Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1 - Петр Александрович Дружинин

15 февраля 1949 г.[767] на заседании Политбюро ЦК принимается постановление «Об антипартийных действиях члена ЦК ВКП(б) т. Кузнецова А. А. и кандидатов в члены ЦК ВКП(б) тт. Родионова М. И. и Попкова П. С.», где вина за организацию ярмарки возлагается на трех поименованных лиц и квалифицируется как «антигосударственное действие». Но постановление идет и дальше, указывая, что эти действия

«явились следствием того, что у тт. Кузнецова А. А., Родионова, Попкова имеется нездоровый, небольшевистский уклон, выражающийся в демагогическом заигрывании с ленинградской организацией, в охаивании ЦК ВКП(б), который якобы не помогает ленинградской организации, в попытках представить себя в качестве особых защитников интересов Ленинграда, в попытках создать средостение между ЦК ВКП(б) и ленинградской организацией и отдалить таким образом ленинградскую организацию от ЦК ВКП(б)»[768].

Таким образом, судя по формулировкам, фигуранты этого постановления вынуждены были ожидать и более серьезных последствий. По-видимому, именно в ходе принятия постановления, когда обсуждался вопрос о таком пагубном явлении, как «шефство», которое негласно взяли над Ленинградом Кузнецов и Родионов, вспыльчивый Н. А. Вознесенский, выступая на заседании, сам того не ведая, положил голову на плаху. Об этом свидетельствуют строки постановления: «В этом же свете следует рассматривать ставшее только теперь известным ЦК ВКП(б) от т. Вознесенского предложение “шефствовать” над Ленинградом, с которым обратился в 1948 году (после смерти Жданова. – П. Д.) т. Попков к т. Вознесенскому Н. А.»[769], что и было отражено в итогах постановления: «Отметить, что член Политбюро ЦК ВКП(б) т. Вознесенский, хотя и отклонил предложение т. Попкова о “шефстве” над Ленинградом, указав ему на неправильность такого положения, тем не менее все же поступил неправильно, что своевременно не доложил в ЦК ВКП(б) об антипартийном предложении “шефствовать” над Ленинградом, сделанном ему т. Попковым»[770].

Судя по тому обстоятельству, что Сталин собственноручно вписал в выводах слова «указав ему на неправильность такого положения»[771], он еще сомневался в виновности Вознесенского. К тому же Сталин явно был в курсе, что наряду с прочими прозвищами именно его в ЦК нередко именовали «шефом», да и вообще это было распространено тогда в качестве нарицательного имени для руководителей. 15-го числа Вознесенский написал Сталину письмо, которое тогда же было передано Поскребышевым главе государства. Испуганный Вознесенский находился в совершенно несвойственной ему роли – он в страхе оправдывался:

«Товарищ Сталин! В связи с сомнением, которое Вы высказали по моему адресу на прошлом заседании Политбюро по вопросу о “шефстве”, мне хочется еще раз сказать Вам, что вчера, как и раньше, я сказал Вам, конечно, чистую правду. ‹…› Моя партийная совесть перед ЦК и лично перед Вами абсолютно чиста. Доверие товарища Сталина и преданность товарищу Сталину для меня святая святых»[772].

Хотя Сталин явно был раздосадован таким «поступком» Вознесенского, одного обвинения в шефстве было мало: «Факты, факты мне надо!»[773] – эта особенность Сталина, доверявшего представленным ему фактическим доказательствам, была известна окружению. Но предоставление фактов для доказательства вины Вознесенского было уже делом Маленкова.

Кузнецов 18 февраля также отправил Сталину традиционное в таких ситуациях покаянное письмо:

«Товарищ Сталин!

Искренне заявляю, что Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 15 февраля 1949 г., в котором мои действия квалифицируются как антипартийные, и снятие меня за это с поста секретаря ЦК ВКП(б) с объявлением выговора считаю правильным ‹…›.

Прошу ЦК ВКП(б) дать мне возможность на любой работе искупить свою вину перед ЦК и Вами, товарищ Сталин»[774].

Но если по поводу судьбы Вознесенского Сталин еще не принял окончательного решения, то по поводу Кузнецова и ленинградского руководства выбор был сделан:

«– Накопилось слишком много опасных сигналов о деятельности ленинградского руководства, чтобы можно было дальше не реагировать. Поезжайте, товарищ Маленков, и хорошенько разберитесь во всем. У товарища Берии еще есть некоторые данные…

– Хорошо, товарищ Сталин, сегодня же выезжаю ночным поездом»[775].

21 февраля 1949 г. Г.М. Маленков с В.М. Андриановым[776] и прочими приехал в Ленинград. Одно то обстоятельство, что Маленков не остановился ни в Смольном, ни в резиденции Ленинградского обкома, а жил в том же специальном вагоне, в котором приехал из Москвы, уже свидетельствовало о многом. В тот же день было проведено заседание бюро обкома ВКП(б), а 22-го числа – объединенный пленум обкома и горкома, на которых секретарь ЦК выступил с докладом о постановлении Политбюро. Выступление Георгия Максимилиановича, несмотря на спокойный тон, произвело сильнейшее впечатление и казалось от монотонности оратора еще более убедительным: «Товарищ Маленков выступал на пленуме очень спокойно, но чрезвычайно веско, так что Попков чернел»[777].

Расчет Сталина оказался верен, и создававшийся им долгие годы механизм – «вертикаль власти» – сработал безукоризненно: многие согласились с точкой зрения Политбюро ЦК и стали каяться в том, о чем впервые слышали. Таким образом, под давлением Маленкова была достигнута и цель пленума – единогласно принята заранее подготовленная и привезенная из Москвы резолюция, сняты с должностей почти все руководители обкома и горкома, а в качестве первого секретаря обкома и горкома был утвержден ближайший соратник Маленкова – член Оргбюро и бывший заместитель начальника Управления по проверке партийных органов ЦК ВКП(б) В. М. Андрианов. Именно под четким и очень умелым руководством Андрианова проходила «большая чистка» в Ленинграде и области в последующие годы.

В контексте данного события – выезда секретаря ЦК «на место» для разъяснения позиции ЦК ВКП(б) – вспоминается точно такой же выезд А. А. Жданова в 1935 г. после постановления ЦК от 23 июня 1935 г. «Об ошибках Саратовского крайкома ВКП(б)». Последним пунктом этого постановления было решено «командировать в Саратовский край секретаря ЦК ВКП(б) т. Жданова, которому поручить проверить работу Саратовского крайкома и горкома и состояние актива в Саратовском крае»[778].

Тогда против саратовских партийных органов были выдвинуты серьезные обвинения: «опрокидывание основ устава партии», «грубое нарушение линии партии в деле воспитания и выращивания кадров», «грубые политические ошибки»; в вину вменялся даже впоследствии распространенный в сталинском руководстве механизм решения крупных вопросов в порядке «опроса»…

Реакция коммунистов была аналогичной. «Подавляющее большинство членов бюро крайкома свои ошибки признало и искренне желает их исправить и начать работать по новому», – констатировал Жданов на пленуме крайкома[779]. На самом пленуме, за исключением единичных выступлений, также были признаны все указанные в постановлении ЦК ошибки, а решение пленума начиналось словами:

«Пленум Саратовского крайкома ВКП(б) признает совершенно правильным постановление Центрального Комитета ВКП(б) от 23 июня “Об ошибках Саратовского крайкома ВКП(б)”. Это постановление и работа, проведенная секретарем ЦК ВКП(б) товарищем Ждановым, являясь образцом руководства сталинского ЦК ВКП(б), оказывает огромную помощь…»