Простые желания - Арина Предгорная

голосу, который иногда говорил с ней на грани яви и сновидений. «Не приходи, пожалуйста. Просто молчи. И так тошно». Ответом ей была тишина и пустые, без образов, сны.* * *

Виррис равнодушно приняла визит господина Зоратта и его цветы — насыщенного алого цвета, с переходом в пурпур, крупные, с плотными бархатными лепестками, с одуряющим ароматном спелой малины. Элге порывалась избежать совместного чаепития под благовидным предлогом, но старшая не дала, зато взглядом намекнула, что иначе мужчина дальше порога допущен не будет. Глядя на покачивающуюся от слабости Вир, сдалась и поддержала пустой вежливый разговор за столом. На узком лице Зоратта держалась маска спокойной доброжелательности, только светлые аквамариновые глаза выдавали вину с примесью тоски.

Во второй половине дня посыльный доставил хорошенькую плетёную корзиночку, перевязанную кокетливым бантом. В корзиночке обнаружилась открытка с пожеланиями скорейшего выздоровления и знатная горка крупных ягод малины. На ягоды Виррис посмотрела как на недозрелый крыжовник, но гостинец приняла.

И в последующие дни Бьорд непременно присылал какой-нибудь милый и приятный подарок, а вечером или в первой половине дня приезжал сам — пусть всего на полчаса. Бумажку с адресом торговца опасными ядами Элге ему передала, попросив держать в курсе поимки нарушителя. Зоратт качнул головой:

— Не нужны вам подробности, леди Элге. Леди Адорейн намеренно он не травил, в этом плане предъявить ему нечего, но… Я найду чем призвать его к ответу, будьте уверены.

О странном нападении на Вир Зоратту она так и не сказала.

Виррис при этих беседах не присутствовала. Вниз она спускалась только для приёма пищи, а к Зоратту больше не вышла ни разу. Не споря с Элге после непростого примирения, покладисто проводила время преимущественно в постели, отсыпалась, набиралась сил, возвращала лицу естественные краски и свежесть. Утром бралась за пяльцы и тонкие шёлковые нитки, вечером, когда за окном высыпали яркие звезды, хорошо различимые в зимнем небе, зажигала светильники и читала. Элге и Сиона по очереди дежурили около неё, по часам давая целебные снадобья.

Элге задержалась в своем домике ещё на две ночи, и лишь на третье утро отправила мужу записку о своём возвращении. Сам он так и не явился с визитом вежливости к захворавшей, чему последняя, не таясь, радовалась. А Элге… Девушка прокручивала на пальце сдержанно — роскошное обручальное кольцо, понимая, что тосковать по Маду ей было попросту некогда. Но не выветрились же чувства за столь незначительный период?

Несмотря на оставшуюся неловкость в общении, прощались сёстры с теплотой.

— Плюнь на Мада, — просила Элге. — Догадываюсь, что видеть его ты тоже не хочешь, но не отказывайся от моих приглашений. Муж часто отсутствует дома по делам службы — мы могли бы побыть вдвоём без лишних глаз.

Вир тягостно вздохнула.

— Постараюсь.

— И… пожалуйста, никаких идиотских мыслей, Вир! Я у тебя есть — всегда, что бы ни случилось.

За младшей леди Форриль приехал один Лерд, погрузил незначительный багаж, усадил обеих женщин в тёплое нутро экипажа и повёз назад, в огромный особняк. Любящий супруг находился на службе.

Элге отодвинула шторку и смотрела на дорогу, на проплывающие мимо присыпанные снегом домики, торговую улочку с нарядными прилавками, прохожих, закутанных в меха и толстые зимние одежды, резвящихся на улице детишек. В той части городка, в которой прошла почти половина её жизни, царило веселье. Свернули в свой район Леавора — с чопорными домами аристократов за изящными оградами и строгими заборами, и возница притормозил лошадей. Девушка в замешательстве приоткрыла окно.

— Что случилось, Лерд?

— Второй экипаж, леди. Здесь слишком узко, не разъехаться. Надо немного подождать, пока барон выйдет. Вон, слуги таскают вещи — никак уезжает кто. Сейчас погрузятся, сядут и дальше по улице проедут, а мы следом. Так и разойдёмся.

— Барон?..

— Ну да, вроде это их особняк, барона и дочки его. Запамятовал их имя… Этот… с которой молодой хозяин был обручён, а потом обручение, значит, разорвали, а хозяин женился на вас. Ой, простите, леди, совсем не думаю, что болтаю!

Элге медленно, как во сне, потянула за ручку дверцы и выбралась из тёплого экипажа.

— Сиона, оставайся внутри, — велела она, не слыша собственный голос за грохочущим пульсом в ушах.

Широкая улица, огороженная двумя рядами высокого кустарника, буйно цветущего в летнее время, в этой части сужалась так, что разъехаться двум средствам передвижения можно, если плотно прижаться почти к самой обочине. Экипаж барона частично перегораживал проезд, и возницы на козлах не наблюдалось. Эта картинка не отпечаталась в её голове — девушку как магнитом тянуло к выдержанному в серо-коричневых тонах дому барона, похожему на небольшой замок.

На деревянных ногах обошла карету и посмотрела на владения титулованного хозяина, недавно входившего в Малый королевский Совет. Краем уха слышала, что место советника при Бастиане Лигарте Остебан Иджеру то ли потерял, то ли его отправили переводом в какое-то министерство, не в Леаворе. Скандальное или нет — не знала: прислуга о таком не болтает, а в обществе слухи ходили настолько дикие и неправдоподобные, что Элге разве что уши не затыкала, чтобы не слышать, как сплетницы смакуют подробности.

Особняк производил угнетающее впечатление своей ослепительной роскошью. Много лепнины, сложный узор витражных окон, золочёный герб над главным входом. Гербы на ограде, и на дверце рядом стоящего экипажа, выше и шире форрильского. За её спиной что-то спросил возница; Элге не слышала, приблизилась к забору и застыла, сама не зная, зачем. Сердце отбивало ритм в самом горле, ладони сделались неприятно липкими, и она торопливо вытерла их.

Из ворот вышла высокая стройная девушка в лазурных мехах и шляпке, игриво сидящей в чёрных пышных волосах. На одно плечо спускались крупные локоны, прихваченные сверкающей камнями заколкой. Лицо леди наполовину скрывала тёмная прозрачная вуаль в мелкую бархатную крапинку, руки прятались в пушистую муфту, а губы в этот раз были тронуты нежной светлой краской. Девушка повернулась в сторону замершей Элге, несколько секунд молча разглядывала её, потом откинула с лица вуаль и посмотрела в упор — невозможно прекрасными синими