Простые желания - Арина Предгорная

позвать на помощь не можешь. И ещё на несколько минут пропало зрение, всё сделалось таким мутным. Я видела силуэты людей рядом, двое их, кажется, но не могла разглядеть. И они молчали.

Элге боялась пропустить хоть слово, перед глазами так и стояла эта картина.

— Решила, что хотят ограбить: один из напавших склонился надо мной, залез под накидку, но кулон не снял, зато зачем — сдёрнул с головы шляпку, а потом потрогал серёжки в ушах. И вынул их. — Голос Виррис звучал глухо, словно издалека. — Было…это так страшно, Элге, лежать и не иметь возможности двинуть хоть пальцем. Кошель остался при мне, колечко тоже.

Элге протолкнула поглубже в горло вязкий ком. Но всё-таки, на всякий случай переспросила, мало надеясь, что ответ её успокоит:

— Так это были грабители, раз взяли серьги?

— Не знаю! Серьги я нашла выброшенными в ближайший сугроб. Странный способ грабить, не находишь? Думала даже, что кто-то из дамочек-заказчиц решил припугнуть, чтобы держалась подальше от чьего-нибудь муженька. Бесполезно доказывать, что вовсе не я капаю слюной на вот это вот старое, лысеющее, с пузом, за которым не видно земли под ногами!.. Способность двигаться вернулась ко мне через несколько минут, но на улице уже никого не было. Никого, Элге… Никто ничего не видел, никто не помог… Эта беспомощность, зависимость от чужой силы ужасна.

«Мерзавец», — холодной яростью полыхнула Элге. — «Аккуратно и незаметно»! Сама аккуратность, как же! Нет, ну какая скотина! Натуральный змей!»

Как могла, успокоила Вир, но кто бы её саму успокоил! С кем бы посоветоваться, что делать? Посвящать в свои семейные проблемы Виррис Элге не стала. Зоратт, при всём его вспыхнувшем неравнодушии к кареглазой сестре, тоже не тот кандидат в доверенные лица. Он кажется надёжным, но эти общие дела с Форрилем… «Столько людей вокруг меня, а довериться и некому. Нет верного защитника против влиятельного змея-Тивиса», — с горечью пронеслось в мыслях Элге, пока собственный голос почти ворковал над заново переживающей вчерашнее нападение сестрой.

На ночь девушка осталась дежурить возле постели Виррис, а Сиону разместили в бывшей девичьей комнатке Элге. Та отнекивалась, отказывалась, порывалась лечь спать на единственном узком диванчике на первом этаже, но в итоге сдалась напору хозяйки.

Когда — то девушки могли подолгу болтать в темноте, перед тем как разойтись спать. В этот раз непринуждённого щебетания не слышно: Виррис, которой помогли искупаться и сменить бельё, тихо ворочалась в своей постели, а Элге ломала голову, хватит ли у неё опыта играть новую роль в семье мужа. Боролась с разочарованием, неуверенностью в благополучном будущем, снова ударялась в самоедство: её брак со лжи начался, ложью и притворством и продолжается. Пользуясь отсутствием форрильского контроля, перед сном приготовила себе отвар, предохраняющий от беременности на ближайшие три месяца. Мад ещё не штурмовал её спальню, но теперь она считала себя вправе играть по новым правилам. Игрок из неё, конечно, весьма посредственный, с лордом Форрилем-старшим не тягаться, но хоть какая — то уверенность в себе, хоть капля.

…А ещё летом мысль о светловолосом зеленоглазом малыше была такой желанной.

— Вир? — позвала девушка в темноте.

— Что?

— Ты ему не безразлична.

Вряд ли стоило заговаривать с ней на эту тему — это их личный вопрос, не Элге вмешиваться, но в эту минуту ей остро захотелось убежать от своих тягостных дум.

— Кому? — после паузы отозвалась Виррис с деланным непониманием.

Зашуршала ткань: старшая взбила подушку повыше и повернулась лицом к младшей.

— Господину директору.

В виррисовом голосе звякнул металл, через несколько мгновений сменившийся на сбивчивый шепот:

— Что-то не видела я никакого небезразличия, когда он заключал меня в эту мерзость. Прости меня, Эль, я заслужила наказание за то, что с тобой делала… Прости. Пока нет света, говорить проще… Но я бы и не собиралась больше, никогда, я не осознавала, какой это вред для тебя, как опасно! Я никогда, никогда не хотела тебе… у меня больше никого нет. Но эта клятва-печать… Он призывал силу, он и пальцем не тронул, а меня будто вываляли в липкой гадости. Закрыл, запер, дышать невозможно, спину ровной держать невозможно, видеть, как раньше, невозможно — краски тусклые, всё серое, невыразительное. Я не хотела выходить из дома — боялась, что все сразу поймут, что это…видно.

— Я была против установки клятвы, — дрогнувшим голосом сказала Элге.

— А твой муж и этот господин — за, — с нажимом напомнила сестра. — Если бы хоть что-нибудь другое, а не этот кошмар! А он плёл свое заклинание, и всё смотрел своими глазищами — ты видела, какие у него глаза? Зрачки так и проковыривают в тебе дырку!

— Это из-за очень светлого цвета радужек. У многих северян такие глаза, — пробормотала младшая.

— Да мне всё равно, кто он! Он меня запер, сколько бы раз я этого не заслуживала!

— Он снял ограничитель, Вир.

В ответ прилетело молчание, наполненное чистым ошеломлением. Элге вздохнула и продолжила:

— Господин Бьорд собирался тайно от Мада и его отца разрушить твою печать. Понял, насколько тебе плохо с ней. Знаю, звучит так себе: собирался, значит, должен был подступиться и сделать, а не отступать в нерешительности, но я о причинах поведения гадать не могу. Ведь и к тебе порой подступиться непросто. Но теперь он её снял. И никто не должен об этом знать.

— Я… никому не проболтаюсь, — донёсся до Элге деревянный голос. — Но это не повод надеяться на то, что я…

— Да я тебя в настоящее время и спасибо ему не прошу сказать, — примирительно сказала девушка. — Хотя считаю, что надо. Просто… господин Бьорд искренне беспокоится о твоем самочувствии, обещал заехать с утра.

Виррис фыркнула и снова надолго замолчала.

— Хорошо. Я приму его завтра. Господин Зоратт может заглянуть к нам на чашку чая. Но ему не на что надеяться, Элге.

* * *

Уплывая в сон, беззвучно обратилась к тому незнакомому низкому