывали удачу на ярмарке по найму*).

- Лишнее место найдётся? – повысив голос, Хейуорд обратил к себе нужное внимание оживлённого городской вылазкой пролетариата.

- Ежели не побрезгуешь половицами, отчего же не найдётся-то?

- Отродясь ими не брезговал. Главное, до Лейнхолла подбросьте.

- Ну лезь, коли штаны не жалко.

Ему даже чутка помогли – уж слишком высокая посадка у фургона. Забрался быстро и свесил ноги над запятками, похлопав ладонью по крепкой доске рядом с собой. Пайку большего и не нужно было, запрыгнул вслед за хозяином и довольно щурясь уселся чуть ли не впритык к бедру молодого мужчины, подставляя грудь, холку и голову под всяк желающую руку его потрепать и погладить.

- Красава. Небось породистый какой.

Киллиан сдержанно улыбался и наблюдал за реакцией старого пса. Можно сказать, они были с ним схожи во многих чертах и привычках, дополняя один другого, как два разных элемента, но одного целого. Вроде и порода присутствуют, а неженками не назовёшь, могут променять удобный кожаный диван на жёсткий деревянный пол в рабочем фургоне.